Пять дней еще возились они с этим делом, пока не выяснилось, что Бурстин провел часть ночи с подругой Линдберга, о чем он, естественно, до поры до времени молчал, а потом умудрился заснуть в ее же номере на диване и проспал до позднего утра.
Полиции пришлось выпустить Ньюберга и его друзей. Хотя в разъяснении, которое Штромсен лично делал на пресс-конференции, было сказано, что «следствие по делу Ньюберга продолжается», сам он считал этот след мертвым. Теперь же перед ним был труп Свена Ньюберга. Значит, связь с убийством Нордена все же существовала.
Широкий пружинный матрац, на котором лицом кверху лежал убитый, стоял посреди почти пустой комнаты. На ручку кресла-качалки были небрежно брошены джинсы хозяина. На Ньюберге была лишь красная рубашка из тонкой материи. Однообразная белизна стен, потолков и простыни, покрывавшей матрац, делала всю эту сцену неправдоподобной. Красное, белое, синее — три цвета, как на чьем-то национальном флаге. Почти кощунство. Не было никаких сомнений, что его задушили, а перед этим он был объектом насилия со стороны неизвестного того же пола. Случай довольно ординарный для квартала Костен, но не для приличного района, где обитал Ньюберг.
Прошло не более двух недель после его последнего допроса в полиции. Кто-то убрал Ньюберга с пути, опасаясь, что он в конце концов что-то выдаст следствию. Нордена мог убить знакомый Свена, а отъезд в Хавен и вся эта история с карточной игрой, выпивкой и «исчезновениями» в номерах знакомых женщин были хорошо разыгранной комбинацией с целью отвлечь внимание от истинных обстоятельств убийства.
Но как убийца Нордена мог проникнуть в резиденцию? На территорию его мог провести в багажнике своего автомобиля кто-то из имеющих право на въезд. Значит, был сообщник. Версия с Ньюбергом была самой простой: ему мог содействовать Кристиансен, если не самому Ньюбергу, то кому-то из его друзей. Но с территории убийца должен был проникнуть в особняк. Он не мог этого сделать, не попав на видеопленку.
Гном снова приказал арестовать приятелей Ньюберга, в том числе Бурстина и тех, кто в ночь убийства оставался в столице. Ведь кто-то из них мог оказаться убийцей Ньюберга, а от него след приведет к разгадке убийства премьера. Единственно, кого Штромсен пощадил, была Ингрид Сьоберг. Дальше Гном откладывать разговор с ней не мог.
Открыв наружную дверь своей квартирки в большом доме на Хинсдейлгассе, Ингрид несколько мгновений удивленно смотрела на маленькую сгорбленную фигурку Штромсена. Это была высокая девушка, вынужденная глядеть на него сверху вниз. В ее темно-карих глазах таилась вечная улыбка женщин приморских племен, заселивших эти места тысячелетие назад. Наконец она сказала:
— Вы — Штромсен. Я видела ваши фотографии в газетах. Входите.
Если она и была напугана его внезапным появлением, то внешне ничем себя не выдала. Квартирка ее была того типа, который называли теперь «студией» — на американский манер. Продолговатая комната, кухня без окон рядом с входной дверью. Небольшая прозрачная ширма, отделявшая неширокую девичью кровать от основной части комнаты. В правом дальнем углу у окна — письменный столик, на нем фотография Свена в рамке и с черной полосой. Во всю правую стену тянулись полки с книгами. Их было больше, чем у Штромсена в его просторной квартире, и много больше, чем он рассчитывал прочитать, выйдя на пенсию. Он сел в кресло возле низкого журнального столика, но не торопился начинать разговор.
Ингрид опустилась на кушетку возле ширмы и посмотрела на него долгим вопросительным взглядом, вынудив его отвести глаза.
— Вам нужна моя помощь? — спросила она наконец.
Штромсен попросил разрешения курить и зажег сигарету.
— Смотря в чем, — заметил он. — Многое я знаю из собственных источников. Думаю, что они достаточно надежны.
Эти слова, видимо, не произвели на нее должного впечатления.
— Лучше, если вы будете задавать вопросы, — произнесла она без тени смущения. — Мне трудно судить о том, что может вас интересовать.
Другая, как это бывало не раз, выразила бы удивление его приходу, поспешила бы заявить, что ей сказать нечего. Так делали почти все.
— Вы не ждали, что вас вызовут в полицию? — спросил Штромсен.
— Нет, я допускала такую возможность, — отвечала она. — Особенно после того, как арестовали всех друзей Свена.
— Всех?
— Всех, кого я знаю.
Она сделала ударение на слове «я».
— Вы считаете, что они невиновны?
— Думаю, вы и сами вскоре в этом убедитесь.
— Почему?
Ингрид пожала плечами. Плечи были не широкие и не узкие, почти в самый раз. Разглядеть ее ноги он не мог. Она была, в джинсах, как и на большинстве просмотренных им видео лент.
— Расспросите тех, кто их знает, — сказала она. — Они могли задушить, но не способны на другое.
Почему она так спокойно говорит о человеке, с которым была в интимной связи более двух лет, вплоть до его смерти?
— Вы не знали о том, что он встречался с людьми такого типа?
— У них не могло быть с ним ничего общего в духовном смысле.
— Он жил сразу в нескольких измерениях?
— В этом было его очарование.
Штромсен зажег третью сигарету. Дым уходил в полураскрытое окно.
— Это были случайные встречи?
Она колебалась всего лишь секунду.
— У него была только одна постоянная любовь, — тихо, но уверенно произнесла она.
Понять это было трудно. Штромсен подумал, что он безнадежно устарел. В его время такое было бы невозможно.
— О чем вы просили Нордена за два дня до его убийства? — внезапно сменил он тему.
Это был коронный ход, который мог расколоть айсберг.
Но она продолжала отвечать, как ни в чем не бывало. Ни в голосе, ни во взгляде ничто не изменилось ни на йоту. С таким хладнокровием она сама могла бы убить кого угодно.
— Теперь, после смерти Свена, я, пожалуй, могу вам сказать кое-что. Вреда это ему уже не принесет. Его пыталась завербовать контрразведка. Это было после того, как он был арестован в начале года при разгоне демонстрации в Белунгене.
Штромсен сам не участвовал в этой операции, он был болен и следил за сообщениями по радио, лежа дома в постели. Руководил операцией его заместитель Квили Хагенфюрст. В парке Белунген собралось тысяч десять студентов и другой молодежи, они расположились там с ночи и целый день скандировали левые лозунги.
Полицию вызвали окрестные жители. В этом районе селились состоятельные семьи, представители столичной элиты. Полицейские нагрянули с овчарками. Случай был не из красивых. Правительство попало под перекрестный огонь прессы. Оппозиция торжествовала: при социалистах методы полиции не слишком отличались от тех, которые применяли их консервативные предшественники.
Штромсен не спросил Ингрид, зачем контрразведке понадобилось вербовать Свена. У Хансена были осведомители во всех политических партиях, правых и левых группах.
— Вы думали, что Норден поможет Свену избавиться от контрразведки? — спросил он.
— Мне казалось, что Берт всесилен, — сказала она просто. — Он часто помогал мне. На этот раз отказал наотрез. Это был неприятный разговор. Я обвинила его в недостойной ревности, но думаю, что причина была не в этом. Свен упрекал меня за то, что я ходила к Берту. «У тебя наивные представления о том, кто управляет государством» — говорил он. Пожалуй, Свен был прав.
— У вас есть его фотографии?
Она вынула из шкафа альбом и протянула ему. Наполовину он был заполнен снимками Свена и Ингрид. Снимали, по-видимому, друзья. В альбоме Штромсен нашел вырезку из «Моргенпост». Большая фотография: двое полицейских на демонстрации в Белунгене ведут арестованного Ньюберга. Другие полицейские в шлемах разгоняют дубинками толпу. Он вгляделся в лица тех двух: Фриц Молтебен и Кир Сомерсен. Фриц — здоровый верзила с длинным, лошадиным лицом, Кир — небольшого роста красавчик.
— Свен не рассказывал, где происходили встречи с людьми из контрразведки?
— Они приходили к нему домой. Он отказывался идти к ним.
— Его оставили в покое?
— Так ему казалось. Когда мы были в Хавене, он сказал мне, что дело, по-видимому, обошлось.
— Он не называл тех, кто приходил к нему?
— Нет. Я никогда не слышала ни единого имени.
— Жаловался на их грубость?
— Нет, они вели себя обходительно.
— Но угрожали?
— Речь шла о каких-то подробностях его личной жизни прежних лет.
Гном встал. Ингрид удивленно посмотрела на него:
— Это все? Почти что светский разговор. Совсем не похоже на допрос.
Он улыбнулся.
— Я уже многое знаю, но не хватает деталей. Быть может, сегодня вы прояснили кое-что.
Штромсен пошел к двери. Его догнал ее вопрос:
— Надеюсь, моему дяде не грозят неприятности?
Он остановился и повернулся к ней.
