Жизнь Сильвии была довольно однообразным существованием среди забот около жертвенника, который тогда был нечто иное, как лампада из пожертвованного народом масла, помещенная в углублении из камней, защищавших ее от ветра, а чтоб не гаснуть от дождя, она имела над собою крышу, прибитую к стволу старого, векового дуба, считаемого тоже за священный, но не имевшего о своем происхождении никаких легенд, как и самый культ Весты неизвестно когда и как ввелся в Лациуме, перенятый у каких-либо иных дикарей, о чем предания не сохранились.
Как целомудрие не было обязательно для альбанской весталки на всю жизнь, так и огонь, горевший в камнях жертвенника, лишь старались поддерживать неугасимо, но его случайное потухание тогда не вело за собой ничего важного; за двумя весталками не было никакого надзора; старуха служила им лишь защитницей, как взрослая детям, кухаркой, прачкой, швеей, – исполнительницей всего, что им было не под силу или они не умели.
В досужее время Сатура рассказывала весталкам сказки, сидя с ними по целым вечерам вне изгороди их жилища, на бревне или камне среди прелестной поляны в лесу, где струился ключ чистой воды, служивший им для питья, а вдали виднелся крутой обрыв, ведущий к Неморенскому озеру, на противоположном берегу которого, почти невидный за дальностью расстояния, чернел тот священный лес, где обитал страшный Нессо у жертвенника кровожадной Цинтии.
Весталки помогали старухе в шитье, пряже, стряпне, не столько по обязанности или нужде, как от скуки; они бродили по лесу за грибами и ягодами вблизи своего жилища: у них были кошки, собаки, овцы, козы, которыми они тешились, играя с ними по-детски.
Приходившие поселянки говорили им о женихах. Сильвия знала, что по желанию и согласию ее отца, Квирин умыкает ее себе женою в племя марсов за горы и ждала этого события со дня на день. Она знала и причину, отчего Квирин не приходит за нею, – марсы тогда делали набег на самнитов; молодому вождю хотелось достать побольше добычи к свадьбе, чтобы ввести жену в богатый дом. Самниты дали отпор марсам и сами их ограбили; поэтому Квирин ушел грабить других соседей для добывания себе свадебной обстановки.
Все это делалось у италийских дикарей совершенно просто и законно, как нечто обычное, должное; даже незаконный набег Амулия с альбанцами рамны скоро забыли и перестали на них злиться, утешив Нумитора отдачею лучшей красавицы в жены.
Так проходила жизнь Сильвии в течение нескольких лет ее уединения у огня Весты, – жизнь мирная, идиллическая, простая.
Одичалая старуха передавала девушке особенные, своеобразные понятия о природе и причинах разных явлений.
Ветер – это небесный пастушок; он стережет и гонит стада облаков.
Видом своим ветер – веселый, кудрявый мальчик, состоящий из одной головы с ушами, которые удлинились в виде крыльев. Мальчик постоянно летает по Лациуму и дует; когда он улетит в Альбу или на Яникул, – в Немусе у озера тихо.
Руки у ветра во рту; это его дыхание; ими он, как руками, перебрасывает с места на место сухой лист; ими он бьет всех, кто подвернется.
Когда он загонит стада облаков в какую-то закуту позади гор, – в Немусе не небе станет ясно.
Облака в их непрерывно изменяющихся очертаниях также были полны всевозможными существами, – и пасущимися барашками, которые едят голубую траву, и длинными нитями пряжи небесных старух, – звезд, которые постоянно сидят на одном месте, на камнях, а молодые перебегают по небу в виде падающих искорок.
Когда случалась засуха, лесной ключ иссякал, – весталкам приходилось ходить за водою к более полноводному источнику, который находился почти у самого озера, низвергаясь в его пучину, как стрела, стремительно и бурно, с высокой горы, причем его русло преграждало путь к озерному берегу, не совсем безопасное по его ширине и глубине, для переходящих.
Стояло весеннее, равноденственное время, (Март) месяц Марса-Градива, бога войны и всяких раздоров. Долго было ненастье с беспрестанными грозами и ливнями, производившими полноводье в горных ручьях альбанских лесов.
Сильвия, заточенная в священных дебрях Неморенского леса (или Немуса), скучала.
Но вот настали чудные весенние дни.
Аисты прилетели в старое насиженное гнездо на соломенной крыше хижины весталок. Журавли кричали, перекликались в приозерном болоте, собираясь отлететь на север. Лесные луговины запестрели всевозможными цветами.
Утро только что начиналось; вдали над озером уже алела заря, но под темными сводами старого леса было еще довольно темно. Был час, когда сладкая истома всевозможных мечтаний наиболее сильно ласкает, манит, влечет неизвестно куда, к кому, к чему, молодое сердце девушки.
Сильвия взялась идти за водою вместо старухи, потому что ей хотелось прогуляться в лесу после нескольких дождливых дней, проведенных в хижине.
Старуха стряпала; Мунация оправляла неугасимый огонь; Сильвия, взяв два кувшина, отправилась к ручью.
Когда умом юного существа овладеет какая-нибудь идея, ему все кажется не таким, как всегда: Сильвии хотелось гулять; поэтому и вода в ручье показалась ей отчего-то мутной, грязной...
Птички так хорошо пели на заре... девушку тянуло вдаль, на новые места или хоть, по крайней мере, домой, к отцу и подругам, тем сильнее, что она слышала о переселении отца из альбунейской усадьбы в другой поселок, к Яникулу, где он выстроил хороший новый дом.
Сильвия пошла вдаль, к озерному потоку, с минуты ва минуту сильнее очаровываясь роскошью природы. Солнце еще не взошло, когда юная весталка проникла вглубь лесных дебрей, в ущелье, разветвлявшееся среди гор по разным направлениям, – и к озеру, и к Альбе, и на Север, где можно было пройти к области марсов или, повернув вдали на запад, попасть к рамнам на берега Альбунея. Из этих разветвлений горного ущелья лишь одно было непроходимо, – то, откуда стремительно летел глубокий и широкий поток, низвергавшийся дальше в пропасть, а из нее в озеро.
Поток яростно бушевал, налетая на громадные каменные глыбы, образовавшиеся в его русле от когда-то скатившейся лавины; эти камни нагромоздились силою напора воды один на другой таким образом, что походили на небольшую скалу, во всякое время способную обрушиться на дно потока.
ГЛАВА ХХХ
Обычай умыкания невесты
Поднявшись легкими шагами по каменистой тропинке к озерному потоку, Сильвия, зачерпнувши воды, стала любоваться торчащею скалою, которая от давности обросла ползучими растениями и цветами в наносной почве промежутков между нагроможденными камнями так густо, что казалась цельною глыбой горной породы, которую никакая сила не повалит. Ее причудливые очертания силуэта в сумраке утренней зари имели форму медведя, стоящего на задних лапах среди потока, как бы смеясь над его стараниями размыть несокрушимое подножие древней лавины.
Медведь-скала точно смотрела на Сильвию, точно манила ее к себе, приглашала взобраться на ее плечи к круглому камню головы, усевшись на который можно увидеть много интересного, чего не видать с берега; оттуда видно место, где поток низвергается в мрачную яму, имеющую проход к озеру, видно и часть озера, по которому иногда скользят челноки альбанских рыбаков, приходящих сюда от своего озера для разнообразия, хоть рыба водилась в Неморене такая же, как и в Альбанском.
Сильвия много раз прежде лазила на скалу потока, полезла и теперь.
Полюбовавшись несколько времени на знакомую, но по случаю ненастья долго не виденную, картину далекой местности, девушка увидела мужскую фигуру, лежавшую в густой траве по ту сторону потока. Этот человек, очевидно, не знаком с местностью Немуса, чужестранец; он не мог прийти сюда пешком, в обход по берегу озера, потому что болото преградило бы ему путь; он мог только приплыть сюда по озеру в челноке, или вернее, верхом на бревне, как там делали на скорую руку все. Он вышел на берег, должно быть, в такое время, когда уже стемнело под густой тенью деревьев леса до такой степени, что он побоялся переходить вброд незнакомый ему поток до рассвета, а рубить дерево для устройства перекладины не хотел, чтобы не привлечь людей сюда стуком, необычным в заповедном священном месте. Он улегся и заснул на берегу потока, отложив переправу до рассвета.
Что ему тут нужно? Почему соблюдена такая осторожность, таинственность? – Сильвия, несколько лет не видевши мужчины, кроме одного Мунация, с любопытством вглядывалась в лежащую фигуру с черной, кудрявой головой, лица которой не видно, и сначала ей показалось, будто это ее отец, но потом фасон соломенной шляпы, лежавшей подле спящего, его посох с резными орнаментами, покрой одежды, – все это вспомнилось Сильвии, как виденное не на отце, а у кого-то другого, тоже близкого, милого, хоть и чужого, оставившего тоже светлые воспоминания времен ее детства, как один из добрых людей, гостивших у Нумитора и Проки, сидевших у их очага.
