Гавран задумчиво произнес:
— Что же случилось с Сыровы?
— Кто-то на него напал и так избил, что оказались отбитыми почки. Его отвезли в государственную больницу, где он и умер.
— Нападение на ферме — как это могло произойти?
— Огноутек намекнул: Сыровы называли болтуном, он доносил на других эмигрантов, а их было на ферме человек десять, Фермер тоже был чехом, убежал в тридцать восьмом году. Вначале думали, что ховяин взял чехов из сочувствия, но в действительности он наживался на них. Потом Огвоутек случайно нашел работу на пристани. Адрес у меня есть, могу дать, если хотите.
Был бы вам очень благодарен. Мне только одно непонятно, пан Завадил. Сыровы определенно рассчитывал, что за границей ему помогут. Почему же он попал в Австралию и почему, в конце концов, оказался вынужден доносить на других, чтобы выжить?
— Трудно сказать, — отвел глаза в сторону Завадил.
— А я скажу вам. Сыровы только там понял, что люди Бартака никого не интересуют.
— Вы ведь знаете, пан капитан, что на самом деле все это выглядит еще печальнее: людям Бартака за рубежом никто не верит. Ваш коллега показывал мне австрийские газеты.
— А вы знали об этой статье, когда вас уговаривал Сыровы?
— Тогда еще не знал. Меня сильно поразило это, потому что я, вероятно, единственный свидетель, который мог бы рассказать о странных связях Бартака с немцами. Но об этом вашему коллеге я не рассказывал.
— А мне расскажете?
Завадил вытащил сигарету и нервно закурил.
— Год назад, — начал он, — мне было так плохо, что я начал подумывать о смерти. Не хотел уносить свою тайну в могилу и решил написать подробно о том, как все это происходило. Потом в больнице меня подремонтировали, я снова стал как огурчик. Считаю себя виновным в том, что еще во время войны мог бы предупредить остальных об опасности, а Бартака разоблачить, но не сделал этого. Да и кто бы мне поверил — незаметному помощнику? Бартак был величиной — славным английским капитаном! — Завадил погасил недокуренную сигарету. — Я сам, собственными глазами, видел, как Бартак выходил из нелегальной квартиры нацистского майора Колера.
Гавран спросил, сдерживая волнение:
— Вы не ошиблись?
— Абсолютно нет. Получилось случайно. У меня была запасная рация. Батареи сели, аккумуляторы достать было трудно. Ну, я и уговорил знакомого водителя грузовой машины, человека надежного, поменять батареи. Дело было связано с риском, но он пообещал сделать. Жил он на площади в многоэтажном жилом доме. Как сейчас помню, было последнее воскресенье октября сорок четвертого года. Пришел я к нему со старой батареей в рюкзаке. Он дал мне новую и предупредил, чтобы я был осторожен: в квартире этажом ниже бывает майор Колер. Его я знал, однажды в кафе мне указал на него автомеханик Прушвиц — мой соученик и сосед по квартире. Колер ходил в гражданском костюме, ездил на «татре» с местным номером. Однажды после небольшой аварии Прушвиц ремонтировал ему машину. При этом за механиком наблюдали два немецких солдата, а его заставили подписать обязательство, что будет молчать. Я выглянул из дверей квартиры водителя и хотел было опуститься по лестнице, как из нижней квартиры вышел человек. Я узнал его, это был Бартак.
— Вы сказали об этом кому-нибудь?
— Конечно. Я боялся, как бы Бартак не попал в гестаповскую ловушку. В тот же вечер я разыскал старшего нашей тройки Йондру и все ему передал. Через две недели я узнал, что все обошлось благополучно, что якобы Бартак ставил ловушку для Колера. Мне и в голову не могло прийти, что Бартак лжет. Так слепо мы ему доверяли. Мне не показался подозрительным и тот факт, что спустя два дня гестапо забрало Йондру. К счастью, Йондра ничего не сказал обо мне, а на меня Бартак рассчитывал в будущем, иначе бы тоже забрали.
— Таким образом, вы тогда Бартака не подозревали.
— Да. Мне, правда, показалось странным, что с Колером ничего не случилось, но спрашивать об этом я не решился, а позднее было столько событий, что я о нем позабыл. Собственно, только после войны я узнал, что Колер работает в абвере. До того времени я полагал, что это гестаповец.
— Как вы об этом узнали?
— Из газет. В них была помещена его фотография и обращение к свидетелям от имени следственной комиссии.
— Когда вам впервые пришла в голову мысль, что с Бартаком не все в порядке?
— Уже в тысяча девятьсот семьдесят первом году, когда ваш коллега показал мне статью. Правда, она была устаревшей, и вначале я ей не поверил. Но потом подумал: «С какой это стати австрийцы стали бы наговаривать именно на него?» Я вспомнил о Колере, о намеках в адрес Бартака после войны, о том, как странно он уходил от гестапо. Долго не хотелось признаваться, что большинство членов нашей группы были, по сути дела, подсадными утками, не исключая и меня. Другого объяснения не существует. Бартак был лжецом, но выдавал себя за героя. Вы не удивляйтесь, что мы шли за ним, словно овечки. Это мне стоило одиннадцати лет, трех месяцев и четырех дней жизни. Конечно, хуже, чем лагерь, есть сознание того, что ты во время войны и после нее помогал предателю.
— Вы кому-нибудь доверили эти факты?
— Жене. Сначала я намеревался поехать в Ланжовице, побывать везде, где Бартака считали героем, и громко сказать, кем он был на самом деле. Но жена отсоветовала — кто бы поверил мне? -
— Один голос вряд ли убедил бы людей, но я знаю человека, который может сопоставить ваши воспоминания с другими фактами. Он думает о Бартаке точно так же, как и вы, кроме того, он располагает и другими доказательствами.
— Он опубликует их?
— Не полностью. Это историк, пишет научную работу. Более широкая информация, мне кажется, не нужна. Это оскорбило бы чувства тех членов вашей группы, которые до сих пор верят, что они боролись против Гитлера, за справедливые цели.
Завадил задумался:
— Именно это меня мучило. Я доверю вам свои бумаги. — Он взглянул на часы на стене. — Поедем с машиной, которая повезет товар в магазин. По дороге я заскочу домой и передам вам бумаги.
— Вернемся еще раз, пан Завадил, к моему вопросу: каков был текст последней депеши?
— Я вас тоже хочу спросить, пан капитан. Почему вы пришли спустя столько лет? Почему вы раскапываете мертвые дела? Я был с вами откровенен, от вас прошу того же.
— Я отвечу вам, пан Завадил. Тот канал, возможно, не закрылся совсем, как вы сейчас думаете. Если вы расскажете мне о последней депеше, может быть, сохраните жизнь многим людям.
Завадил глубоко вздохнул. Затем взял лист бумаги и карандаш и написал печатными буквами текст, который вручил капитану: «Ликвидируйте объект, спрячьте материал, составьте схему укрытия в двух экземплярах. Одну возьмет Освальд, другую — связной. Переместитесь в точку „Б“ и ожидайте. Вас проведет А. Б. Е. Встреча послезавтра. Эмиль». -
— Что это за точка «Б»? — спросил Гавран.
— Хозяйство Кучеры. Там вы арестовали ядро группы.
Гавран кивнул. Дальнейшие расспросы были излишни. О значении букв «А. Б. Е.» он, кажется, догадался — речь шла о патере Ванеке.
16
— Так-так, после святой мумии вы раскопали какие-то сведения о загадочном, несуществующем старожиле по имени Клехта. Капитан Странский прав, говоря, что вокруг вас все время что-то происходит, — невеселым голосом произнес Маришка.
— Не понимаю, что тебя не устраивает, — вступился капитан Гавран за Ярду. — То жалуешься, что дело не доведено до конца, а теперь, когда наконец оно сдвинулось с места, ты…
В этот момент вошел капитан Странский, держа в руках ящик с бутылками лимонада.
— Вопрос сейчас в том, что будет дальше. Будем надеяться, что подпоручик не принесет нам нового сюрприза. Что вы предлагаете?
— Я бы действовал по порядку, — взял слово капитан Гавран. — Надо проверить списки жителей. Возможно, здесь перед войной или вскоре после ее окончания некий Клехта и проживал. Что касается записей в календаре Крауса, то попытаемся проверить в архиве министерства национальной обороны, нет ли у них какой-либо карты или справки о ходе боевых действий на нашем участке.
Случай с патером Ванеком, очевидно, наиболее сложный. В показаниях супругов Сыровы и их соучастников о Ванеке даже не упоминается, и ни о каком священнике тоже. Радист Завадил о нем не знает. Вероятно, о нем действительно не было известно. Во вчерашней шифровке идет речь о каком-то аббате. Думается, что имеется в виду А. Б. Е., то есть Ванек. Но не будем забегать вперед, мы не можем действовать на основе догадок, нужна ясность. Прежде всего нам необходимо найти Антала! После этого мы разрешим все остальные загадки. Антал действует, а мы пока ничего не знаем. Давайте исходить из того, что подпоручик, упоминаемый в шифровке, это — Ярда Сынек. Что тогда следует? Очевидно, Антал запрашивал свой Центр, как ему поступить. Центр приказал сосредоточить внимание на подпоручике? Почему? Потому что он повсюду сует свой нос и может создать угрозу самому Анталу. Как конкретно — пока мы не знаем. В документе говорится: До отзыва запрещаю использовать связь «К». Значит, здесь имеется какой-то канал связи «К», который необходимо замаскировать. Далее, Центр с чем-то соглашается. Видимо, это «что-то» находится в прямой связи с аббатом, который не вернулся. Но и не мог вернуться, поскольку умер от голода в погребе. Об этом факте кто-то не смог или не захотел проинформировать Центр. Возможно и такое, что этот «кто-то» не имел никакого представления о Центре, пославшем Ванека. Могут быть и другие варианты. Теперь о самом главном. Преимущество во времени, приобретенное нами в результате расшифровки телеграммы, мы обязаны использовать с предельной эффективностью. Нам необходимо действовать быстро, но без ненужного риска. Раз большинство спорных вопросов в той или иной степени связано с подпоручиком Сынеком, начинать нужно с него.
