– У меня неплохой адвокат, поэтому они и восстановили пенсию. Попробуйте сами шесть лет не вылезать из тяжб и жить при этом без копейки.
Майк опустился на диван, я присела рядом с ним. Китредж остался в проходе между кухней и комнатой. Он потягивал жидкий белок из картонной коробки, которую извлек из холодильника, и ждал реакции Майка.
– Почему они так… – начал Майк.
– Не ваше дело, – крякнул Китредж. – Что с Эмили?
– Газет не читаете?
– Только хорошие новости.
– Значит, вы пропустили ее некролог на прошлой неделе.
Китредж снова сделал глоток.
– Вы что, деньги на цветы пришли собирать?
– Эмили Апшоу убита.
– А ты тот умник, который это расследует. Ты, наверное, откопал какую-нибудь бумажку, Чэпмен. Но ты напрасно потратил время, бегая за мной, – мы не виделись с ней лет двадцать. Удивительно, как вы вообще на меня вышли.
– Должно быть, ей нравилось ваше рисование. По нашим данным, она жила здесь, когда прекратили дело о воровстве из магазина.
– Я купил этот самый диван, на котором вы сидите, – ощетинился Китредж, – чтобы у нее был безопасный уголок, где можно спокойно поспать.
– Выполняете служебный долг дома? – спросил Майк.
– Если бы она не оказалась здесь, то попала бы в ночлежку на Бауэри. Бедняжке некуда было податься. Семья даже слышать о ней не хотела, в общежитие, после того, как она попалась, ее не пускали. А этот дружок, с которым она жила, вышвырнул ее…
Он не договорил: щелкнул замок, и Китредж пошел к двери. Мы увидели брюнетку лет пятидесяти, в хорошей физической форме. На ней был облегающий спортивный костюм. Это она была изображена на рисунках, и выражение лица у нее было то же – холодное и жесткое.
– Что-нибудь случилось? – проговорила она, вопросительно поглядывая то на Китреджа, то на нас.
Майк встал и протянул руку.
– Здравствуйте, я Майк…
– Это герцог и герцогиня из Виндзора – они скоро уйдут, – оборвал его Китредж, кивая в сторону другой двери. – Подожди в спальне.
Женщина снова взглянула на нас и, уходя, похлопала Китреджа по руке.
– Ее приятель нас и интересует, – сказал Майк, хотя я знала, что нелюбезный хозяин дома интересовал его не меньше, чем старый поклонник Эмили. – Что вы можете о нем рассказать?
– Ничего. Никогда его не видел.
– Как вы вляпались в это дело?
– Никак. Я не имел никакого отношения к воровству, за которое она попалась. Я тогда работал в шестом отделе, – ответил Китредж.
Как мы знали из полицейского отчета, кража произошла в Верхнем городе, а Эмили жила в Гринич-Виллидж, в шестом округе.
– Она явилась в участок с этой… странной историей в тот самый день, когда меня угораздило принимать заявки. Знаете, Чэпмен, как это бывает?
– Что за история?
Китредж смял в кулаке пустой пакет.
– Бедняжка была вдребезги пьяная. Сержант отправил ее наверх. Он хотел, чтобы кто-нибудь из наших сотрудниц обыскал ее насчет наркотиков, потому что она несла страшную чушь. А там был только я. Она сказала, что у нее есть данные об убийстве. Что она знает парня, который кого-то убил.
– Это была правда?
– Я дал ей возможность высказаться. Попросил рассказать об убийце. Она была перепугана. Это был ее парень, с которым они познакомились во время реабилитации.
– Монти? Его звали Монти? – спрашивал Майк.
– Нет. Может, это была его кличка, но Эмили его так не называла, – ответил Китредж, нахмурившись и покачивая головой. – Прошло целых двадцать лет – я что, обязан помнить, как его зовут?
– Вы его так и не видели? Эмили разве с ним не жила?
– Она к тому времени переехала. Снова сорвалась и ушла жить в Ассоциацию молодых христианок. Как-то на улице она мне его показывала, но я толком не разглядел. Он показался мне обычным придурком из Виллидж. Обкуренный. Хиппующий паренек из богатеньких. Большинство из них этим благополучно переболели. Я решил его опросить, пошел за ним, но он уже смылся. По-моему, они жили вместе на улице Салливан. Потом я не нашел никаких его следов.
– Он тоже был студент?
– Скорее всего, уже нет. Сам ушел, а может, отчислили. По-моему, она говорила, что семья не хотела за него платить. Синдром паршивой овцы, – проговорил Китредж, улыбаясь Майку. – Сам таким был.
– Кого он убил?
– Этого она тоже не знала. – Китредж облокотился о кухонный стол. – Только сказала, что это кто-то из той же наркоманской компании.
– Где это случилось?
– Послушайте, если б она знала, я бы раскрыл это дело. Чэпмен, передо мной была до чертиков обкуренная девица, которая твердила, что ее приятель кого-то похоронил заживо. Кто похоронил, где похоронил… Вполне возможно, что сам этот друг был галлюцинацией. Они у нее частенько случались.
– Она объясняла, почему так считает?
Китредж задумался на секунду.
– Да. Однажды ночью, через несколько недель после того, как Эмили вылетела из программы, этот парень вернулся с собрания…
– Вы имеете в виду собрание анонимных алкоголиков?
– Что-то в этом роде. По-моему, оно называлось собранием студентов, злоупотребляющих алкоголем и наркотиками. Насколько я помню, он держался дольше, чем Эмили. Он пришел туда, когда еще учился в Нью-Йоркском университете. А в тот день он принес несколько пакетов кокса, и они вдвоем забалдели. Вот тогда он и сорвался.
– В смысле?
– Его забрало. По словам Эмили, он совсем съехал с катушек. Он сказал ей, что, еще когда он не пил и не принимал наркотики, ему не давали покоя воспоминания. В тот вечер он рассказал двоим участникам собрания, что ему кажется, что он убил кого-то. У него были галлюцинации, видения, вся эта лабуда. Провалы в памяти – до того он упивался. Но как только… Как это дурацкое слово? Как только он поделился этим в группе самопомощи – тут же стал нервничать, что его могут сдать с потрохами. Он прямо впал в исступление, достал наркотиков, чтобы протянуть ночь, и пошел рыдать у Эмили на плече.
– И та прибежала в полицию, – продолжил за него Майк.
– Вы думаете, что она пришла той же ночью? Когда и должна была? – Китредж усмехнулся. – Она пришла не в ту ночь и даже не на следующий день. Она опоздала месяца на четыре.
– С чем это было связано? – спросила я, впервые уступая в разговор.
– Обычная бабья упертость. Эмили не верила в но. Ах, нежная душа, хорошая семья, поэтический гении, блестящий студент, добрый к животным. Его бредни она списала на белый порошок, который он засиживал себе в нос.
– И она осталась с ним?
– Да. Но потом, после кражи, все стало хуже. По правде сказать, я так и не понял, то ли она его испугалась, то ли он просто вышвырнул ее на улицу.
– Как она снова вас отыскала? – спросил Майк.
– Она рассказала своему адвокату из Бесплатной юридической помощи, что у нее есть товарищ в полиции. Тот позвонил и сказал мне, что если у нее останется все тот же временный адрес, типа Ассоциации молодых христианок, то прокуратура не станет прекращать дело. Он попросил меня приютить ее на месяц.
– Вы с ней жили?
– Не ваше собачье дело, Чэпмен.
– Вы проверяли то, что она рассказала? – спросила я. – Встречались с другими участниками этой группы?
– Все это оказалось сложно, – говоря со мной, Китредж смотрел на Майка. – Во-первых, когда Эмили перебралась ко мне, группа приостановила работу На лето. Во-вторых, собрания проводятся на условиях конфиденциальности. Вы же знаете закон – информации, связанная с лечением от наркомании, не подлежит огласке. Поэтому в университете не было никаких сведений о том, кто вообще входил в эту группу.
– Выходит, у вас была только невразумительная кокаиновая исповедь, – сказал Майк.
– Ни тела, ни места преступления. Не было даже подозреваемого. Я занимался этим делом несколько месяцев, – сказал Китредж.
Наверное, пока Эмили на него давила, подумала я.
– Потом начальник забрал у меня дело. Он считал, что она наговаривает на парня, который ее бросил. Мы не могли перерыть весь Манхэттен, пока не будет сообщения о без вести пропавшем.
– У вас сохранился файл? – спросил Майк.
– Тогда все было на бумаге, компьютерами не пользовались.
– Возможно, вы что-нибудь взяли… Какие-нибудь документы с именами…
– Зачем? Для мемуаров?
Китредж усмехнулся. Он подошел к выходу и потянул за дверную ручку.
– Не возражаете, если мы снова придем, когда накопится информация? – спросил Майк, понимая, что разговор закончен.
– Постарайтесь не тратить мое время. Эмили не разбиралась в мужчинах. В основном ей, видимо, попадались любители выпить с крутым характером. Она так и не научилась держаться от бутылки подальше.
Мы вышли на улицу и направились к машине. В этот момент у Майка зазвонил сотовый телефон. Когда он заговорил, у него изо рта пошел пар. Казалось, что внутри его все кипело. Что ж, это было заметно.
– Где? Скотти Тарен знает об этом? – ответы явно нравились Майку. – Спасибо, Хэл. Буду должен.
