Хэчетт смолчал. Он только упрямо, по-лошадиному, повёл головой из стороны в сторону и глубоко затянулся.
— Что ж, — пожал плечами Аллейн. — Тогда на этом — все.
Однако Хэчетт не встал.
— Не понимаю, с чего вы это взяли, — угрюмо пробурчал он.
— Неужели? Я вас больше не задерживаю, мистер Хэчетт. Мы проверим ваше алиби, а потом я попрошу вас подписать протокол нашей беседы. До свидания.
Хэчетт медленно поднялся, и прикурил новую сигарету от докуренной. Выглядел он бледным и подавленным.
— Не знаю я про Пилгрима, — буркнул он. — Не сука же я, чтобы петь легавым про своего кореша.
— Значит, вы предпочитаете взамен окутать его завесой подозрения и предоставить нам делать выводы самим? В таком случае, я бы сказал, что вы оказываете мистеру Пилгриму медвежью услугу.
— Слушайте, при чем тут медведи? Выражайтесь по-человечески — я не понимаю, что вы плетёте.
— Пожалуйста. Спокойной ночи.
— Пилгрим — чумовой малый. Чтоб он замочил эту лахудру? Ха!
— Послушайте, мистер Хэчетт, — устало сказал Аллейн. — Либо сейчас же расскажите, что вам известно, либо уходите — в противном случае я попрошу, чтобы вас выдворили. Если же вы снова попытаетесь убедить меня в ангельской невинности мистера Пилгрима, мне захочется упрятать вас обоих в каталажку.
— Во блин! — сплюнул Хэчетт. — Говорю же вам, что он тут не при чем. А чтобы вы наконец это уразумели, докажу — хрен с вами! Прямо сейчас.
— Отлично, — похвалил Аллейн. — Я слушаю.
— Дело в том, что Соня была на сносях, а набрюхатил её Пилгрим! Ясно?
Глава 10
УИК-ЭНД ОБРУЧЁННОЙ ПАРОЧКИ
Наступившую оглушительную тишину нарушило осторожное покашливание Фокса. Аллейн взглянул на него, а потом быстро перевёл взгляд на Хэчетта. Австралиец затравленно озирался по сторонам, как будто опасался, что его вот-вот закуют в наручники.
— Откуда вам это известно, мистер Хэчетт? — осведомился наконец Аллейн.
— Видел своими глазами. На бумаге.
— Как и где?
— Дело было вот как. У нас с Бейсилом Пилгримом типа одинаковые рабочие халаты. Когда я только приехал, я сразу обратил внимание, что у него клёвый халат. Ну, полный отпад. Цвета хаки, с длинными полами и здоровенными накладными карманами. Пилгрим сказал мне, где его купил, и я заказал себе такой же. Держал в чулане, как и все остальные. Доставили его в прошлый вторник. А утром в среду, значит, напяливаю его и вдруг зырю — пилгримовского халата на месте нет. Что ж, кумекаю, наверное, в доме оставил. Вот, значит, а днём после перерыва сую я клешню в карман, а там — листок бумаги. Я разворачиваю и читаю — мало ли, вдруг это счёт из магазина или ещё что. Ну вот, значит, а там написано: «Поздравляю с помолвочкой! А что, не сказать ли твоей крале, что у неё будет пасынок? Я буду в студии в десять вечера. Советую заглянуть». Вроде бы так. И подписано — «С».
— И как вы поступили с этой бумажкой?
— Эх, блин, я даже не представлял, что делать. Сначала у меня даже чавка отвисла. Надо же было так вляпаться. В общем, почапал я снова в чулан, смотрю — халат Пилгрима уже на месте. Вот, значит, я типа засунул бумажку ему в карман и свалил оттуда. Вечером смотрю — он ходит, как в воду запущенный. Ну, думаю — прочитал, значит, ханыга.
— Понятно.
— Послушайте, мистер Аллейн, вы уж извините, что я вам нахамил. Вечно у меня так — вспыльну, а потом готов рвать на себе волосы. Ну вы только ничего особенно не думайте. Эта Соня, она на всех подряд набрасывалась. Динковая лярва. Просто в открытую предлагала полялякаться. Бейсил, небось, разок не устоял, польстился, и вот — влип. Но он всё равно чумовой малый. Слушайте, мистер Аллейн, если он узнает, что это я…
— Хорошо, хорошо, — улыбаясь, замахал руками Аллейн. — По возможности, попробуем вас не впутывать.
— Спасибочки, мистер Аллейн. Да, но вы не…
— Нет, в кандалы мы вашего мистера Пилгрима пока не закуём, — заверил Аллейн.
— Да, но…
— Ступайте, мистер Хэчетт. И, послушайте совета старого служаки — не спешите вешать людям ярлыки: «мешок с дерьмом», «козёл вонючий», «лярва» и тому подобное. Вы знаете, что такое комплекс неполноценности?
— Ню-ют.
— И то хорошо. Тем не менее, мне кажется, что вы от него страдаете. Не торопитесь с выводами. И ещё — наберитесь терпения. Дайте людям время, чтобы к вам привыкнуть, и тогда, не сомневаюсь — сложностей в общении у вас наверняка поубавится. Извините за эту викторианскую проповедь. А теперь, ступайте.
— Буу зде, мистер Аллейн.
Хэчетт зашагал к двери. Однако, едва открыв, обернулся.
— Спасибо большое, — прогнусавил он. — Покуха.
И сгинул.
Аллейн откинулся на спинку кресла и от души расхохотался.
— Ну, наворотил, — покачал головой Фокс. — Австралиец, что с него взять. Мне приходилось с ними общаться. Вечно подозревают, что над ними насмехаются. Ох, и публика!
— Потрясающая личность, — прогудел из угла Найджел. — Тарзан в Нью-Йорке. — Даже его кошмарный акцент — какой-то неестественный. Полу-кокни, полу-янки.
— Чисто австралийский, — улыбнулся Аллейн. — Тамошний диалект американизируется буквально на глазах.
— Кошмарный тип. Немудрёно, что от него все нос воротят. Как бы втолковать ему, что у него не пасть, а мусорный ящик. Только рядом с таким чудовищем и понимаешь, что молчание — золото. Абориген с кистью.
— Я не могу с тобой согласиться, — покачал головой Аллейн. — Он и вправду неотесан, но я не вижу причин, почему его нельзя перевоспитать. Что вы думаете по поводу этой записки, Фокс?
— Трудно сказать, — задумчиво ответил Фокс. — Похоже на попытку шантажа.
— Весьма похоже.
— Я бы нисколько не удивился, узнав, что на Пилгрима её натравил Гарсия.
— Спорно, но привлекательно.
— А потом, прикарманив башли, расправился с ней, — предположил Найджел.
— Ну, фантазёр, — усмехнулся Аллейн.
— А что, разве это невозможно?
— Нет, отчего же. Судя по тому, что мы имеем — вполне возможно.
— Вызвать мистера Пилгрима, сэр?
— Пожалуй, да, Фокс. Посмотрим, согласится ли он обсуждать эту скользкую тему.
— Держу пари, что да, — сказал Найджел. — Куда ему деваться, если у самого рыльце в пушку. Кстати, это не тот ли Бейсил Пилгрим, который доводится старшим сыном пэру-пуританину?
— Он самый. Ты с ним знаком?
— Нет, но наслышан. Мне приходилось делать статью про его отца. Судя по всему, Бейсил — славный малый. Приятный, во всяком случае. Обожает крикет. Подавал весьма большие надежды, но потом целиком переключился на живопись. Не могу представить его в роли убийцы. А про Гарсию он сам заговорит, вот увидите.
— Потому что тебе так хочется?
— Разве вы сами не уверены, что ваш человек — Гарсия?
— Факты, которыми мы располагаем, указывают на него, это верно. Но строить какие-то умозаключения я бы пока не стал. В угол — живо!
Фокс ввёл Пилгрима. Внешне Пилгрим и впрямь, располагал к себе, как подметил Найджел. Высокий и широкоплечий, но вместе с тем стройный, с тонкими чертами лица. Широкий рот с прекрасными зубами. Разговаривая, Пилгрим поочерёдно обводил глазами всех собеседников. От нервозности, предположил Аллейн. Манеры у юного лорда были безукоризненны. Аллейн предложил ему сесть, угостил сигаретой и приступил к расспросам. Пилгрим рассказал, что в пятницу они с невестой покатили к друзьям Вальмы, мистеру и миссис Паскоу, которые проживали в Боксовере, милях в двенадцати от Боссикота. Поужинали, потом сыграли партию в бридж. На следующее утро отправились в Анкертон-мэнор, резиденцию лорда Пилгрима в Оксфордшире, где Бейсил представил свою невесту отцу. Весь субботний день молодые провели там, переночевали, а в воскресенье днём возвратились в Татлерз-энд.
— Вы не помните, в котором часу закончилась ваша партия в бридж с Паскоу? — поинтересовался Аллейн.
— Довольно рано, сэр. Часов в одиннадцать, кажется. У Вальмы безумно разболелась голова — бедняжка едва различала карты. Я принёс ей аспирин. Она выпила три таблетки и отправилась спать.
— Помог ей аспирин?
— Очень! Она сказала, что спала, как убитая. — Пилгрим обвёл глазами Аллейна и Фокса и снова перевёл взгляд на Аллейна. — Утром её разбудила горничная, когда принесла чай. Голова к тому времени прошла.
— Часто у неё случаются головные боли?
— Да, довольно часто. В последнее время, по меньшей мере, раза два. Меня это даже тревожит. Я хочу показать её окулисту, но Вальма и слышать не хочет о том, чтобы ходить в очках.
— Может быть, дело не в глазах.
— Мне кажется, что именно в глазах. Художникам ведь приходится почти постоянно напрягать зрение.
— А вы хорошо спали?
— Я? — Пилгрим недоуменно уставился на Аллейна. — Я всегда сплю так, что меня и из пушки не разбудишь.
— Как далеко отсюда до Анкертон-мэнора, мистер Пилгрим?
— По спидометру — восемьдесят пять миль. Я специально обратил внимание.
— Значит, из Боксовера вы проехали семьдесят три мили?
