Никто из добрых граждан страны не знал своих правителей ни в лицо, ни по имени. Анонимность была одним из главных принципов нынешнего режима. Это при проклятой Империи правящая верхушка заполняла подробностями своей жизни не только официальную хронику, но и колонки светской жизни и сплетен в газетах и глянцевых журналах, позировала перед телекамерами, дряхлый император вместе с семейством делал голодающему народу ручкой с балкона. Это оскорбляло чувства населения, и в то же время развращало его. Нынешние правители покончили с этой порочной практикой. Народ знал — любой из тех, кто трудится или сражается в их рядах, может в действительности оказаться одним из Великих Неизвестных. И как сладко думать, что, может быть, твой товарищ, покончив со сменой на заводе или вернувшись из пограничного дозора, возвращается сюда, во дворец, где будет трудиться во благо твое. Военные парады, народные демонстрации, факельные шествия проходили перед пустым балконом, но люди знают: Отцы видят их, они там, за окнами, которые светятся даже и в ночи — когда народ спит, Отцы его бдят…
На самом деле правители не только не жили во дворце — они крайне редко в нем бывали. Нет, здание не пустовало, здесь помещались некоторые административные отделы, часть архивов, госпиталь, и машины, припаркованные на охраняемой легионерами стоянке, находились здесь не отвода глаз. То есть не только для отвода.
Но встречи и совещания Великих Неизвестных происходили совсем в других зданиях. Из соображений безопасности. Такая традиция утвердилась в самом начале правления, а может, и раньше, когда нынешние правители были группой заговорщиков и им приходилось соблюдать конспирацию, — Волдырь уже не помнил. Помнил только, что идея принадлежала Филину, но он, Волдырь, его тогда поддержал.
Когда он получил сообщение о совещании в особняке на Большой Парковой, то уже понимал, каков будет предмет разговора. Адрес предполагал совещание в расширенном составе. То есть обсуждать будут пресловутый прожект, массаракш… он с радостью пропустил бы эту встречу, настолько ему было безразлично, но для того, кто являет собою глаза и уши правительства, это сделать никак невозможно. Кроме того, приятно будет взглянуть в бегающие глазки Ловкача и поразвлечься его промаху. Поэтому пришлось натягивать ненавистный официальный мундир (сколько новых ни шей, всегда кажется тесным, и стоячий воротник с изображением символа Департамента — броней и секирой — давит горло) и ехать.
Как всегда в дневное время, в центре Столицы были сплошные пробки, но благодаря ловкости Ферджа они сумели доехать вовремя. Особняк находился за парком, одним из немногих, оставшихся в Столице, — земля в центре была слишком дорога, чтоб расходовать ее так непродуктивно. От улицы дом скрывала высокая ограда.
Первым, кого увидел Волдырь, выбравшись из машины, был Умник — перед ним предупредительно распахивал дверцу машины кто-то из его шестерок, Рох, кажется.
— Привет, Волдырь, — сказал государственный прокурор, благожелательно улыбаясь. — Сколько ни вижу тебя, все толстеешь.
— Значит, здоровье крепкое, — парировал Волдырь. — А вот по тебе этого не скажешь. — Он закурил, протянул пачку собеседнику. — Будешь?
— Нет. Сам же сказал, надо заботиться о здоровье.
Референт отошел в сторонку, не желая мешать беседе великих людей.
— И жена небось запрещает…
— А как тебе предмет нынешнего совещания?
Волдырь не без удовольствия отметил, что Умник постарался переменить тему. Не любил, когда Волдырь упоминал его жену.
— Говоришь так, будто он тебе известен.
— А тебе, можно подумать, нет. Проект «Золото», верно?
— Что, всю свою агентуру на уши поставил?
— Нет. Просто позвонил Головастику и побеседовал с ним. — Он усмехнулся и поправил редеющую шевелюру, прикрывая шрам на виске.
Провокатор. Всегда таким был и остался. Но сейчас не это важно.
— Головастик? Погоди, это у нас…
— Память слабеет? Это заместитель Странника.
Еще одно имя, которое мало о чем говорило Волдырю.
— Странник? Ах да, Департамент специальных исследований… Он-то здесь при чем?
— Он со своей конторой проводил научную экспертизу проекта.
Стало быть, предстоит выслушивать еще пседонаучную заумь. Не то чтобы Волдырь испытывал недоверие к научным достижениям в целом. В конце концов, нынешний режим и существует благодаря научным достижениям. Но преемники Шершня внушали ему не большее уважение, чем преемники Филина. Он даже не помнил, кто рекомендовал нынешнего главу ДСИ на его пост. Ничего он собою не представлял, крыса лабораторная. Единственная причина, по которой Странник в свое время привлек внимание Волдыря, — его псевдопандейское происхождение.
— Впрочем, это не важно, — продолжал Умник. — По моим сведениям, все уже решено. Сегодняшнее заседание — просто для проформы.
Хотя с Умником никогда ни в чем нельзя быть уверенным, тут он определенно не лгал. Источники Волдыря утверждали то же самое.
— Ну что, идем?
Волдырь отшвырнул окурок и раздавил его ботинком. Он двинулся первым, и прокурор этого не оспаривал. Волдыря сопровождал Фиу, Умника — его референт. Уже то обстоятельство, что в здание были допущены сопровождающие, свидетельствовало о том, что сегодня ничего экстраординарного не предвидится. Впрочем, никому из охранников, секретарей, референтов дальше приемной ходу не было. Протоколы на совещаниях не велись. То есть никто из участников не сомневался, что все записывается, но делалось это автоматически.
Умник как-то жаловался, что обстановка во всех кабинетах, предназначенных для встреч, выглядит довольно пошло и однообразно. Врешь ты, прокурор, как обычно. Раздражает тебя эта обстановка. Угнетает. Так и было задумано, и я могу понять Канцлера.
Каминный зал, предназначенный для заседаний в этом особняке, отличался от других тем, что он был больше, и там действительно имелся камин. Тот, правда, не функционировал и был замурован. В целях безопасности опять же.
А так — окна замурованы, стены затянуты бархатом (здесь — желтым). Свет приглушен. Посреди зала — длинный стол, да и не зал это вовсе, просто большая комната.
За столом в креслах — дюжина мужчин. Младшим за тридцать, старшим около пятидесяти. Около — в обе стороны. Все граждане знают, что герои, свергшие ненавистный имперский режим, были молоды, и молодыми они для народа и остаются. О том, что с тех пор миновало около двадцати лет, помнить не обязательно.
Но для тех, кто был причастен, не могло возникнуть сомнений, что некоторые из присутствующих никак не могли принимать участия в тех исторических событиях — просто по возрасту. И действительно, состав внутреннего круга менялся. Но были те, кто оставался неизменным. Столпы и опоры. И все они сегодня присутствовали здесь. Канцлер, он же Папа. Граф. Барон. Умник. Волдырь. Дергунчик. Верховная администрация, суд, госбезопасность, армия. Султан и Ловкач пришли позже, у них были предшественники. Остальные — Очкарик, Чайник, Туча — были мелкой сошкой и не стоили внимания.
После кратких приветствий Султан начал излагать суть проекта. Волдырь слушал его вполуха. Все самое главное он уже знал. А прочее… ну да, открытие великое — экономика у нас в кризисе. Спрашивается, а когда она не была в кризисе? Только тогда, когда находилась в говне… ладно, в полностью разрушенном состоянии. И не надо мне про падение темпов роста, покупательной способности и отсутствие рынков сбыта. Это словесная дребедень, прикрывающая новый радикальный способ получения прибыли. В переводе на общепонятный — как срубить бабла по-крупному. А почему бы и нет?
Нудный, вечно недовольный голос Султана, как всегда, нагонял скуку. Однако Канцлер одобрительно кивал. Лишь это движение выдавало его заинтересованность. Его сухое лицо на фоне здешней обивки казалось еще более желтым, чем обычно, глаз не видно под набрякшими веками. Но он слушает. Канцлер эту экономическую заумь понимает. Или притворяется, что понимает.
Наблюдая за реакцией лидера нации, Волдырь пропустил момент, когда Султан закончил докладывать, и отметил этот факт лишь когда скрипение ведущего финансиста страны сменилось кашлем.
— Ну что, — сказал Барон, — будем считать вопрос решенным?
Канцлер, похоже, решил сделать многозначительную паузу в лучших традициях императорских театров, коих он в свое время был большой поклонник, и вот в эту паузу умудрился вклиниться Ловкач.
— Отнюдь. Мы еще не выслушали нашего научного эксперта.
А это была уже наглость — перебивать того, кто стоит настолько выше тебя. Что-то часто стал ты наглеть в последнее время, Ловкач, я тебе это еще припомню.
— Но ведь это формальность? — осведомился Умник.
— В нашем деле формальности надо соблюдать, тебе ли, Умник, этого не знать? — отозвался Граф.
