Когда все покинули дом и кареты загремели на дороге, я как можно быстрее удалилась в мою комнату, сбросила атласные туфельки на высоких каблуках и раздраженно позвала Мари-Клер, чтобы она освободила меня от тугого корсета. Я уже отпустила ее и принялась задумчиво расчесывать волосы, когда в комнату вошел Аксель.
Я попыталась улыбнуться.
— Надеюсь, тебе понравилось, как прошел вечер, Аксель.
— Вполне, — сказал он с неожиданной живостью. — Ты была великолепна и произвела прекрасное впечатление на Шерманов. Я очень доволен тобой.
— Я рада.
Я действительно испытала облегчение, поняв, что никто не заметил, как мне было скучно! Но позже, выйдя из гардеробной, Аксель небрежно заметил:
— Ты, конечно, ужасно скучала после блестящих лондонских приемов.
Я покраснела.
— Тут все по-другому, но мне не было скучно.
— А мне было. Но я привык к Вене, даже Лондон показался бы мне скучным.
Он молча посмотрел на меня, стоя возле кровати. Я лежала на подушках. Наши глаза встретились, между ними проскочила искра понимания, духовной общности.
Он улыбнулся. Я неуверенно ответила на его улыбку. Мне показалось, что он собирается произнести нечто приятное, сделать комплимент, но он лишь сказал:
— Тебе бы понравилась Вена. Когда-нибудь я отвезу тебя туда.
Наверно, все дело было в том, что я с облегчением восприняла завершение скучного вечера, или в странном моменте, когда мы переглянулись и обменялись улыбками, но впервые я захотела Акселя, захотела настоящего брака, спасения от одиночества. Обед рассеял мои страхи, я не желала их возвращения. В попытке обрести полное освобождение от кошмара я повернулась к Акселю; я жаждала его объятий со страстью, которая застала Акселя врасплох. Нежность пробудила ответную нежность. Я интуитивно почувствовала, что он, справившись с удивлением, забыл обо всем, кроме наших эмоций, окунулся в водоворот страсти.
Ночь прошла; мой сон был глубоким, спокойным. Под утро страхи, сомнения и тревоги, на время изгнанные из моей души, снова закрались в нее. Я проснулась в семь часов, напуганная очередным кошмаром, и полежала некоторое время под простыней. Я ждала начала дня; с моря на болота надвигался туман, он окутывал стены Хэролдсдайка ледяным саваном.
Было воскресенье. Я узнала, что Брэндсоны еженедельно ходят к заутрене в церковь Хэролдсфорда. Позавтракав с Акселем в наших комнатах, я надела мое темно-синее дорожное платье, которое могло защитить меня от холодного тумана.
Погода была неласковой. Из наших окон едва виднелся конец короткой подъездной дороги; за стенами, окружавшими двор, стояла серая пелена, скрывавшая от глаз Рай и море.
— Настоящий ноябрьский день, — улыбнулся Аксель; перед тем как сесть завтракать, он посмотрел в окно.
Я по каким-то непонятным мне причинам испытывала смущение; кошмар пробудил во мне прежние страхи, чувство близости с Акселем пропало — так же как и воспоминания о скучном, но вполне заурядном обеде. Я стыдилась ночного проявления моих чувств; ощущение неловкости сковывало меня, заставляло держаться отчужденно. Аксель встал с отличным настроением, но я не пыталась поддерживать беседу. Я замечала его предупредительность, но не могла отвечать на нее.
Наконец он почувствовал мое настроение и замолчал.
— Ты здорова? — спросил он. — Я забыл, что недавно ты чувствовала себя неважно.
— Спасибо. Я уже поправилась, — ответила я.
Он ничего больше не сказал, но я видела, что он внимательно следит за мной. Наконец я почти раздраженно посмотрела ему в глаза. Он улыбнулся, но я отвела взгляд в сторону, а когда снова посмотрела на Акселя, удивление уже покинуло его лицо; глаза Акселя стали непроницаемыми, бесстрастными.
Доев завтрак, он спустился вниз, поскольку уже был одет. Я позвала Мари-Клер. Спустя некоторое время я последовала за Акселем на первый этаж, чтобы не возвращаться наверх перед посещением церкви. Я зашла в салон, чтобы взглянуть на старинные часы.
В камине полыхал огонь, но комната оставалась сырой и холодной. Я не сразу заметила Мэри, сидевшую у камина в кресле с высокой спинкой. Она протянула к языкам пламени свои замерзшие руки. Испуганно улыбнувшись, она невнятно поздоровалась со мной.
— Противное утро, да? — рассеянно сказала я, сев напротив Мэри. — Где все? Пора ехать в церковь.
— Похоже, мы собрались первыми, — сообщила она очевидное. — Наверно, мы поторопились.
Мы посидели молча, стесняясь друг друга. Я услышала вдали голос Элис. Вир что-то ответил ей, затем Аксель спросил совсем рядом:
— Ты велел подать карету к двери, Вир?
— Я послал Неда на конюшню.
Прозвучал голос Эстер; Аксель сказал ей: «Доброе утро». Кто-то прошел по холлу.
— Кажется, все собираются, — обратилась я к Мэри и с удивлением заметила слезы на ее щеках. Поняв, что я увидела их, она покраснела и сделала неловкий жест.
— Воскресное утро всегда напоминает мне о Родрике, — смущенно сказала она. — Я привыкла ездить с ним в церковь. Он… он не очень-то почитает священника, но его шутки смешат меня, хоть я и не одобряю их.
Я с любопытством посмотрела на нее. Я внезапно поняла, что она не в первый раз говорит о Родрике в настоящем времени. Однократная ошибка была бы естественной, двукратная — объяснимой, но Мэри определенно ошиблась более двух раз. Гадая, вызвано ли это ее привязанностью к Родрику или за этим стоит нечто другое, я небрежно спросила:
— Почему ты часто говоришь о Родрике так, словно он вовсе не умер? Ты постоянно используешь настоящее время! Ты думаешь, что он может быть жив?
Она посмотрела на меня круглыми глазами. Ее рот открылся в изумлении, и я увидела, что один зуб Мэри был темным от кариеса. Девочка покраснела, закусила губу и испуганно обвела взглядом комнату, словно боялась, что кто-то проник в нее и подслушивает наш разговор. Я тоже осмотрелась, но, конечно, никого не увидела. Дверь была слегка приоткрыта, я сама оставила ее в таком положении; из холла донеслись звуки шагов, обрывки беседы.
— Моя лучшая шуба, — сказала Эстер, — совсем съедена молью… Вир, ты не берешь мальчика в церковь?
— Стивен отлично ведет себя в церкви, — сказала Элис, — и потом я зайду с ним к моей матери. Позволь мне взять его, Вир. Дорогой, иди к маме…
— Где твоя жена, Джордж?
— И Мэри! — с легким раздражением сказал Эстер. — Где Мэри? Этот ребенок вечно опаздывает…
— Мэри? — тихо произнесла я.
Она смущенно передвинулась в кресле.
— Он мертв, — пробормотала девочка.
Я никогда не слышала такой неубедительной лжи.
