Горничная выглядела испуганной, и отскочила от Хаэлли едва ли не быстрее, чем он от нее.
— Я вас не заметила, господин! — пискнула она, смешно морща нос, — прошу прощения, господин. Может быть, я могу помочь господину?
Ее взгляд вновь сделался встревоженным и как будто умоляющим, а Хаэлли вдруг понял, что — да, она специально шла за ним. Заметила, как эльф вышел от барона и направился вниз, и, крадучись, спускалась по скользким, стертым за несколько столетий ступеням. Вот только зачем? На убийцу она в самом деле была мало похожа.
— Что тебе надо? — он медленно шагнул вперед, положив ладонь на рукоять меча.
— Мне? — девица отшатнулась, попятилась, — помилуйте, господин, мне ничего не надо!
— Тогда почему ты следовала за мной? — холодно поинтересовался Хаэлли, внимательно следя за руками горничной. Оружия у нее не было на виду, а там — кто знает?
— Я… я… — она запнулась, и в глазах блеснули слезы вперемешку с непониманием, — я подумала, господин, что могу вам чем-нибудь помочь. Господа не ходят на кухню… обычно не ходят, и я подумала…
И Хаэлли решил, что просто смешон со своими подозрениями. Великая и милостивая Миенель-Далли! Да как ему вообще в голову пришло, что это грязное, забитое существо может быть подосланным убийцей или соглядатаем? Судя по всему, она просто хотела услужить… Судя по всему, Хаэлли для нее был таким же господином, как и барон.
— Тебе не следует принимать меня за господина, — строго сказал эльф, — я тебе не господин.
— Я хотела вам помочь, — упрямо мотнув головой, повторила девица, — я подумала, что вы все равно ничего на кухне не найдете. Тут вообще мало кто может что-нибудь найти, кроме нашего Николаса.
«Хотела помочь», — эльф повторил про себя ее слова. Эти авашири вели себя совершенно непредсказуемо. С чего бы ей помогать совершенно незнакомому эльфу?
Но вслух он сказал:
— Я уезжаю на рассвете, и хотел бы взять что-нибудь в дорогу.
— Господин… вернется? — почти беззвучно спросила девушка.
— Разумеется, — он пожал плечами, — но я не вижу причин, по которым тебя это должно волновать.
Она часто заморгала, а потом кинулась к шкафу, зашелестела свертками. Не прошло и четверти часа, как Хаэлли уже возвращался к себе в комнату с отменным запасом пищи.
«Я так и не спросил ее имени», — вдруг подумалось ему.
Но тут же эльф решил, что ему нет никакого дела до той странной девицы. Может быть, она всем кидается помогать, когда ее никто и не просит.
***
Хаэлли добрался до владений барона Брикка глубокой ночью. Троелуние царило в зените, лунный свет заливал лес как река во время весеннего разлива. Все казалось чистым и одновременно ненастоящим; тронь лист — и он зазвенит, словно выкованный из тончайшей серебряной проволоки. Это было так похоже на Великий лес, что Хаэлли на миг засомневался, а так ли уж в самом деле отличается природа земель авашири от родной. Над Великим лесом плыло точно такое же троелуние, и точно так же деревья походили на рукотворное чудо из тонкой, как паутинка, проволоки… Он с силой сдавил виски, пытаясь избавиться от наваждения: нет, это чужой, уродливый лес. Сходства с Великим лесом быть не может, потому что… просто не может быть. Если одинакова природа земель, следовательно, одинакова и природа существ, их населяющих, а это уже само по себе противоречит тому, что знает каждый эльф: только жители Великого леса несут свет в своих сердцах. Прочие твари, разумные и неразумные, всего лишь грязь под стопами светлых. По-другому думать нельзя, потому что сомнения есть трещина в монолите веры, а вера охотника Дома должна быть нерушима.
Стоя в тени раскидистой липы, Хаэлли смотрел на стены замка. Не самые лучшие стены, конечно же, уродливые, как и большая часть сооружений авашири, но способны выдержать долгую осаду. Кое-где в кладке застряли кругляки каменных ядер, и было неясно — то ли это остались шрамы после драки добрых соседей, то ли войско Орикарта зашло так далеко. Потом, порывшись в воспоминаниях, Хаэлли вспомнил, что орки больше полагались на темную магию смерти нежели на артиллерию, и следовательно, замок Брикка пострадал от орудий самих авашири.
«А чего от них еще ждать?» — эльф усмехнулся, отлепился от шершавого ствола.
В небе по-прежнему ярко сияли луны. Тихо шелестела филигрань листвы. От ритуального меча, видящих и книги рун Хаэлли отделяли примитивные стены и не менее примитивная охрана. Эльф потянулся, чувствуя каждую мышцу и каждое сухожилие, потоптался на месте, примеряясь, а затем острием меча прочертил в земле первую борозду.
Я, твое дитя, припадаю к телу твоему, Великий лес, и прошу силу в помощь.
Я прошу то, что уже никогда не вернется к тебе, но отомрет, послужив моим целям.
Я покорно прошу, чтобы ты, Великий лес, и ты, славная и всеслышащая Миенель-Далли, обратили силы свои против врагов моих, и чтобы пребывали во мне до тех пор, пока не свершится задуманное.
Хаэлли не был магом, не был жрецом. Он был всего лишь охотником, но принадлежал Великому лесу и милостивой Миенель-Далли. Он мог просить, а они могли ответить и дать просимое, если замыслы эльфа в текущий момент совпадали с волей самих божественных сущностей.
Закрыв глаза, Хаэлли просто стоял и слушал, растворяясь в лунной ночи и звуках дремлющего леса, а потом, когда пришел ответ, неподвижно смотрел на свежий побег, появившийся посередине одного из проведенных в земле надрезов. Крошечный росток на глазах увеличивался, набухал влагой и силой, и вот он уже в руку толщиной, свивается спиралью, и продолжает расти, гладкий, глянцево блестящий в лунном свете, ширя зеленые кольца, медленно склоняясь в сторону замковой стены. Пробормотав благодарность Великому лесу, Хаэлли обрубил побег у корня; огромная зеленая змея глухо шлепнулась в траву и, извиваясь, поползла в сторону замка. Эльф быстро пошел следом.
Когда его «росток» начал взбираться по стене, Хаэлли едва успел ухватиться за зеленый «хвост» — вверх дернуло так, что пальцы едва не соскользнули. Извернувшись, эльф уперся ногами в корявую каменную кладку, а змея, подарок леса, все тянула и тянула вверх, и вот уже ее тяжелое тело перевалилось через стену, зашуршало по камням. Озираясь, Хаэлли мягко спрыгнул на перекрытие; меч беззвучно скользнул из ножен. Змея лениво поползла дальше, пусть пугает авашири — а путь самого Хаэлли лежал в центральную башню, низкую и круглобокую, как каравай.
Эльф спокойно ждал, пока в ночи раздадутся вопли, и немудрено — непомерно вытянувшийся зеленый росток начал вытворять то, ради чего и был порожден лесом: душил в кольцах первого же подвернувшегося часового. Ворота башни распахнулись, оттуда горохом посыпались перепуганные авашири; Хаэлли ощущал кислый запах их страха и неуверенности. Он скользнул внутрь и, походя пырнув кого-то острием меча, двинулся наверх, туда, где, по его мнению, должны были находиться жилые помещения. Снаружи доносились звон оружия и крики, и Хаэлли позволил себе улыбку. Пусть себе рубят дитя леса, пусть испробуют ярости истинного света. А он тем временем…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
