привязанными к надгробью, а его фотографии – на первой странице в газете, было достаточно, чтобы отправить мать Мэрилин в постель с «Валиумом» в одной руке и водкой в другой. Ведь они как-никак были одними из первых испанцев, получивших здесь, в Техасе, в дар землю. Им нужно было поддерживать репутацию. И потому Мэрилин, ее брат и трое друзей отправились в этот знойный летний день убедиться, что тело дедушки Торреса все еще покоится в земле.
Вот тогда-то одна старая семья из Остина и столкнулась с другой такой же.
Я пытаюсь избегать стереотипов, но семья Хансен и в самом деле представляла собой сборище вырождающейся от кровосмешения белой швали. Бывшие владельцы скотобойни, для которых трудные времена начались два поколения назад, их последние женщины умерли немного раньше в тот год, а парни чувствовали потребность размножаться. И тут появился фургон, наполненный упругой молодой плотью, и они набросились на эту плоть, как голодные туристы на еду в закусочной самообслуживания.
Есть две черты, перейдя за которые, ты отрезаешь себе путь назад. Одна из них – убийство человека. Другая – людоедство. Мэрилин, было время, говорила о том, что случилось в группе в самом начале, и большая часть этого имеет отношение к опасным бритвам и вынужденному ношению костюма из человеческой кожи, а также к кувалдам и чанам для переработки органических отходов. Большинство из нас предпочитают не вдаваться в подробности.
Мэрилин была единственной выжившей. С июля до августа она оставалась в своей комнате, пряталась от прессы, потом за две недели до бала дебютанток она появилась и сообщила, что пойдет на танцы. Родители говорили ей, что не стоит это делать, доктора говорили, что не стоит этого делать, полиция говорила, что не стоит этого делать, но она не послушалась и в вечер бала надела свое взрослое свободное белое платье. И пока Джонни Мерсер пел «Лунную реку», она сложилась, как роза, и исполнила техасский реверанс. Кто-то назвал ее поверхностной, но мы знаем, почему она сделала это. Некоторые люди, может, и видели, как она сделала техасский реверанс тем вечером, но мы, последние девушки, все видели в этом ее выставленный средний палец, адресованный Хансенам.
Год спустя оставшиеся в живых члены семьи Хансен появились на радиостанции, куда Мэрилин устроилась на работу в качестве ночного диджея, надеясь, что когда-нибудь ей поручат вести программу местных новостей. Она без труда расправилась с Дядюшкой Тексом, а о Гадюке позаботилась полиция, но Бадди загнал ее высоко на передающую антенну, и она брызнула ему в лицо газом из баллончика «Мейс», после чего он упал с высоты восемьдесят пять футов на полицейскую машину.
Трудно высоко держать голову в обществе после такого случая, а потому она переехала в Даллас. А потом, после неудачного первого замужества, попыталась пожить в Лос-Анджелесе, где нацелилась на сына основателя Реабилитационного американского партнерства, частной компании, которая владеет и управляет сорока восемью коррекционными учреждениями в тридцати штатах, число коек в которых составляет около восьмидесяти пяти тысяч. Теперь она убежденный веган, ревностная социальная карьеристка и чудовищно богатая женщина. И на сегодняшней вечеринке сошлись все эти три части ее личности.
Подъезжает и останавливается еще один «Эскалейд» с тонированными стеклами. Выходит водитель, открывает заднюю дверь, из которой появляется свежая, молодая женщина в сопровождении пожилой мумии в смокинге, мумия повисает на руке молодой женщины, как собачий поводок. Водитель возвращается в свою наземную яхту и отъезжает, а на меня накатывает волна звуков вечеринки, когда открывается дверь и мумия с ее сияющей собачонкой заходят в дом.
Я правда, правда, правда очень не хочу нарушать ход такого важного для Мэрилин мероприятия, но в жизни происходят более важные события. Я решаю проскользнуть в дом сзади, где будет меньше охранников, найти ее и поговорить украдкой. Поначалу она может рассердиться на меня, но, когда я предупрежу ее о том, что происходит, я попрошу ее позволить мне остаться. Пока я не определюсь, куда мне переместиться дальше. Она не сможет ответить «нет».
– Извините, – слышу я мужской голос сзади. – Чем я могу вам помочь?
Я даже не оглядываюсь. Я знаю, такие голоса у охранников. Я сворачиваю налево и иду вдоль затененной стороны дома по траве к свету и смеху на заднем дворе. Я ощущаю себя словно за кулисами, готовлюсь выступить на сцену под свет прожекторов.
– Прошу прощения, – говорит мужской голос, он теперь ближе ко мне.
Прежде чем я успеваю перейти на бег рысцой, рука хватает меня за плечо.
– Стойте…
Я не даю ему закончить. Я поворачиваюсь, сбрасываю с плеча его руку, подхожу ближе к нему и наношу ему удар по яйцам. Он делает резкий поворот и принимает удар бедром. Он крупный парень в темном костюме, и я начинаю паниковать. Я сую руку в мою поясную сумку к моему пистолету. Нужно было вытащить его сразу же. Я даже молнию не успеваю расстегнуть, как он хватает мое запястье и выкручивает руку, одновременно нажимая мне на локоть. Нужно было мне держать расстояние, потому что стоит какому-нибудь парню наложить на меня руки, как все кончается.
Я пытаюсь дотянуться до сумки левой рукой, но он берет мою правую захватом запястья, и это требует всего моего внимания, он загибает мои пальцы к моей груди так, что пальцы чуть не прижимаются к внутренней стороне руки. Моя лучевая и локтевая кости хрустят от напряжения. Он ставит меня на колени, кладет на живот, контролируя мои движения согнутым без меры запястьем.
Я даже оглянуться не успеваю, как его подошва оказывается у меня на пояснице, он отстегивает мою поясную сумку, и вот она уже вне пределов досягаемости для меня, а он произносит тихим взволнованным голосом в переговорное устройство:
– У нас незваный гость.
Я вытягиваюсь, пытаюсь дотянуться до опасной бритвы на моей щиколотке, но он перемещает свой вес с другой ноги на ту, которой наступает на мое запястье.
Одно могу сказать про Мэрилин: она нанимает охранников высшей пробы.
Луч фонарика бьет мне в лицо, а кто-то связывает вместе мои запястья пластиковыми хомутами. Все пошло не так, как планировалось. И что они собираются со мной делать? Я пытаюсь сопротивляться, но они быстро и без труда меня утихомиривают.
– Вызовите полицию, – говорит один из них. – Пока они едут, мы посадим ее в гараж.
Потом пауза, потом несвязное бормотание «мадам», «мадам».
Один из них поднимает меня с земли, и теперь я сижу, руки связаны у меня за спиной. Передо мной стоит Мэрилин в
