Наконец Хельга справилась с автоматом. Выпустила длинную очередь по преследователям. Естественно, никого не зацепила, но заставила немного поотстать.
— Одиночными стреляй! Так ты весь рожок за два раза выпустишь.
— А как одиночными стрелять? — прозвучал чисто женский вопрос.
— Блин, — не выдержала и выругалась по-русски Катя.
— Что ты сказала?
Внедорожник выскочил на пригорок. За ним у самой дороги стояло штук семь подобных машин, оснащенных пулеметами, и еще три грузовика с тентами. Возле них виднелись такие же головорезы, как и те, что преследовали внедорожник.
— Вот же черт, обошли. — Кате сперва показалось, что это люди Надима каким-то чудесным образом оказались у них на пути.
Но тут же выяснилось, что это не так. Лишь только из-за пригорка показались машины, головорезы впереди тут же пришли в движение. Пулеметчики вскочили на платформы, открыли огонь. Разогнанный до максимума внедорожник было не так-то легко развернуть. Какое-то время Сабурова вела машину вдоль склона. Пока еще удавалось уворачиваться. Несколько пулеметных очередей легли совсем рядом, подняв фонтаны из пыли и мелких камней.
Надим и его люди разворачивали машины, отходили, отстреливаясь.
— Попали между двух огней, — сказала Катя и тоже стала уходить назад.
— Может, это военные? — воодушевилась Хельга. — Они поймут, кто мы такие, и нас освободят?
— Да посмотри на них. Это же форменные боевики-повстанцы.
— Тогда это какие-то неправильные боевики, — прошептала Хельга, вжимаясь в сиденье. — Почему они стреляют?
«Неправильные боевики» уже двинулись вперед — пылили джипы и грузовики.
— Это ты у них спроси. Боевики все неправильные.
Внедорожник с Катей и Хельгой вновь перевалил за гребень пригорка. Машины Надима остановились метрах в трехстах.
— Ну и что теперь? — спросила Юхансон.
— А кто его знает. И так плохо, и так нехорошо. Попробуем вбок.
Но она даже не успела повернуть в сторону. Там тоже показались две машины и тут же открыли огонь. Из укрытия бухнул гранатомет. Засвистело. Мина разорвалась между внедорожником и машиной, в которой сидел Надим. Следующий залп лег ближе к главарю отряда. Нервы сдали, машина помчалась к крепости. А вот третий залп гранатомета был уже хорошо откорректирован. Он накрыл грузовичок с боевиками. Полыхнуло.
«Неправильные боевики» пошли в наступление. Теперь уже миномет бил по крепости. Пейзаж заволакивало дымом и пылью. Катя и Хельга смотрели друг на друга.
— Тут нас точно прикончат, — мрачно произнесла Сабурова, глядя на то, как машины, одна за одной, появляются из-за бугра.
— А там — нет? — Хельга бросила взгляд на крепость, которую уже до половины заволокло дымом.
— Там есть шанс, — не слишком уверенно проговорила Катя, трогая внедорожник с места.
Сделала она это вовремя, пулеметная очередь накрыла то самое место, где они только что выжидали.
— Кто они такие? Что им нужно? — сыпала вопросами Хельга.
— Откуда я знаю, — отвечала Катя, уводя машину «противоторпедным» зигзагом.
Внедорожник въехал в дым. За лобовым стеклом он стлался молочным туманом. Сабурова включила фары. Они сумели пробиться сквозь завесу. Стали видны очертания стен крепости. Сверху ожесточенно стрекотали пулеметы. То и дело ухал гранатомет. Пару раз выстрелила пушка.
— Дальше пешком, — сказала Катя.
Держась за руки, боясь потеряться в этом аду, женщины побежали. За ними полыхнул огнем подбитый внедорожник.
— И тут успели, — обернулась Сабурова.
— Только не говори больше, что ты везучая. Странное у тебя какое-то везение.
Во дворе крепости царила паника. Боевики суетились, Надим Аль-Хитаб и его заместитель Кусэй Дакка криками наводили порядок, пытаясь организовать оборону. Но попробуй это сделать в дыму, под обстрелом.
Четверо боевиков, несмотря на то что вокруг осыпались стены и рвались снаряды, выкатывали на позицию к воротам противотанковую пушку. С верхней площадки прямо к ногам Кати и Хельги свалился убитый пулеметчик. Что-то гортанно кричал из огневого гнезда второй номер расчета. Благо на Сабурову и Юхансон никто в этой неразберихе особого внимания не обращал. Никто не собирался привлечь их к обороне крепости.
Вокруг стен носились на джипах и грузовичках нападавшие, поливали стены огнем. От пуль и снарядов древний кирпич крошился, разлетался в пыль. Команды, крики раненых, стоны умирающих, свист снарядов, стрекотание автоматных очередей сливались в чудовищную вакханалию звуков, которая и обстрелянного бойца могла привести в ужас. Что уж говорить про Хельгу, впервые понюхавшую порох.
— Какого черта я согласилась на это предложение, — канючила она. — Надо было послать Карла подальше. А он — деньги, деньги хорошие заплатят.
— Здесь нас накроет, — предупредила Катя, присмотревшись к тому, как ложатся снаряды. — Бежим.
Она крепко сжала руку Хельги и потащила ее за собой.
— Здесь! — крикнула Сабурова, падая под стену и увлекая за собой подругу по несчастью.
Громыхнуло совсем рядом. Посыпались обломки стены. Хорошо, что их не зацепило. Хельгу трясло от страха.
— Карл — твой бойфренд? — спросила Сабурова не потому, что ей было это интересно, а из-за того, чтобы хоть чем-то занять сознание перепуганной молодой женщины, заставить ее думать и возвратить к реальности.
— Нет, мой парень — Мартин, — живо отозвалась Юхансон. — Но Карл у нас занимается финансами. У него это хорошо получается.
Мимо прижавшихся к стене Кати и Хельги пробежал повстанец в повязанной на голову зеленой бандане, остановился, уставился на незнакомых ему бойцов. Хорошо, что лица у них были так закопчены и покрыты пылью, что разобрать сразу, кто перед ним — мужчины или женщины, он не успел.
Катя указала рукой на стены, крикнула что-то нечленораздельное. Боевик, не обнаруживший на стене никакой угрозы, вновь повернул голову, однако видение уже исчезло. Под стеной было пусто.
Сабурова с Юхансон уже перебрались поближе к выгородке для заложников. Об этих людях никто специально не беспокоился, предоставив им самим решать свою судьбу, заботиться о спасении. Если повстанцы действовали еще более-менее осознанно, то тут царила полная паника. Люди прикрывались телами убитых, тюфяками, забивались в малейшую щель.
— Наружу не сунешься, — констатировала Катя. — Кто-то очень хочет ворваться в крепость. Интересно, зачем?
— Не знаю. Я ничего не понимаю. Отказываюсь понимать.
— Во всем существует своя логика. И если мы хотим выжить, то должны понять, в чем дело.
Стрекотали автоматы, трещали пулеметы. Методично ухал гранатомет. Под загородкой, укрывшись за железной бочкой с водой, сидел немолодой европеец и беззвучно шевелил губами. Наверное, молился, во всяком случае, так показалось Сабуровой.
— Мистер, — позвала она его.
Тот среагировал не сразу. Может, думал, что это его окликает небесный голос, а потому оставался погруженным в беседу с Богом.
— Мистер, — еще раз позвала его Катя, протянула руку и тронула за плечо.
Наконец тот обернулся, и первой его реакцией был испуг. Он видел перед собой боевика, а это не сулило ничего хорошего.
— Не бойтесь нас, — произнесла Катя. — Мы такие же, как вы.
Для доходчивости Катя сдернула с головы кепку с длинным козырьком, показав женское лицо, а затем сразу же ее надела. Немолодой европеец повертел головой и натянуто улыбнулся.
— Я думал, нас сейчас погонят живым щитом перед собой на прорыв, — сказал он. — Я слышал, они так иногда делают.
Кто такие они, добавлять не стоило. Так заложник мог назвать только повстанцев, взявших их в плен.
— Вы понимаете, что происходит?
Этот вопрос окончательно вывел немолодого мужчину из оцепенения.
— Это… — начал он.
Рядом громыхнуло, все заволокло пылью и дымом. Когда выедающий глаза туман рассеялся, Катя чертыхнулась, а Хельга вскрикнула и закрыла лицо руками. Их собеседник был уже мертв, голова свесилась на грудь, на рубашке напротив сердца растекалось темное кровавое пятно.
— Мы только что с ним говорили… Он был жив… — шептала Хельга, вновь утратив чувство реальности.
— На войне всегда так, — довольно жестко сказала Катя. — Кто погибает, а кто остается жив.
— Так не должно быть.
— Но так есть.
— Я не хочу…
— А тебя никто не спрашивает. Если ничего не предпримем, мы сейчас сдохнем.
— Мы так и так сдохнем, — прислушиваясь к стрельбе и крикам, произнесла Юхансон.
Катя сообразила, что Хельга уже сдалась в руки судьбе. Готова, как и другие заложники, ждать, пока фортуна сама решит за них — жить или погибнуть. А это нехороший симптом.
— Не хотелось бы возвращаться, но единственное наше спасение в нашей тюрьме. Там хоть стены толстые и своды надежные. Простояли полтысячи лет, выдержат и попадание снаряда. Бегом.
