— И никто из них не встречался друг с другом? И они не перезванивались? Не строили никаких планов? Я хочу знать правду!
— Если они и говорили друг с другом, то с телефонов, которые мы не прослушиваем. Это значит, что они должны были несколько раз прибегать к услугам платных автоматов, чего мы не наблюдали. Мы знаем, что они не встречались, — мы следим за ними. Если у кого-либо из них и есть планы, то только личные, они не скоординированы… Мы исходим из того, что я рассказал вам. Вот все, что у нас есть.
— Похоже, что они не вступали ни в какие отношения друг с другом.
— Совершенно верно. Мы тоже пришли к такому выводу.
— Но это не то, что вы ждали. Вы говорили, что они в панике.
— Я думаю, что они испытывают именно это состояние. Все из них. По отдельности. Наши предположения оказались правильными.
— Что это, черт возьми, означает?
— Подумайте. Одна пара кидается встречаться с влиятельным мафиози. Другая обедает с мужем и женой, которые такие же фанатики, как те в Политбюро. А юрист неожиданно сталкивается с цюрихским биржевым игроком. Вот это и называется паникой. У КГБ много щупальцев. И они сейчас приведены в движение. Нам остается только сидеть и ждать.
— Не так просто находиться в таком положении, начиная со вчерашнего дня.
— Будьте совершенно естественны. Вам станет ясно, что действовать на двух уровнях общения не так сложно. Так всегда бывает. Если даже вам не удастся полностью контролировать себя, никакая опасность вам не угрожает. Они слишком заняты друг другом. И помните, завтра днем вы не должны ничего скрывать. Свободно разговаривайте. Будьте раскованны. Делайте и говорите все, что приходит вам в голову.
— И вы считаете, я смогу их убедить?
— Так у них же нет выбора! Разве вы этого не понимаете? У вас репутация репортера-расследователя. Должен ли я напоминать вам, что расследование заканчивается, когда его субъекты приходят в непосредственное соприкосновение? Это старый прием.
— И я должен буду сыграть роль катализатора, сам того не подозревая?
— Лучше всего вам так себя и вести. Чем более вы будете непосредственны, тем лучше все получится.
Таннер закурил. Больше он не мог отрицать правоту джи-мена. Его логика была убедительна. И теперь безопасность и спокойствие Эллис и детей находились в руках этого холодного профессионала.
— Хорошо. Я встречу их у дверей, как драгоценных братьев и сестер.
— Так и действуйте. И если вы, в самом деле, сможете так вести себя, звоните им с самого утра и повторите приглашение. Кроме Остерманов, разумеется. Как вы обычно делаете… И помните, что мы рядом. Самое сложное оборудование, которое выпускают самые крупные корпорации на Земле, задействовано в вашем доме. Даже самое незначительное, самое крохотное оружие не пересечет порога вашего дома.
— В самом деле?
— Мы будем знать, если даже у кого-то в кармане окажется бритвенное лезвие. А если мы обнаружим четырехдюймовый револьвер, через минуту вас уже не будет в доме.
Положив трубку, Таннер глубоко затянулся. Сняв руку с телефонного аппарата, он испытал ощущение, что находится в свободном падении.
Это было странное и тревожное чувство — полное одиночество.
Поняв, в чем дело, он серьезно расстроился и обеспокоился.
Его благополучие теперь полностью зависело от человека по фамилии Фассет. Он был целиком в его власти.
Глава третья
УИК-ЭНД
1
Такси подъехало к дому Таннера. Собачка Джона, мохнатый уэлш-терьер, полаивая, бегала взад и вперед по дорожке, всем своим видом давая понять, как она рада долгожданным гостям. На лужайку выбежала и Джаннет. Открылась дверца такси; из машины появились Остерманы. У обоих в руках были свертки с подарками. Водитель вытащил и большую сумку.
Таннер смотрел на них из дома: Берни был в дорогом пиджаке стиля Палм-Бич и голубых брюках; Лейла в белом костюмчике с золотой цепочкой на поясе, юбка была значительно выше колен, а широкополая мягкая шляпа прикрывала левую сторону лица. Она буквально олицетворяла собой успех и здоровый образ жизни Калифорнии. Но и во внешнем облике, и в поведении Берни и Лейлы чувствовалась доли искусственности: большие деньги пришли к ним лишь девять лет назад.
Или это всего лишь фасад, пытался понять Таннер, наблюдая за парой, которая сейчас обнималась с его дочерью. Неужели они и правда долгие годы обитали в мире, где рукописи и съемки — всего лишь отличная крыша, как сказал бы Фассет?
Таннер посмотрел на часы. Было две минуты шестого. Остерманы прибыли довольно рано — в соответствии со своим собственным расписанием. Но тогда это первый прокол. Или, возможно, они не ожидали увидеть его дома? Он обычно оставлял кабинет пораньше, когда приезжали Остерманы, но в любом случае он мог быть дома до половины шестого. В письме Лейлы говорилось, что их самолет из Лос-Анджелеса приземляется в аэропорту Кеннеди около пяти. Опоздания в общем-то случаются. Но невозможно представить, что рейс совершается раньше назначенного срока.
У них, должно быть, есть объяснение. Интересно, упомянут ли они его?
— Джонни! Ну что же ты? Мне показалось, я слышу лай! Это приехали Берни с Лейлой! Чего же ты стоишь тут? — Эллис вышла из кухни.
— О, прости… Я хотел дать Джаннет возможность пообниматься с ними.
— Иди же встречай гостей. Я только включу духовку. — Таннер направился к входной двери, а его жена кинулась на кухню. И, взявшись за медную ручку, он понял, что чувствует актер перед выходом на сцену в трудной роли. Неуверенность, совершенную неуверенность — несмотря на все репетиции.
Облизав губы, он вытер лоб тыльной стороной ладони. Наконец, решившись, повернул ручку и толчком отворил дверь. Другой рукой он распахнул вторую створку и сделал шаг навстречу гостям.
Уик-энд начался.
— Хэлло, шрайбер[3]! — воскликнул он, широко улыбаясь. Это было их обычным приветствием: Берни даже считал его весьма почетным.
— Джонни!
— Привет, дорогой!
Стоя в тридцати ярдах, они орали друг другу и обменивались широкими улыбками. Но даже с этого расстояния Джон Таннер видел, что глаза у них не улыбаются. Они внимательно изучали его. На какую-то долю секунды улыбка застыла на губах Берни.
Это длилось всего лишь мгновение. Словно они оба отодвигали подальше какие-то невысказанные мысли, собираясь с силами на долгий срок.
— Джонни, я ужасно рада видеть тебя! — прокричала бежавшая к нему через лужайку Лейла.
Джон Таннер позволил Лейле обнять себя и почувствовал, что отвечает ей с большим энтузиазмом, чем мог даже сам подозревать. Он понимал, в чем дело. Он выдержал первое испытание — секунды встречи с Остерманами лицом к лицу. Он начал догадываться, что Фассет, кроме всего прочего, был прав и в этом. Может, ему и удастся вынести все это.
«Делайте то, что вы обычно делаете; ведите себя, как вы обычно себя ведете. И не думайте больше ни о чем!»
— Джон, ты выглядишь великолепно, ну просто великолепно, парень!
— Где же Эллис, моя радость? — спросила Лейла, наконец отступая в сторону, так что Берни мог теперь обнять Таннера своими длинными, тонкими руками.
— Внутри. Возится с кастрюлями. Входите же! Давай я возьму багаж… Нет, Джаннет, моя милая, тебе не стоит поднимать сумку дяди Берни.
— Не понимаю, почему бы и нет, — засмеялся Берни. — Она набита только полотенцами из «Плазы».
— «Плазы»? — Таннер не мог удержаться от удивленной интонации. — Я думал, вы прямо из аэропорта.
Остерман глянул на него.
— Какое там! Мы прилетели пару дней назад. Я расскажу тебе, в чем дело…
Как ни странно, все было как в добрые старые времена, и Таннер удивлялся самому себе, осознав, что он принимает эту ситуацию. По-прежнему они испытывали чуть ли не физическое облегчение, видя друг друга и зная, что ни время, ни расстояния не властны над их дружбой. По-прежнему присутствовало ощущение, что они могут свободно болтать о чем угодно, рассказывать анекдоты и возвращаться к историям, начало которым было положено месяцы назад. Рядом с ним сидел все тот же Берни — мягкий, чувствительный, отзывчивый Берни со своими спокойными, но точными и исчерпывающими комментариями. Замечания его были довольно язвительны, но он как-то ухитрялся никого не унижать; Берни посмеивался над собой столь же охотно, как и над своим профессиональным миром, потому что это был его мир.
Таннер вспомнил слова Фассета:
«…Действовать на двух уровнях общения не так сложно. Так часто бывает».
И снова Фассет оказался прав… Слово — ответ, слово — ответ.
Когда он наблюдал за Берни, Таннера поразило, что Лейла все время переводила глаза с мужа на него. Один раз он поймал на себе ее взгляд, и она тут же опустила глаза, как ребенок, пойманный за шалостью.
