Левая колонна дивизии встретила упорное сопротивление конницы противника. Но после ожесточенного боя наши части взяли село Славянку и приблизились к форту № 3. Атаку Троицкосавского кавалерийского полка в промежуток между фортами № 2 и 3 враг отбил сильным огнем.
От Уборевича пришло распоряжение: как только бойцы поужинают, бой возобновить. Только скрылось солнце, кругом снова все загрохотало. 5-й Амурский полк и дивизионная школа младших командиров выбили белых из форта № 3. Те несколько раз бросались в контратаки. Форт остался в наших руках.
Закончилась первая штурмовая ночь Спасска. В 6-м Хабаровском стрелковом полку, остававшемся на позициях до рассвета, потери были велики.
В 7 часов утра наши части снова пошли на штурм Спасска. После двухчасового боя 1-й батальон нашего полка овладел фортом № 1 и вступил в город. Роты в пороховом дыму продвигались по улице от дома к дому, ведя огонь из пулеметов по отходящим белогвардейцам. Связисты тянули телефонный провод в дом, куда перемещался штаб Полка.
Командир полка Кондратьев, свернувшись комочком, лежал в овчинном тулупе на земле и дрожал мелкой дрожью: начался сильный приступ малярии, которой он страдал хронически.
Из-за угла дома показался главком Уборевич со своим полевым штабом. Иероним Петрович соскочил с коня, спросил:
- К то ранен? Почему нет санитаров?
- Они тут не помогут, товарищ командующий, - ответил я.- Часа через полтора Григорий Васильевич подымется сам. Малярия...
Подозвав адъютанта, командующий приказал налить из фляги разведенного спирта и поднес железный стаканчик к губам Кондратьева. Тот, стуча зубами, выпил.
- Оставьте при Кондратьеве надежного бойца, - приказал главком, - а сами неотступно следите за боем полка.
Уборевич вскочил на коня и ускакал.
Спасск взят. Испугавшись окружения, деморализованные части генерала Молчанова бежали на юг. Его штаб не успел свернуться и был захвачен нашими бойцами. Части Народно-революционной армии преследовали беспорядочно отступавшего противника. Когда мы вошли в село Манзовку - на полпути между Спасском и Никольском-Уссурийским, Уборевич с полевым штабом армии был уже там. Он вызвал Кондратьева и меня, расспросил о состоянии полка. Мы доложили о больших потерях и попросили дать в полк пополнение. Г лавкам ответил, что пополнение ему неоткуда взять, да оно теперь и не нужно, так как противник бежит в панике.
Г лавкам оказался прав. Белогвардейцы сдали Никольск-Уссурийский без боя. 6-й Хабаровский полк, заняв город, получил разрешение остановиться на отдых.
В Помещении «общественного собрания» было созвано заседание городского ревкома. Прибыл Уборевич. Он рассказал о перспективах освобождения Приморья и от имени Реввоенсовета армии вручил более чем шестидесяти бойцам, командирам и политработникам нашего полка орден Красного Знамени. Получил орден и я.
Остатки «земской рати» силою до двух тысяч штыков поспешно удирали через Славянку, Краскино, Посьет и Хунчун к Корейской границе. Преследуя их, наш полк занял конный завод и олений питомник местного богача Янковского. Владелец успел бежать и оставил свое имущество под присмотром служащих. Занимала завод и питомник 3-я рота, состоявшая из партизан-корейцев, только что присоединившихся к нашему полку.
Когда полк вытянулся по дороге к военному урочищу Барабаш, мы с командиром полка удивились: куда же девалась в 1-м батальоне 3-я пехотная рота и откуда появился там кавалерийский эскадрон, да еще какого-то экзотического вида? Подъехали ближе и увидели бойцов-корейцев в белых национальных костюмах, гордо восседавших на породистых неоседланных лошадях.
Через сутки я получил от Уборевича приказание вернуть племенных лошадей на конный завод, ставший теперь государственным. Главком предупредил, что комиссар Полка будет предан суду военно-революционного трибунала, если приказание не будет выполнено немедленно.
Мы спешили 3-ю роту, лошадей вернули на конный завод, о чем я немедленно телеграфировал разгневанному главкому.
Двигаясь в погоне за белогвардейцами к корейской границе, я с разведкой полка дошел до небольшой рыбачьей деревушки Посьет, расположенной на берегу залива Японского моря. Тут пришел приказ главкома отвести войска назад во избежание столкновения с японской армией. В приказе объяснялась причина этого дипломатического маневра, вместе с тем Народно-революционная армия предупреждалась, что необходимо «держать крепко винтовку в руках и ждать дальнейших распоряжений». Затем было опубликовано советско-японское соглашение об эвакуации японских войск из Владивостока не позднее 25 октября 1922 года. Гражданская война на Дальнем Востоке закончилась.
Признанием заслуг бойцов-дальневосточников явился приказ Реввоенсовета Республики № 219 от 28 октября 1922 г.: «Награждается третично орденом Красного Знамени Главнокомандующий Народно-революционной армией Дальневосточной республики Уборевич-Губаревич Иероним Петрович за то, что, руководя действиями подчиненных ему частей Народно-революционной армии, проявил необычайную энергию и настойчивость по проведению плана операции очищения далекого Приморья от последних в истории Гражданской войны регулярных белогвардейских банд. В результате этой блестяще проведенной операции 25 октября 1922 года доблестные войска Дальневосточной республики, составляющие нераздельную часть Рабоче-Крестьянской Красной Армии, вступили во Владивосток, открыв России выход в Тихий океан.
Зам. председателя РВСР Э. Склянский».
В конце 1922 года 6-й Хабаровский полк был переведен на зимние квартиры в Никольск-Уссурийский. Начались регулярные занятия по обучению и воспитанию личного состава. Летом в лагере под Хабаровском Уборевич провел инспекторский смотр 2-й Приамурской ордена Красного Знамени стрелковой дивизии. Смотр удовлетворил командарма. Он объявил в приказе благодарность многим командирам и политработникам за добросовестное отношение к учебе.
Через месяц Г. В. Кондратьев и я по распоряжению И. П. Уборевича были направлены в Военную академию РККА. И радостно, и тяжело стало на сердце: мы расставались с боевыми друзьями и в то же время нас отправляли в лучшее военное учебное заведение, казавшееся мечтой для каждого воина Красной Армии.
В 1925 году после осенних маневров я был вызван в кабинет начальника академии, где снова увидел И. П. Уборевича. Не знаю, как удержался, чтобы не броситься ему на шею. Мы тепло поздоровались, разговорились. Иероним Петрович очень заботливо расспрашивал меня об учебе, жизни и быте слушателей, интересовался моими планами на будущее. Я отвечал и влажными глазами все смотрел на его худое, утомленное лицо. Это было мое последнее свидание с И. П. Уборевичем.
А. Т. Якимов. ДА БУДЕТ ИЗВЕСТНО ТРУДЯЩИМСЯ РОССИИ.
ПОЛКОВНИК А. Т. ЯКИМОВ
Нам нужно укреплять аппарат, - говорил мне в сентябре 1922 года секретарь Дальбюро ЦK РКП(б) Н. А. Кубяк. -Ты человек грамотный, учился в университете, имеешь опыт партийной работы... Чем не заместитель заведующего орготделом?!
- Мне хотелось бы, Николай Афанасьевич, вернуться к партизанам, в боевую обстановку...
- Ничего, ничего, - настаивал Кубяк, -поработаешь и здесь. Начнем оформлять твое назначение, а потом уведомим, когда приступать к работе. У меня - все.
Я уже собирался уходить, но в этот момент в кабинет вошел чем-то взволнованный военный министр ДВР и главнокомандующий Народно-революционной армией И. П. Уборевич.
- Прошу прощения, Николай Афанасьевич, - обратился он к Кубяку, - я к вам по небольшому, но срочному делу.
- Сейчас договорим, - пожал руку вошедшему Кубяк и, показав на меня, добавил: - Вот, кстати, познакомьтесь. Это Якимов- политработник из партизанского района Приморья. Теперь он будет работать у нас, в Дальбюро.
Крепко пожав мне руку, Уборевич сказал:
Это очень и очень кстати. Мне о многом надо с вами поговорить. И, если можно, теперь же.
- Подожди, товарищ Якимов, в комнате рядом, - сказал мне Кубяк. - Она свободна, там вы и побеседуете с Иеронимом Петровичем.
Я прошел в комнату, указанную Кубяком. Вскоре в нее вошел Уборевич. Мы уселись, закурили. О партизанах можно было рассказывать много, но я медлил, не знал, с чего начать. Собеседник выручил:
- Вы руководили политотделом большого района. Вот и расскажите о партизанских вожаках, об условиях жизни и настроениях партизан, об отношении к ним местного населения.
Иероним Петрович сказал это просто, по-товарищески. Казалось, передо мной сидел не главком армии, а рядовой командир.
Я приободрился, решив начать рассказ с численности отрядов: - К концу августа у нас насчитывалось до пяти тысяч бойцов...
- Об этом я знаю, - сказал Уборевич. - Это большая сила!
- Среди них, - продолжал я, - человек пятьсот коммунистов... А, впрочем, трудно различить, кто коммунист, кто беспартийный: постоянная смерть за спиной, суровость походной жизни, взаимовыручка сроднили всех.
