А потом объявился Уурф-мингол и рассказал портовикам Ланхмара любопытную историю. В достоверности ее не было твердой уверенности. Хотя Уурф довольно правильно выговаривал мягкие слова ланхмарской речи, он оставался для всех чужаком, и, когда он отбыл восвояси, никто не мог поручиться, что именно он-то и был в той четверке минголов, что отправились с двумя друзьями в шлюпе северной оснастки. Более того, история его не давала ответа на кое-какие беспокоящие всех вопросы, потому многие и сомневались в ее правдивости.
- Они обезумели, - рассказывал Уурф, - или их прокляли, эту пару: и длинного и короткого. Я заподозрил это еще под стенами Запретного Города, когда они пощадили нас. А тут они взяли курс на запад и все плыли, плыли, плыли, не беря парусов, на рифы, не меняя курса, и Звезда Ледяных Полей все оставалась по правую руку, - и я уверился в этом. Они почти не говорили, почти не спали и не смеялись. О’ла, их прокляли! Нас четверых - Тиивса, Ларлта, Оувенайиса и меня - они словно не замечали, но и не обижали. У нас ведь были с собой амулеты против злой магии. Но мы поклялись быть рабами до смерти, ведь мы - люди Запретного Города и мы не бунтовали.
Мы плыли много дней. Сперва море было пустым и спокойным, только очень маленьким, оно словно подгибалось и на юг, и на север, и на жуткий запад, как будто заканчивалось в часе пути под парусами, а затем стало таким же и за спиною, на востоке. Но громадная ладонь северянина, словно проклятье, лежала на рукояти руля, а сменявшая ее небольшая рука Серого была не мягче. Мы четверо сидели на палубе - работы с парусами было немного - и метали кости с утра до ночи, играли на одежду и амулеты, не будь мы рабами - прозакладывали бы свои шкуры и кости.
Чтобы уследить за днями, я обвязал нитку вокруг своего большого пальца и каждый день переносил ее на следующий палец, и с мизинца правой руки она перекочевала на левый мизинец, а потом и на левый большой палец. Тогда я одел ее Тиивсу на большой палец правой руки, а когда она переместилась на его левый большой палец, он передал ее Ларлту. Так считали мы дни и следили за ними. И с каждым днем пустело небо, а море съеживалось, наконец стало казаться, что море кончается в полете стрелы и с носа, и с кормы, и с бортов. Тиивс заявил, что мы попали на зачарованный плес, что нас по воздуху уносит к красной звезде, называемой Адом. Должно быть, Тиивс был прав. Вода не может так далеко простираться на запад. Я пересекал и Внутреннее Море, и Море Чудовищ… Я знаю, о чем говорю.
И когда нитка перешла на левый безымянный палец Ларлта, великий шторм обрушился на нас с юго-запада. Он все крепчал и крепчал целых три дня; вокруг вздымались бурлящие валы, выше мачт возносились их гребни, покрытые пеной. Люди не видели еще таких волн и не должны их видеть - не для нас они сотворены, не для наших морей. И там я еще раз убедился, что прокляты господа наши. Они словно не замечали шторма, если ураган брал на рифы обрывки красных парусов. Они не видели, как Тиивса смыло за борт. Не видели, что судно полузатоплено и до планшира наполнено пеной, что наши черпаки увенчаны ею словно кружки пива. Мокрые до нитки, они замерли на корме, вцепившись в рулевое весло, и правили прямо вперед, словно повинуясь приказам лишь тех, кого слышат завороженные. О’ла! Их прокляли! Но какой-то злобный демон, должно быть, хранил еще их жизни для своих темных дел. Как иначе могли мы уцелеть в таком шторме?
Ведь когда нитка оказалась на левом большом пальце Ларлта, на смену высящимся крутым волнам и студенистой пене пришли отлогие черные водяные холмы, ветер лишь рябил их поверхность, но более не пенил ее. Когда наступил рассвет и мы впервые увидели эту воду, Оувенайис крикнул, что волшебство гонит нас по морю черного песка, а Ларлт стал уверять, что шторм занес нас в океан сернистой нефти, - говорят, он кроется под землей, а Ларлт видел черные пузырящиеся озера на Крайнем Востоке. А я вспомнил, что говорил Тиивс и подумал: не занес ли ветер клочок воды с нами через воздух в иной океан, что лежит на поверхности иного мира. Но заслышав такие речи, Серый перегнулся за борт, зачерпнул ведро воды и окатил нас, так что мы теперь знали: корабль наш в воде, и вода вокруг солона, где бы ни было это море.
И тогда он велел нам починить паруса и привести шлюп в порядок. К полудню мы летели на запад еще быстрее, чем в бурю, - такими длинными были водяные холмы и так быстро неслись они вперед, что за день мы одолевали лишь пять или шесть этих отлогих гор. Клянусь Черными Идолами, ох и длинны же были они!
Так нитка перекочевала на пальцы Оувенайиса. Но облака свинцовой пеленой висли над нами, и странное море тяжко сжимало корпус, мы не знали даже, солнца ли свет приходит к нам или лучи какой-нибудь призрачной луны… а когда мы увидели звезды, они показались нам незнакомыми. Но тяжелая рука северянина все белела на рулевом весле, вместе с Серым они глядели вперед. Но минул третий день, как вынесло нас на черную гладь, и северянин нарушил молчание. Горькая, страшная улыбка искривила его губы, я услышал слова: “Блеклые Берега”, и ничего больше. Серый кивнул, словно в словах этих крылось зловещее волшебство. Четыре раза слыхал я эти слова из уст его, и потому впечатаны они в мою память.
Дни становились темнее и холоднее, облака опускались все ниже и ниже и давили на нас, словно крыша огромной пещеры. И когда нитка была уже на указательном пальце Оувенайиса, впереди мы заметили, как что-то грузное и неподвижное вырастает из моря, и мы догадались, что перед нами Блеклые Берега.
Побережье вздымалось все выше и выше, и мы видели уже башнями взметнувшиеся базальтовые скалы, усеянные серыми крапчатыми валунами, похожими на яйца гигантских птиц… Но птиц там не было, ни больших, ни малых. Выше утесов темнели облака, у воды бледнела полоска песка - и все. Тогда северянин шевельнул рулевым веслом и послал шлюп прямо вперед, словно обрекая нас всех на погибель. Но в последний момент чуть ли не в локте проскочили мы мимо опасного окатанного рифа, едва выступавшего из гребня отлогого вала, и Фафхрд ввел нас в тихие воды. Мы бросили якорь и оказались в безопасности.
И тогда северянин и Серый, словно во сне, облачились в легкие кольчуги и круглые шлемы без плюмажей - то и другое побелело от соли и морской пены. Пристегнув мечи к поясам, накинув длинные плащи на плечи и прихватив немного воды и пищи, они велели нам спускать лодку. Я сел за весла и довез их до берега, а они ступили на пляж и направились к утесам. И хотя я был изрядно напуган, я крикнул им вслед: “Куда вы? Нам идти следом за вами? Что нам делать?”. Ответ последовал не сразу. Не поворачивая головы, Серый сказал голосом низким и хриплым, скорее шепотом: “Не идите за нами. Мы обречены. Возвращайтесь, если сумеете”.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
