— Ладно, ладно, успокойся, как скажешь, только больше никого не бей.
Я кивнула, а потом уставилась на него, задыхаясь от возмущения.
— Успокойся, Ален, — рука Городецкого легла на спинку моего стула, мягкий голос подействовал благотворно, — в таких случая всегда болтают, это неизбежно. Следователь тоже это понимает.
— Слушай, Максим, — я снова ласково улыбнулась, повернувшись к парню и сжав стакан в руке для создания напряженной обстановки, — оставь нас с Пал Сергеичем наедине, будь любезен.
— Не вопрос, — он перевёл взгляд на Городецкого, тот кивнул.
И парень удалился. Как раз официант принёс заказ, я с трудом дождалась, пока мы останемся вдвоем с профессором. Или ему теперь больше подойдёт прозвище мистер невозмутимость?
Повернувшись к Городецкому, зашипела:
— Следователь может понимать, что угодно, но когда ему расскажут о нашем поцелуе, он сведет концы с концами. И уличит нас в обмане.
— Мы скажем, тот поцелуй был на публику, мол, ты согласилась сыграть мою спутницу. Если до этого дойдёт, конечно.
— А вы чего такой спокойный, Пал Сергеич? — уставилась я на него подозрительно. — Или часто в таких ситуациях бываете?
— Когда мои любовницы меня делят?
Я кивнула, снова запоздало сообразив, что не в тему.
— Пал Сергеич! — сказала грозно, но он так же спокойно меня перебил:
— Ешь, Кулагина, силы тебе ещё понадобятся, — и указал взглядом налево.
Я обернулась и нервно сглотнула, по залу шёл наш следователь, и не сложно было догадаться, кто именно мог его заинтересовать.
На самом деле все обошлось, хотя я с перепугу запихала в себя омлет с такой скоростью, что могла бы выиграть в соревновании на самого быстрого едока. Когда следователь подошел к нашему столику, я уже допивала апельсиновый сок, стараясь придать лицу безмятежное выражение. Городецкий, между прочим, посмеивался. Ему-то хорошо, никто с утра не сказал, что его подозревают в нападении на человека. Да как такое вообще в голову могло прийти? Я маленькая хрупкая девушка высокоморальных принципов.
То ли следователь это во мне разглядел, то ли решил пока не мучить, но разговор прошёл спокойно. Особый акцент был сделан на наши с Городецким отношения, и тут профессор стойко принял удар на себя, грустно поведав, как подбил будущую сноху согласиться на отвратительнейшую просьбу сыграть его спутницу.
Я только краснела, бледнела и комкала салфетку. На вопросы отвечала с усердием, но ничего толкового сказать не могла.
Зато был неоспоримый плюс: нам разрешили уехать домой, нужно было только наведаться в отделение и подписать документы.
— Был уверен, тебя посадят, — серьезно сказал Пал Сергеич, когда мы покинули ресторан и направились к машине, глаза при этом откровенно смеялись.
Вот что он находит смешного во всем происходящем? Ведёт себя так, как будто его лично это не касается, хотя по сути в дерьме по самые уши как раз он. Уверен, что ему ничего не грозит? Откупится в случае чего?
— Как низко, — ответила и тут же спросила. — Слушайте, почему вы с Лизой расстались?
— Ты же подслушивала разговор со следователем, — усмехнулся Городецкий, я покраснела.
— Ничего подобного, просто вы близко сидели! И все-таки? Формулировка «наши отношения себя изжили» меня не устраивает. И Лизу тоже, раз уж она таскалась за мной и даже угрожала.
— Ален, не ищи во всем скрытых смыслов, — мы остановились перед машиной, и Городецкий, взявшись за свою дверцу, добавил. — Я не сплю с женщинами, когда перестаю их хотеть.
И уселся в машину, пока я переваривала полученную информацию. Выходит, две недели назад Пал Сергеич вдруг перестал хотеть Лизу? Может, и раньше, это ведь расстались они тогда… и примерно в это же время я с ним… то есть он со мной… короче, сблизились мы. Мда, мастер слова ты, Кулагина.
Тут опустилось стекло с моей стороны, и профессор поинтересовался:
— Ты едешь?
Я юркнула в салон, решив пока больше не поднимать эту тему. Но действительно, выходит, как только мы стали более тесно общаться, Городецкий бросил Лизу…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ох, не тешь себя иллюзиями, Кулагина, и не забывай, с кем имеешь дело. Этот змий может так зубы заговорить, что поверишь даже самому явному абсурду. Так что надо держать ухо востро, и нос по ветру, что бы это все ни значило.
Перед тем как заехать в отделение, мы заглянули в больницу. Лиза находилась в реанимации, состояние ее доктор описал как стабильное тяжелое, но шансы на поправку есть.
Пал Сергеич уединился с ним в кабинете, видимо, обговорить денежные моменты, а мне велел купить билеты домой, раз уж больше нас ничто не задерживает. Я взяла на вечер, решив, что мы как раз успеем все закончить.
Вышло тиль в тиль, съездили в отделение, вернувшись в отель, собрались, пообедали и отправились в аэропорт, благо, он совсем недалеко от города.
И все это время я мучилась, потому что не могла выкинуть из головы его слова про Лизу. Уже по дороге в зал ожидания не выдержала и спросила:
— Пал Сергеич, вот вы сказали Лизе, что все, а она?
Городецкий, явно успевший вообще забыть утренний разговор, уставился в недоумении.
— Господи, Ален, да какая разница? — ответил наконец. — Мне-то это зачем? Вот за тобой бегали парни, которые тебе не нравились, ты что делала?
Я пожала плечами, не осознавая, что говорю:
— Да как-то… у меня всего два парня было.
Городецкий так тормознул, как будто я ему сообщила, что прямо сейчас на нас движется торнадо.
— Что? — испуганно уставилась я на него.
— То есть Денис и ещё один парень?
— Ну… да, — его тон и взгляд совсем сбивали с толку.
Особенно взгляд, потому что он скользил по моему телу, словно я тут голая стояла. Я даже прикрыла грудь рукой, вызвав тем самым усмешку.
— Извини, — сказал Пал Сергеич, — просто… ну мой сын, скажем так, не особенно удалец в постели, насколько я знаю.
Я покраснела так густо, что даже, наверное, волосы приобрели новый оттенок.
— С чего вы… — залепетала то ли стыдясь, то ли злясь. — То есть… Да Денис… короче, у нас все зашибись! — рубанула в итоге, чем совершенно его не убедила.
— Ну хорошо, если так, — сказал он все-таки, но не обманул этим даже пробегавшего мимо носильщика.
Развивать тему я не стала, потому что уже продемонстрировала свой богатый лексикон, второй раз такого позора пережить не хотелось. Однако был ещё один вопрос, который следовало прояснить.
— Пал Сергеич, а что теперь будет? — спросила, когда мы разместились на диване в зале ожидания, он посмотрел вопросительно. — Вы же не будете больше возражать против нашей с Денисом свадьбы?
Городецкий сверлил меня внимательным взглядом, а я делала непроницаемое лицо, почти молясь про себя.
— Ты действительно выйдешь за него? — наконец спросил профессор. Я неуверенно кивнула, неуверенно, потому что его взгляд меня почти парализовывал. А Пал Сергеич кивнул в ответ. — Хорошо, я умываю руки. Женитесь.
И уткнулся в свой телефон, давая понять, что разговор окончен.
Кажется, я должна была сейчас испытать счастье? Ну там салюты внутри, ощущение, будто взмываю ввысь на воздушных шарах?
Ничего подобного не обнаруживалось, хотя я приложила все силы, чтобы отыскать подобное в недрах своей души. Но она напоминала, скорее, пыль, прибитую дождиком к земле. Ни счастья, ни радости, ни даже облегчения, что все в итоге складывается, как я планировала.
Больше всего хотелось вырывать из рук Городецкого телефон и разбить его о стену. Потому что он словно отрезал мужчину от меня. Хотя, наверное, отрезался сам Городецкий.
Потому что не хочет этого брака? Он его никогда не хотел, считая меня лживой охотницей за деньгами. Тогда почему уступил сейчас?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но я понимала: больше из него не вытяну ни слова, сейчас он к разговорам не расположен.
В самолёте Пал Сергеич делал вид, что спит. Я так думаю, что делал, а может, у него тоже есть режим «в самолёте», раз, и рубанулся до самой Москвы.
