Лодка покачивалась. Хаэлли налегал на весла, впрочем, греб без особых усилий. Три луны почти сошлись в зените, было светло как днем. А я куталась в плащ, подбитый волчьим мехом, и все думала, думала… Внезапно сонную тишь разбил далекий грохот. Эльф насторожился, обернулся в сторону Тальи, а мне сквозь зубы обронил:
— Только попробуй…
Я поспешно отвела взгляд от водной глади и виновато уставилась на носки собственных башмаков. Охр, да он, наверное, мысли читает! Была у меня идея — пока он пялится на далекий силуэт тальинской цитадели, прыгнуть в воду. Плавать я умела не очень хорошо, но уж до камышей бы добралась.
Лицо эльфа окаменело.
— Леди Валле, не испытывайте мое терпение. Мне было поручено доставить вас в имение хозяина, и я вас туда доставлю, чего бы мне это не стоило.
Затем он махнул в сторону Тальи.
— Из мортиры залп дали. Что-то неладно там… в городе.
— Наверное, барон оповещает город о побеге опасного преступника, — мрачно съязвила я.
— Возможно, — согласился Хаэлли, — а возможно, что-то случилось.
И я вдруг вспомнила о зеленоватом свечении на городском погосте. Неужели?.. Эх, тогда веселенькое окончание ночи ждет барона Аугустуса, если ему вообще суждено встретить рассвет. Поднимающиеся мертвяки всегда голодны, убить их невозможно — разве что изрубить на мелкие куски и поджечь, приличного некроманта в Талье наверняка нет… Я в упор глянула на невозмутимого Хаэлли: тот греб себе да греб, и с каждым взмахом весла приближалась моя новая тюрьма.
— Что ты будешь делать, если с твоим хозяином что-нибудь случится?
Он удивленно моргнул, затем тряхнул головой.
— Почему вы задаете такие вопросы, леди Валле?
— Потому что я впервые вижу полуэльфа на положении слуги… или даже раба, — выпалила я, а сама подумала, что сейчас он меня точно изрубит на фарш.
Но Хаэлли загадочно усмехнулся.
— Мое положение — оно принято добровольно, леди Валле, и на короткий срок. Моя служба Лерию Аугустусу может закончиться очень скоро. Но, полагаю, нет нужды объяснять, в каких условиях почти-что эльф может согласиться служить человеку?
— Думаю, лучше объяснить, — я покачала головой, — я читала, что истинный эльф… ну, или почти истинный скорее убьет себя, чем…
— Вы совсем не те книги читали, — Хаэлли впервые взглянул на меня как-то по-новому, с уважением, что ли? — Есть условия, при которых даже чистокровный эльф может добровольно принять рабство, и эти условия…
Вдалеке гулко отгремел еще залп, и я заерзала на досках.
— Это возможно, если человек спас эльфу жизнь, — быстро закончил Хаэлли. И, нервно передернув плечами, проворчал, — знать бы, что происходит в Талье на самом деле…
***
А на самом деле в Талье происходило вот что.
Бедняга Гийом, шедший по крепостной стене на место ночного дежурства — в казематы, то есть, — невольно обратил внимание на гнилостное свечение в том месте, где церковь отхватила кусок городской земли под погост. Давно, конечно, отхватила, и тогда это было на окраине Тальи, и никто не думал, что город способен разрастись настолько. Зеленоватый пульсирующий свет шел как будто из-под земли, словно там, под влажным и жирным черноземом билось чье-то неживое сердце. Гийом поежился и выругался, ему тоже казалось, что в душноватом воздухе повисла невидимая паутина, которая мерзко липла ко лбу, к щекам и неведомым образом умудрялась забраться за шиворот. Зло грозовой тучей висело над городом. Если бы поблизости нашелся знающий некромант, то он, не теряя ни минуты, понесся бы на погост и начал ритуал упокоения. Но некромантов в Талье не было, ближайший жил в тридцати милях — да и, в общем-то, считался магом посредственным. Гийом постоял-постоял, щурясь на мерзостный свет, и побрел дальше. Охранять казематы — это, конечно, неприятно, холод пробирает до костей, слышно, как крысы клацают коготками по старым камням. Но запасливого Гийома грела мысль о припрятанной баклажке с водкой, да еще о краюхе ржаного хлеба с салом, а потому он резво понесся в подвалы. Надо сказать, очень вовремя понесся, потому что не прошло и получаса, как солдат, стоящий на крепостной стене, внезапно обнаружил рядом с собой престранную личность, неведомо как попавшую внутрь кольца стен. Нежданный гость поражал воображение неординарной внешностью: он был одет в истлевшие лохмотья. Более того, лохмотья гниющей плоти на ходу отваливались от его костей. А в глазах горел все тот же гнилостно-зеленый огонь, так не понравившийся Гийому. Часовой обделался. А потом заорал во всю силу легких. И началась неразбериха. Мертвяки лезли по стенам, цепляясь за малейшие и почти незаметные глазу трещины и выбоины, их скидывали вниз, пробовали рубить, поджигать… Мертвяки все равно лезли, их состав почти не менялся — ну, разве что пару-тройку смогли нашинковать так мелко, что они уже не могли передвигаться, а лишь клацали зубами в бессильной злобе. К слову, поднявшиеся с погоста бывшие горожане никого не пытались сожрать или разорвать; они перли в крепость с упорством кота, пробирающегося к тарелке с жареной рыбой. Барон Аугустус, который вовсе не был трусом, рубил врага вместе со своими солдатами, он приказал дать два упреждающих залпа из мортир, чтобы разбудить город — «если, конечно, там еще кто-то остался в живых».
А потом вдруг выяснилось, что, пока солдаты доблестно отражали нападение мертвяков, в крепость проник посторонний. Он был высок и худ, его сопровождал медлительный молчаливый верзила-крепыш. Убедившись, что все заняты сражением с нежитью, мужчина преспокойно спустился вниз, в казематы; ему навстречу бросился ретивый часовой, но внезапно свалился мешком на истертые ступени. Переступив через неподвижное тело солдата, мужчина двинулся дальше, туда, где, по его мнению, должны были содержать преступников.
В казематах цитадели всегда тихо. Если бы не тишина, навеянная чарами, то можно было бы сойти с ума от воплей забытых и умирающих в подземельях заключенных. В казематах цитадели даже не слышны залпы орудий, здесь остановилось время, сюда нет доступа солнечному свету — и потому все гибнет, и люди, и звуки.
Когда Гийом, оторвавшись от заветной фляги, увидел, как из мрака выплывает бледное лицо незнакомца, он первым делом подумал о призраках цитадели. Но через минуту его сгребли за ворот и так тряхнули, что Гийом начал стремительно трезветь.
— Кто… что… надо? — с трудом выдавил он, стараясь не клацать зубами. Незнакомец, невзирая на худобу и изможденный вид, отчего-то внушал неодолимый, животный страх.
— Где убийца Валески? — прошипел он в лицо старому солдату, — говори, ну?..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
