Он рассказывает мне всё, до таких деталей, что у меня мурашки по коже. Когда я думаю о том, что на месте того парня, Дамира, мог оказать мой Ярик… я не дышу. Это так страшно! Я почти ловлю паничку, но Ярослав вовремя успевает меня успокоить. У меня просто слов нет.
— Поедем его навестить? — спрашиваю.
— Вместе?
— Конечно, — киваю. — Всё вместе. Всё пополам. И друзья, и родители. И их гнев.
— Хорошо, — он кивает, целует меня в лоб, а потом…
— Дети! — кричит мама с первого этажа, и меня тут же прошибает током. Нет… нет нетнетнет.
— Пошли сдаваться, Машка? — спрашивает Ярослав, поднимаясь с диванчика и поднимая за руку меня. Не хочу. Господи, как же страшно! Игорь его убьет, убьет!
— Не хочу…
— Придется. Не убьет же он меня, в конце концов.
— А вдруг убьет?! — шепчу и плачу, прижимаясь к его груди.
— За дело. А у тебя будет еще целая жизнь, чтобы влюбиться. Пошли.
Глава 22. Ярослав
Вообще казалось, что я давно ничего не боюсь. Гнев папы мне давно не страшен, по морде получить тоже не особо беспокойное мероприятие, а косяки на работе в любом случае разрулятся, поэтому бояться нечего.
Я не боюсь реакции отца на то, что мы с Машей стали слишком уж близкими родственниками. Даже если он наговорит на меня всякого дерьма или решит сломать мне нос — не боюсь.
Всё, чего я боюсь сейчас — это потерять Машу.
В последний раз меня колотило потому что ей было плохо, и ради нее я со спокойным сердцем чуть не убил человека. И мог бы убить, если бы Маше было хуже.
И сейчас я боюсь не гнева отца, я боюсь того, что он нас с Машей может разлучить. А он может, если захочет. Это на меня у него уже никакого давления нет, а вот на дурочку эту — есть. Если он захочет отправить ее за границу учиться — она поедет, я уверен. И вот этот расклад мне очень не нравится.
Поэтому мы идем к родителям не слишком веселые, Машка так и вовсе трясется как кролик маленький. Сжимаю ее руку крепче, надеясь, что это хоть как-то поможет ее нервной системе.
— Яр, может, не будем усложнять? — кивает она на наши сцепленные в замок руки.
— Хуже уже не будет, пошли.
Мы входим в гостиную, Ленка сидит на диване, скрестив руки на груди, а отец стоит рядом и явно не понимает, что с ней не так.
Ее сложно понять. Она то злая и недовольная, то почти смиряется в ту же секунду, то снова злая. Женщин вообще понять тяжело. Вот мужчин проще. Если папа сейчас не примет — не будет даже смысла воевать, это навечно, только смириться и научиться с этим жить.
— Привет, — пищит Машка, когда мы входим в гостиную. Папа сразу же переводит взгляд на нас, потом спускает его на наши руки, потом поднимает обратно и выдает лаконичное:
— Ага.
— Ага, — киваю, подтверждая. Тут в целом-то дураком быть не надо, и так всё понятно. Только реакции ждать.
Машку натурально колотит рядом со мной, и я, наплевав на все, притягиваю ее к себе, пряча лицо на груди. Ну не могу я смотреть, как ей страшно и плохо! Родители могут еще три года решение свое высказывать, а мне что, ждать пока Машка тут от разрыва сердца умрет?
— Я так понимаю, — поворачивается отец к Ленке, — что это, — кивает на нас, — и есть причина твоих нервов?
— Я застала их в постели! — кричит она, вскакивая с дивана. Я же говорю, непредсказуемая. Честно думал, что с Леной будет сильно проще. Видимо, я очень-очень ошибся. — И почему ты вообще молчишь?! Ты что, будешь всё это поощрять?
— Поощрять не буду, — папа спокойно пожимает плечами, — но и трагедию устраивать — тоже. Они не кровные, даже никогда не вели себя как брат и сестра, поэтому причины в панику впадать я не вижу. Все взрослые люди занимаются сексом.
— Она моя дочь! И я всегда хотела для нее только лучшего! А она кричит о любви к нему, понимаешь? А он вечно где-то шастает, у него друзья уголовники и гопники, да он сам чуть уголовником не стал, как ты не понимаешь?! Я не такого будущего для нее хотела, не такого! — кричит Лена в сердцах, и я чувствую, как Машка замирает к меня на груди.
Я, конечно, ожидал чего угодно, признаться честно. Но не этого.
Папа звереет. Это очень плохой знак. Он складывает руки в карманы брюк и чуть наклоняет голову, глядя из-под лба. Я видел этот взгляд сотни раз в свою сторону, и ни единого раза в сторону Лены. У них отношения — показатель того, как надо. Они сошлись будучи взрослыми людьми с детьми, смогли принять жизненные устои друг друга, добиться вместе высот и принять все недостатки. Папа всегда успокаивался при виде Лены, а она всегда знала, что ему сказать, что ему стало легче после тяжелого дня. Они никогда не спали в разных комнатах, частенько до сих пор вместе принимают ванную и ходят на свидания, но то, что происходит сейчас, похоже на какой-то дурацкий сон. Потому что он никогда не смотрел на Лену так, как сейчас. Никогда.
— Ты о моем сыне сейчас говоришь, я верно понимаю?
— Да! — кричит она, не собираясь останавливаться. — Еще скажи, что ты не считаешь так же, как я.
— Я считаю, что лезть в жизнь взрослых людей — глупо, Лена. А еще я считаю, что тебе не нужно говорить о моем сыне в таком тоне. То, что ему высказываю я, это могу делать только я. Я воспитывал его сам, и уж прости, за косяки буду тоже сам отвечать. У него есть образование, отличная работа и заработок, он всего добился сам! И если вдруг ты забыла, из-за чего он чуть не стал уголовником, то я напомню! Что нашу Машу чуть не убили, и если бы не Ярослав, чурт вообще знает, чем бы всё это закончилось! И если ты уберешь все свои истерики, то поймешь, что никто лучше Ярослава не защитит ее! Любят дети друг друга, пусть любят, не надо лезть!
— Но…
— Тема закрыта.
Папа уходит на улицу, хлопая дверью так громко, что та чуть не слетает с петель. В доме повисает тишина, слышно только тихие всхлипы Машки в мою грудь и тяжелое дыхание Лены.
Ну, как-то вот так…
Лена смотрит на меня так, как будто уже всё осознала и уже сожалеет о сказанном. Неудивительно, что слова папы ее так быстро отрезвили, он и правда еще никогда так не говорил с ней. И хоть мне не особо было приятно слышать в свой адрес все эти слова, все-таки не стоило так с ней…
— Маш, — шепчу на ухо дрожащему комочку в моих руках, — иди с мамой поболтай, я к отцу схожу, ладно?
— Не пойду к ней! С тобой хочу.
Лена слышит эти слова и закрывает руками лицо. Ладно, наговорила, бывает. В конце концов я правда косячный. Друзья только не гопники у меня, нормальные пацаны.
— Давай-давай, — я веду ее к дивану, на котором сидит Лена и силой усаживаю рядом. — А я поговорю с папой.
— Ярослав… — летит в спину от Ленки, когда иду к двери. Не оборачиваюсь. Не хочу сейчас.
Выхожу на улицу, папа курит, стоя у вольера с собаками. Поза все еще очень напряженная, он весь на нервах, только тронь — взорвется. Но нам надо зафиналить уже эту историю, в конце концов, не растягивать же истерики на недели выяснений.
— Не слушай ее, — говорит он мне сразу, как только к нему подхожу. — Я мог говорить тебе что угодно, но это не отменяет того факта, что ты мой сын и я очень тобой горжусь. И за Машу я теперь буду спокоен. Ты ее точно в обиду не дашь.
— Не дам, — киваю. Правда не дам. Землю носом рыть буду, если придется, но никому не позволю сделать ей больно. — Спасибо, пап. Мне важно было услышать это всё.
— Маша хорошая девушка. И тебя оболтуса воспитывает.
— Это точно, — облегчение накрывает с головой, отчего сразу хочется смеяться. Мы давно так не разговаривали с отцом, и вообще наши отношения были сильно далеки от идеала. В последнее время всё начало налаживаться, но я правда думал, что заявление о наших с Машей отношениях все разрушит. Но папа как всегда непредсказуем. — Не ссорясь с ней, па. Она любит тебя, просто вспылила.
— Я не позволю оскорблять моих детей, — его голос снова каменеет.
— Да ниче такого она и не сказала, — пожимаю плечами, — я не обиделся даже. Просто она тоже переживает за Машку, да и мы придурки не могли в комнату уйти, у нее стресс после увиденного. Она оттает, ты же знаешь, что любит меня. А вы не ссорьтесь, пожалуйста, Машке и так сложно, она очень переживает.
