Йонсон и Лавини сидели в креслах с высокими спинками в обставленном старой, но хорошо сохранившейся и, по-видимому, дорогой мебелью кабинете, на дверях которого не было таблички с именем его хозяина. Солнечный свет едва проникал в помещение из окон, завешанных портьерами, от чего в нем царила атмосфера таинственности. Звуки с шумной площади Рисорджименто сюда не доносились. Идя на эту встречу от площади Святого Петра, Йонсон миновал широкие, охранявшиеся швейцарскими гвардейцами ворота в высокой ватиканской стене. Из этих ворот, должно быть, незадолго до того вышел и сам синьор Лавини. Вход в адвокатскую контору охранялся не менее строго людьми в штатском.
— Из весьма солидного источника я знаю, — начал Йонсон, — что вы могли бы мне сообщить некоторые подробности взаимоотношений банка «Эчеленца» и иксляндской фирмы «Бионике».
Лавини смотрел на Гарри совершенно бесстрастно. На его лице нельзя было прочитать ни неудовольствия, ни одобрения.
— Антонио Борелли — наш очень хороший и близкий друг, — сказал он, помолчав несколько мгновений. — Мы выполним его просьбу при одном непременном условии. Все, что я вам сообщу здесь, не должно быть опубликовано. Если что-либо станет достоянием гласности, мы это категорически опровергнем. Более того, будет опровергнут сам факт нашей встречи. Если вы согласны на эти условия, то продолжим разговор.
Гарри не видел иного выхода, как дать согласие.
— Хорошо, — сказал Лавини. — В таком случае начнем с того, что корпорация владеет некоторой долей капитала «Эчеленцы» и владела им еще до известного скандала с нелегальными переводами средств. Вопреки тому, что пишет о нас пресса, мы не участвовали в этих операциях и не давали на них своего благословения. Современный финансовый мир сложен, наша деятельность сопряжена с многочисленными опасностями, даже если мы движимы самыми высокими и чистыми побуждениями. Тут никто не может быть застрахован от случайностей, подчас крайне неприятных.
Речь его текла легко и свободно. Он говорил на английском языке почти без акцента, но это не удивило Йонсона. Ведь сам глава корпорации, который уже четверть века работал в Ватикане и пользовался ватиканскими дипломатическими привилегиями, был американцем по рождению. И помощник вице-президента также вполне может быть американцем.
— Но, не неся ответственности за его операции, — продолжал Лавини, — мы все же досконально знаем, чем занимается «Эчеленца». Более того, многое он делает по нашим поручениям. Теперь о «Биониксе». Это — очень перспективный концерн. Наш интерес к нему носит чисто финансовый характер, мы имеем в нем значительный пакет акций и заинтересованы в приросте их стоимости. Мы всецело стоим за благополучие этой фирмы, и у вас нет никакой нужды волноваться.
— Волнуюсь не только я, — возразил Йонсон, — дело «Бионикса» обеспокоило всю нашу страну.
— Говоря откровенно, — продолжал Лавини, — оно и нам доставило много тревог. Не буду входить в детали, но мы немало способствовали урегулированию дела.
«Вот тебе на! — подумал Йонсон. — Абдулла со своими махинациями подвел даже престол святого Петра. В моих папках и намека нет на участие Ватикана в делах „Бионикса”».
— Вы, наверно, понимаете, — сказал Лавини, — что мы не придаем гласности наше участие в подобного рода делах. Даже самые осведомленные журналисты и политические деятели стараются обходить эти факты молча-чем. Мы всегда благодарны им за скромность.
«Сколько же перепадает прессе и политикам от «Эчеленцы» и самой корпорации? — подумал Йонсон. — Наверно, немало, иначе не пришлось бы рассчитывать на их молчание».
— И «Бионике» не исключение? — спросил он. — У вас есть интерес и к другим фирмам нашей маленькой страны? Если так, то мы можем быть спокойны.
Если в этих словах и была скрыта ирония, то Лавини ее не уловил.
— Нет, — отвечал он так же ровно, как и раньше, — нас привлекла в настоящее время именно эта фирма. Кроме того, синьор Борелли назвал мне только «Бионике». Я допускаю, что у нас есть и другие вложения в вашу промышленность, но я не готов сейчас говорить на эту тему более подробно.
— Конечно, конечно, — с готовностью согласился Гарри, но про себя отметил этот отказ расширять тему разговора. — Вернемся к «Биониксу». У меня есть сведения, тоже из солидных источников, что «Эчеленца» выступает посредником в операциях по поручению фирм, доходы которых имеют не вполне легальные источники. По моим сведениям, их также живо интересуют «Бионике» и его акции.
Лавини, казалось, ждал этого вопроса.
— Нам известно, — сказал он как ни в чем не бывало, — что у «Эчеленцы» есть разные клиенты. Он не может существовать и приносить прибыль, обслуживая только нашу корпорацию. О степени легальности или нелегальности доходов таких клиентов я судить не могу.
— Даже если речь идет о миллиардах, нажитых на торговле наркотиками? — не удержался Йонсон.
Аугустино Лавини оставался невозмутимым.
— Посудите сами, что мы можем об этом знать? — отвечал он. — Допустим, что где-то в Нассау, на Багамских островах, имеется банк. В нем некие бизнесмены из Латинской Америки или США держат свои средства, о происхождении которых банк их не расспрашивает. Если этот банк просит «Эчеленцу» помочь поместить эти средства, скажем, в «Бионике», то как может «Эчеленца», имея постоянный контакт и тесно сотрудничая с Нассау, отказать ему в такой просьбе? Источники клиентов — это вопрос, который должен интересовать власти тех стран, где эти доходы получены. Если власти не запрашивают Нассау или «Эчеленцу» по этому поводу, то какие же могут быть у нас основания тревожиться?
Йонсон хотел возразить, но Лавини продолжал, давая понять, что не хотел бы, чтобы его перебивали:
— Если, однако, мы обнаружили бы, что помещение таких фондов оказало бы негативное влияние на дела «Бионикса», тогда бы мы могли принять соответствующие меры. Но, насколько я могу судить, пока такой угрозы нет. Следовательно, нет и оснований для тревоги.
Перед столь ясно выраженной позицией спорить о моральной стороне дела было бесполезно. Гарри решил чуть изменить направление своих вопросов:
— Но, быть может, синьор Лавини, вам известно о каких-либо других концернах или фирмах в моей стране, где люди из Нассау — будем их так условно именовать — могут уже сейчас иметь сильное влияние через свои активы?
Человек в черном задумался.
— Я был бы рад вам помочь, мистер Йонсон, — ответил он, и в его голосе впервые прозвучало подобие искренности, — но, поверьте, у меня нет доподлинных сведений относительно того, о чем вы спрашиваете. Люди из Нассау могут быть всюду, даже в соседней комнате. Чтобы их распознать, требуется особая служба, и я надеюсь, что в вашей стране она поставлена так, как того заслуживает.
Лавини замолчал, но не торопился закончить беседу. Он знал, что Йонсона интересует еще одна тема, о которой его предупредили.
— Мне говорили, — сказал он, видя, что Йонсон сам ее не поднимает, — что вас также беспокоит военная сторона деятельности «Бионикса». Должен признать, она существует. Современная наука, будь то в биотехнологии, микроэлектронике, лазерах и других своих сферах, всегда стоит на грани между делами мирными и военными. Отталкивает ли это нас? Если мы займем узкую позицию, то не найдем выгодных сфер помещения своих средств.
В конце концов дело военных властей интересоваться деталями. Но скажу следующее. Если состоится планируемое ныне слияние «Бионикса» с франко-итальянским «Монтаньяро», то доля военных разработок объединенного концерна скорее уменьшится, чем возрастет. Но…
Он остановился, как бы засомневавшись, следует ли развивать мысль.
Йонсон вопросительно взглянул на собеседника.
— Но… — продолжил Лавини после минутных размышлений, — могут быть и другие варианты. «Бионике» привлекает к себе взоры не только латиноамериканских стран.
— И вы бы сказали, что «Бионике» может быть захвачен американцами? — спросил Гарри.
— Я сам родился в США, — признался Лавини, — хотя семья моя родом из Италии. Америка для меня — родина, и я не считаю, что вариант объединения с американской фирмой менее предпочтителен, чем с европейской.
— Вы говорили, что это может усилить военную направленность «Бионикса», — заметил Йонсон.
— Не столько говорил, сколько подразумевал, — возразил Лавини. — Мне было очень приятно с вами встретиться, мистер Йонсон. Надеюсь, вам понравится Италия. Вы здесь, конечно, не впервые?
Разговор был явно закончен. Гарри первым вышел на улицу. Он неспешно побрел к площади Святого Петра, еще раз поглядел издали на громадный собор и двинулся дальше по Вьяледи-Консолидационе, торжественной и однообразной. Выйдя на набережную Тибра, он оказался перед круглой крепостью Сент-Анжело, на крыше которой был расстрелян Каварадосси.
