Во всяком случае, так он сказал.
Я села; на лбу у меня выступил пот; дрожащими руками я зажгла лампу.
Конечно, эта связь закончилась после трагедии; Аксель, несомненно, понимал, что в подобной ситуации нельзя создавать почву для слухов. Он достаточно умен, чтобы не прикасаться к Эстер и сейчас.
А если он любит ее? Было очевидно, что он не любил меня. Он охотно демонстрировал свою нежность, но о любви не могло быть и речи. Я тоже не любила его. Это был брак по расчету. Он и должен был оставаться таким. Кто в наше время женится по любви? Только дураки. Или нищие. Или редкие счастливцы.
Я поднялась с кровати; у меня саднило в горле. Чтобы спастись от сырости и холода ноябрьской ночи, я надела теплый шерстяной халат. В соседней комнате догорал камин; я пошевелила кочергой головешки, положила на решетку щипцами новый кусок угля. Посидела на ковре, глядя на языки пламени. Возникли бы в моей голове подобные мысли, если бы мы с Акселем любили друг друга? — спросила себя я. Возможно, если бы я знала, что он любит меня, я бы не стала думать о прошлом. Я бы даже пожалела Эстер, чья молодость осталась позади, а привлекательность, спасавшая от скучного вдовства, таяла с каждым днем. Ничто не имело бы значения, если бы Аксель хоть немного любил меня, если бы я не чувствовала себя так одиноко…
Я встала, вышла в коридор, прошла по лестнице. Из гостиной доносились голоса, и я поняла, что там кто-то есть, однако это были женские голоса, следовательно, мужчины, очевидно, еще оставались в столовой.
Я без определенной цели спустилась в безлюдный холл, прошла в салон, находившийся рядом с библиотекой, где почти год назад погиб Роберт Брэндсон. На столе горели свечи; в камине полыхал огонь, согревавший комнату. Услышав голоса, доносившиеся из соседней комнаты, я замерла. Я знала, что мне не следует подслушивать, но не могла справиться со своим любопытством. Наконец, отбросив сомнения и стыд, я закрыла за собой дверь салона, на цыпочках прошла к окну и села на диван, стоявший между двумя длинными шторами возле двери, которая соединяла смежные комнаты. Эта дверь была, конечно, закрыта, но звуки легко проникали сквозь щели. Я поняла, что Элис и Мэри слышали каждое слово, произнесенное Родриком и отцом во время их ссоры в прошлый сочельник.
— Будь ты проклят, — тихо, но отчетливо сказал Вир. — Будь ты проклят, Джордж.
— Ты можешь проклинать меня, сколько угодно, — промолвил Аксель с ледяным презрением в голосе. — Можешь взывать к богам хоть вечно, но это не изменит моего решения. Когда я уезжал отсюда после папиной смерти, душеприказчики разрешили тебе управлять Хэролдсдайком и поместьем в течение года или до того времени, когда я выполню условия моего вступления в права наследования. Ты командовал здесь почти год. И что произошло? Ты превысил установленную законом норму кредитов, потерял деньги и затеял сельскохозяйственные эксперименты, которые самый просвещенный агроном назвал бы крайне опасными. Как мы могли сегодня видеть, душеприказчики весьма обеспокоены этим, и их можно понять. Я тоже испытывал бы чувство тревоги, если бы мне пришлось объяснять расходы этого финансового года по Хэролдсдайку. Я надеялся на твою помощь в использовании угодий, но теперь мне придется пересмотреть этот вопрос. Очевидно, ты разбираешься в финансах не лучше Родрика.
— Не сравнивай меня с Родриком! — Вир в ярости повысил голос. — Господи, я достаточно страдал от таких сравнений при его жизни, чтобы терпеть их сейчас, когда он умер! Так было всегда — лишь я один болел душой за Хэролдсдайк и хотел сделать землю более плодородной. Какие шансы проявить себя были у меня, если упрямый отец запрещал всякие перемены? Он никогда меня не слушал! Никто меня не слушал! Родрик был тут всем — а что он делал? Только упускал возможность и тратил деньги на свои идиотские выходки! Но Родрик был бесценен, неприкасаем! Папа слушал его, а меня — никогда. Он смотрел сквозь пальцы на проделки Родрика, но не простил мне моей женитьбы. Осыпал Родрика деньгами, которые шли на развлечения, а мне приходилось выпрашивать средства на хозяйство.
— Меня не интересуют, — ледяным тоном перебил его Аксель, — твои прошлые обиды. Меня волнует то, что за последний год ты потерял много денег.
— Их можно вернуть. Это временные потери, они будут с лихвой возмещены в следующем году. Я по-прежнему считаю мои методы весьма перспективными.
— К сожалению, тут наши мнения расходятся.
— Господи! — закричал Вир так громко, что его голос, должно быть, разнесся по всему дому. — Почему я всегда должен просить? Я устал просить! Будь у меня деньги, клянусь, я бы бросил вас всех, купил землю и создал собственную ферму!
— Я могу лишь выразить сожаление по поводу того, что отец не оставил тебе наследства, но у него явно были на то причины…
— Я не нуждаюсь в твоем сочувствии! У меня были бы деньги, если бы папа не переписал завещание, скрыв от всех свое намерение оставить Родрика без гроша.
— Пожалуйста, — сказал Аксель, — будь реалистом и не фантазируй, что могло случиться при других обстоятельствах. Деньги и Хэролдсдайк принадлежат мне, но я хотел в некоторой мере поделиться с тобой тем и другим и позволить тебе использовать угодья по твоему разумению. Однако если мое великодушие оборачивается значительными финансовыми потерями…
— Ты не можешь делать выводы по результатам одного неудачного года!
— Думаю, дело не только в невезении.
— Что ты знаешь о сельском хозяйстве? Как можешь судить? Я вкалывал, как проклятый. Ни одно место на земле не дорого мне так, как Хэролдсдайк! И теперь появляешься ты и заявляешь мне, что я преднамеренно загубил твои деньги…
— Ерунда. Я просто не одобряю дальнейшие агрономические эксперименты и отказываюсь субсидировать неиспытанные и опасные методы.
— Кто ты такой, чтобы судить об этом? Что знаешь о сельском хозяйстве? Вправе ли ты принимать решения, способные повлиять на будущее Хэролдсдайка?
— Мой дорогой Вир! — сказал Аксель, испытывая раздражение. — Хэролдсдайк — мой! Деньги — мои! Я имею право голоса.
— Да! — закричал Вир. — Хэролдсдайк и деньги принадлежат тебе, потому что папа в приступе безумия переписал завещание в твою пользу и умер, не успев снова изменить его!
Возникла напряженная пауза. Затем Аксель негромко произнес:
— На что ты намекаешь?
— Ни на что! Тебе повезло, что папа умер именно в тот день — и что Родрик не успел ответить своим обвинителям!
— Не хочешь ли ты сказать, что…
— Я хочу сказать лишь то, что говорю!
— Тогда следи за своими словами, Вир, потому что, как любой джентльмен, я не стерплю клевету. К счастью, я способен отплатить за нее весьма серьезным образом.
