о любви, используя несколько псевдонимов. Дурная шутка, верно? Женщина, у которой никогда не было серьезных отношений, пишет о вторых шансах тайных миллиардеров с их школьными зазнобами. Или о крутых ковбоях и безнадежно влюбленных вольнодумных активистах, озабоченных правами животных. Я не выражаю несогласия, но у меня это хорошо получается и мне нужно как-то зарабатывать себе на жизнь. Может быть, у меня это хорошо получается, потому что для меня всякая любовь – фантазия. У меня на сей счет нет личного опыта, который мог бы мне помешать.
Рассел связался со мной и попытался меня фактически шантажировать.
– Я не знаю, что делать, Линнетт, – сказал он по телефону. – Я мог бы послать эту статью в какое-нибудь большое издательство, может быть, заключить договор на книгу.
– Если вы сделаете публичное заявление, я больше не смогу писать, – сказала я, чувствуя тошноту при мысли о том, что меня снова публично разденут донага, что все сталкеры и фрики из подзаборных медиа станут думать, будто Линнетт Таркингтон – всего лишь девушка, которая хочет найти свою настоящую любовь. Мне придется стереть всё. Годы работы. – Мне нужны деньги, чтобы платить за аренду.
– Если вы хотите, чтобы я занялся этим, то вам придется предложить мне что-нибудь, имеющее сравнимую ценность, – сказал он.
– Например? – спросила я.
– Почему не убить двух зайцев одним камнем? – предложил Рассел, делая вид, что именно этот план он с самого начала и проводил в жизнь. – Почему бы нам не написать какую-нибудь собственную вещицу в соавторстве?
Он пообещал пробить нам шестизначный аванс за книгу, в которой от первого лица рассказывалось бы о последних девушках и на обложке стояли бы наши имена, только такая книга должна содержать новый материал и рассказывать не только обо мне. Мне тут же пришло в голову название: «Группа поддержки последней девушки». Доктор Кэрол процветает, делая карьеру на работе с людьми вроде нас, пережившими тяжелую психологическую травму. Может быть, пришло время и мне материализовать свое прошлое? Я ему сказала, пусть занимается, пусть делает предложение, но только без шума. Я думаю, он предвидел, что я буду сливать ему информацию, а он будет превращать ее в убийственную прозу, но, закончив разговор, я поняла: а на кой черт мне нужен Рассел Торн?
Я решила сама написать книгу, а когда он позвонит мне с предложением, я сделаю пируэт и обращусь к издателю напрямую. Поступок поганенький, но Рассел тоже личность поганенькая. Но потом я начала писать и передумала.
Обычно я пишу всякие фантазии о хели-скиинге[35] и частных островах, но писание о вещах, которые так задевают за живое, разрушило мои защитные механизмы. Все вылезло наружу: вина Дани, наркозависимость Хизер, интеллектуальные потуги Джулии, отрицание Мэрилин, рак Мишель, желание доктора Кэрол стать знаменитостью. Я писала об этом, раскаляясь добела, и тут же жалела о каждом написанном слове. Предложение за предложением это было не чем иным, как предательством. Как бы я ни нуждалась в деньгах, опубликовать это я не могла, а потому я оборвала все контакты с Расселом и зарыла документ в глубинах моего жесткого диска. Я и представить себе не могу, что уничтожаю собственное творение, и я глупейшим образом предполагала, что оно находится в безопасности, но мне следовало бы знать, что никто из нас никогда не может чувствовать себя в безопасности. Рассел пылал гневом, пытаясь связаться со мной, но я заблокировала его телефон, а его письма по почте поставила на автоматическую отправку в спам. Он, вероятно, чувствовал унижение, возвращаясь к какому-нибудь издателю с пустыми руками, а унижение для мужчин является триггером. Неужели это Рассел устроил инсценировку в моей квартире? Был ли на нем бронежилет? Был ли он на самом деле мертв, когда я убежала? Не похитил ли он книгу с моего жесткого диска? Но ему не имело ни малейшего смысла красть книгу, а потом дожидаться Джулии. Но кто еще знал о книге? Мне вообще не следовало приниматься за нее.
Я каждые несколько месяцев перечитывала написанное, иногда добавляла что-нибудь новое, но я знала, что единственным правильным поступком было бы уничтожение этого документа. Но я так и не решилась на это, и вот кто-то другой дотянулся до него, и теперь они знают о наших жизнях больше, чем следовало бы, а доктор Кэрол хочет отвезти меня в полицию, а потому я бегу в единственное известное мне место, где я буду в безопасности.
На улице пусто, и я иду вверх по склону, иду неторопливо, словно вышла на прогулку с прекрасным кустиком клетры в супной кастрюле, хотя, если в Бел-Эйр кто и гуляет, то с собачьим поводком в руках или с воздуходувкой на спине для сбора опавших листьев.
Я останавливаюсь на углу, проверяю вход. Рядом с входной калиткой стоит полузащитник в черном костюме от Тома Форда, в бойцовских ботинках на стальной подошве с наушником в ухе. Она увеличила охрану. Хорошо. Я решаю подойти к стене, но сначала, к недовольству Файна, прячу его в кустах, после чего с разбега подпрыгиваю, хватаюсь за плетение стволов лианы на высоченном заборе и подтягиваюсь.
Листья шуршат слишком громко, и я замираю на вершине, чтобы убедиться, что никто не слышал. Все в порядке, но прыгать с такой высоты опасно, потому я поворачиваюсь, хватаюсь за край забора, повисаю на нем, потом перестаю держаться и падаю в кусты с другой стороны.
Я падаю на куст, а он, пружиня, перекидывает меня на другой, после чего я оказываюсь на земле, поднимаюсь на ноги и как можно скорее улепетываю из зоны приземления. Я думаю, что, поскольку охранник находится у калитки, мне удастся без проблем дойти до входной двери, но, подойдя поближе к длинной подъездной дорожке, я понимаю, что у Мэрилин действует парковочное обслуживание.
Черт.
У Мэрилин вечеринка.
Отделить Хизер от наркоты невозможно, как невозможно отделить Дани от Мишель или Джулию от ее феминистской теории. Точно так же невозможно отделить Мэрилин Торрес от ее социальной жизни. Это ее религия. Всю неделю, начиная с того момента, когда она села в свой фургон и отправилась в какой-то медвежий угол в Техасе, она мечтала только об одном – поскорее выехать в свет. Она уже не один месяц провела, тренируясь делать реверансы на техасский манер к своему дебюту в Женской симфонической лиге Остина на балу дебютанток.
Но тут пошли слухи, будто кто-то разрывает могилы и оскверняет трупы, и мысли о том, что мумифицированные останки патриарха семьи могут оказаться
