Ее мать называла их «горничными».
Эллис постаралась выкинуть из головы все эти мысли и огляделась в поисках своего бокала с коктейлем. Склонившись над раковиной, она умылась холодной водой. В дверях кухни показался Джой Кардоне.
— Босс сказал мне, что если я хочу выпить, то надо самому себе налить. Можешь не трудиться. Я бывал тут раньше и знаю, где что стоит.
— Тогда берись за дело, Джой. Ты нашел все, что тебе нужно?
— Еще бы. Прекрасный джин, великолепный тоник… Эй, в чем дело? Ты что, плакала?
— С чего бы мне плакать? Я просто умылась.
— У тебя щеки еще мокрые.
— Я же говорю тебе, это от воды.
Джой поставил бутылку с тоником и присмотрелся к Эллис.
— У вас с Джонни какие-то неприятности?.. Эта история в среду… О’кей, Джонни рассказывал, что это было какое-то дикое, несообразное ограбление… Но если тут есть что-то еще, дай мне знать, идет? Я хочу сказать, что если он затеял опасные игры с крупной рыбой, то не стоит держать это в тайне от меня, ладно?
— С крупной рыбой?
— Ростовщики, к примеру… У меня есть клиенты в его телекомпании. Даже держатели акций… Вы с Джонни живете совсем неплохо, но шестьдесят тысяч долларов, которые остаются после уплаты налогов, — это ведь не так много.
У Эллис Таннер перехватило дыхание.
— Джон отлично справляется!
— Все относительно. Мне кажется, что Джон попал в какую-то заваруху. Он не может сам с ней справиться, но в то же время и не хочет нарушать покой своего маленького королевства. Но это ваши с ним дела. Просто я хочу, чтобы ты передала ему от меня… Я его друг. Его хороший друг. И я чист. Абсолютно чист. И если ему что-то понадобится, ты скажи, чтобы он позвонил мне, хорошо?
— Джой, я тронута. В самом деле. Но я не думаю, что в этом есть необходимость. Ей-богу, не думаю.
— Но ты скажешь ему?
— Скажи ему сам. У нас с Джоном есть неписаное соглашение. Мы больше не обсуждаем его заработную плату. Но, откровенно говоря, я согласна с тобой.
— Значит, я прав насчет неприятностей?
— Нет, не совсем… То, что ты можешь счесть неприятностями, мы таковыми не считаем.
— Надеюсь, что это так. И все же скажи ему. — Кардоне торопливо подошел к бару и взял стакан. И прежде чем Эллис успела что-то сказать, он вернулся обратно в гостиную.
О чем это Джой говорил тут, она ничего не поняла…
— Никто не давал права ни тебе, ни любому другому работнику средств массовой информации считать себя единственным хранителем истины! Меня мутит от всего этого! И я слышу об этом каждый день. — Не скрывая своего гнева, Тремьян стоял перед камином.
— Конечно, о непогрешимости не может быть и речи, — ответил Таннер. — Но никто и судам не давал права мешать нам искать информацию и предельно объективно подавать ее.
— Если эта информация построена на предубеждении к какому-то лицу или к его противнику, вы не должны выносить ее на всеобщее обозрение. Если она носит фактический характер, ее следует предоставить суду. И терпеливо дождаться его решения.
— Это невозможно, и ты это знаешь.
Помолчав, Тремьян слегка улыбнулся и вздохнул.
— Конечно, знаю. Если быть реалистом, то объективное решение вообще невозможно.
— А ты уверен, что хочешь найти его? — спросил Таннер.
— Конечно.
— Почему? Сегодня у тебя все преимущества. Если решение в твою пользу, ты победил. Если ты проиграл, то можешь объявить, что суд подкуплен продажной прессой, и подать апелляцию.
— Апелляция в редких случаях приносит успех, — сказал Бернард Остерман, сидящий на ковре рядом с диваном. — Даже мне это известно. Да, она привлекает внимание, но редко увенчивается успехом.
— Апелляция, кроме того, стоит денег, — добавил Тремьян, пожимая плечами. — И массы впустую потерянного времени!
— Вот и заставь прессу сдерживаться, когда вокруг вас пахнет жареным. Ничего нет проще. — Джой допил свой бокал и ободряюще посмотрел на Таннера.
— Это далеко не так просто, — сказала Лейла, сидящая в кресле напротив дивана. — Таким образом, выносится какое-то решение. Кто определит пределы сдержанности? Вот что Дик имеет в виду. Тут невозможно провести четкие границы.
— Бог простит меня, если я рискну возразить своему мужу. — При этих словах Вирджиния засмеялась. — Я думаю, информирование общества столь же важно, как и неподкупный суд. Они тесно связаны между собой. Так что я на твоей стороне, Джон.
— И снова возникнет необходимость в решениях, — сказал ее муж. — Пока это только мнение. Кто поставляет информацию и кто ее истолковывает?
— Это верно, — рассеянно сказала Бетти. Она наблюдала за своим мужем. Он слишком много пил.
— Что значит «верно»? Почему верно? Давайте представим себе гипотетическую ситуацию. Между Джоном и мною. Скажем, я полгода работал над деталями сложной сделки. Как юрист, соблюдающий этические правила, я имею дело с клиентами, которым доверяю; приходится сводить друг с другом множество различных компаний, чтобы сохранить рабочие места, и фирмы, которые стоят на краю банкротства, получают новую жизнь. И вдруг появляются несколько человек, считающих себя обиженными, — хотя, может быть, дело в их собственной некомпетентности, — и начинают кричать о нарушениях. Допустим, они встречаются с Джоном и начинают вопить: «Подлость!» И лишь потому, что они выглядят — подчеркиваю, всего лишь выглядят — загнанными и затравленными, Джон уделяет их делу одну минуту, всего лишь одну минутку эфирного времени по всей стране. И тут же к моему делу начинают относиться с предубеждением. И не пытайтесь уверять меня, что суд не поддается мнению массмедиа. Одна минута может перевесить шесть месяцев.
— И ты полагаешь, что я могу пойти на такое? Ты считаешь, что кто-то из нас сможет?!
— Вам нужны только материалы. Вам вечно нужны материалы! И наступает время, когда вы перестанете что-либо понимать! — Тремьян все повышал голос и теперь уже почти кричал.
Вирджиния встала.
— Наш Джон так никогда не поступит, дорогой… Я пойду сделаю себе еще чашку кофе.
— Я сама сварю, — сказала Эллис, вскакивая с дивана. Она смотрела на Тремьяна, удивляясь его внезапной горячности.
— Не будь идиотом, — бросила Джинни мужу, выходя в холл.
— Я бы выпил. — Кардоне протянул стакан, ожидая, что кто-то возьмет его.
— О, конечно, Джой. — Таннер взял стакан. — Джин с тоником?
— Это я пил.
— И слишком много, — добавила его жена.
Таннер прошел на кухню и стал готовить коктейль для Кардоне. Джинни стояла у плиты.
— Я разогрела микроволновую, а то газовые горелки уже не горят.
— Спасибо.
— У меня вечно те же самые проблемы. Проклятые горелки отключаются, и кофе остается холодным.
Хмыкнув, Таннер налил тоника. Затем, вспомнив, что Джинни ждет его реакции, неохотно пробурчал:
— Я предлагал Эллис купить электрическую плиту, а она все отказывается.
— Джон!
— Да?
— Прекрасная ночь. Почему бы нам не искупаться?
— Конечно. Отличная идея. Я сейчас пущу в бассейн проточную воду. Вот только отнесу это Джою. — Таннер вернулся в гостиную, как раз чтобы услышать увертюру к «Тангейзеру». Эллис рассматривала альбом «Вчерашние хиты».
Его, как обычно, встретили дружным смехом.
— Вот тебе, Джой. Кто-нибудь хочет еще что-нибудь?
Раздался хор голосов: «Нет, спасибо». Встав, Бетти оказалась лицом к Дику, расположившемуся около вешалки. Таннер подумал, что они смотрят друг на друга, словно продолжают спор. Эллис у стерео показывала Берни оборотную сторону альбома хитов; Лейла Остерман сидела напротив Кардоне, глядя, как тот тянет джин с тоником, не скрывая раздражения оттого, что он явно напился.
— Мы с Джинни пойдем прогоним воду в бассейне. А потом поплаваем, хорошо? Надеюсь, трусики и все прочее на вас, но если нет, то в гараже целая куча купальников.
Дик посмотрел на Таннера. Странный у него взгляд, подумал журналист.
— Не забивай Джинни голову своим чертовым бассейном. Я уже сказал ей: никаких бассейнов.
— Почему бы и нет? — спросил Кардоне.
— Слишком много ребят тут вокруг болтается.
— Так поставь забор, — с легким презрением сказал Джой.
Таннер через кухню вышел на задний двор. За спиной он услышал внезапный взрыв смеха, но это был не тот смех, который говорит о веселье собравшихся. Он был какой-то неприятный и даже, пожалуй, злобный.
Неужели Фассет прав? Неужели «Омега» начинает показывать зубы? И на поверхности их отношений начинает чувствоваться враждебность?
Он подошел к краю бассейна.
— Джинни?
— Я здесь, рядом с помидорами Эллис. Кажется, я погнула один и никак не могу его поправить.
— Минутку. — Повернувшись, он подошел к ней. — Который? Ничего не вижу.
