Отцу заплатили год назад, и с тех пор он больше не появлялся. Я не знала, что мне делать. Если отец не плавает на корабле, то где же он тогда? Я начала плакать — большие английские мужчины всегда помогают, когда плачет маленькая девочка.
Однако капитан мне не помог. Он не знал, куда подался мой отец и почему. Он сказал, что в Шанхае случается много плохих вещей и что мне нужно наладить связь с моей семьей в Англии. Он говорил, что это моя единственная надежда. Потом он дал мне целую гинею и сам отвез в миссию. Я сказала ему, что могу взять рикшу, и даже открыла секрет, как можно бесплатно прокатиться, но он настоял на своем.
Наверное, мне следовало сбежать. Мне нужно было пробраться в кровать так, чтобы никто этого не заметил. Но капитану хотелось, чтобы монахини знали о том, что я сбежала. Матушка Фрэнсис была очень вежлива с ним и благодарила его. Она даже пообещала ему, что не будет меня наказывать. Ха! Как я уже говорила, все лгут, даже матери-настоятельницы.
И все же я ни о чем не жалею. Я знаю, что мой отец где-то в Шанхае. Или, по крайней мере, был там. Я думаю, что во вторник я поеду искать Сэмюеля Фитцпатрика. Именно по вторникам сестра Кристина ведет утреннюю молитву. Она ляжет спать очень рано и к семи часам уже заснет. Тогда мне будет легче сбежать.
Глава 6
И из этой пропасти с непрерывным шумом, бурлящим
Так, как будто это земли тяжелое дыхание,
Мощный фонтан вдруг забил.
Между теми вздохами прерывистыми и быстрыми
Огромные куски прыгали, как ад летящий
Или зерно пустое из-под цепа молотильщика.
И посреди этих камней танцующих
Вырвалась из плена река священная.
Сэмюель Тейлор Коулридж. Хан Кубла, или Образ мечты.
Каюта капитана, находившаяся в трюме, вся насквозь пропахла опиумом. Чжи-Ган презрительно скривил губы, почувствовав знакомый запах и сладковатый привкус дыма, который наполнял каюту. Такого здесь еще не было. Он плотно закрыл за собой дверь. Сейчас ему не нужны были очки, чтобы понять, что здесь происходит. Он заранее знал, что он увидит в каюте: капитан, его жена и их ребенок лежат на кровати и сладко дремлют, одурманенные опиумом. Рядом с ними, развалившись на подушках, сидит Цзин-Ли. На его лице застыла глуповатая улыбка. В руке он держит тонкую курительную трубку.
— Где ты взял это? — сердито прошипел Чжи-Ган, подходя к нему. Оказавшись рядом с другом, Чжи-Ган увидел то, что и предполагал увидеть: богатый юноша в роскошной обстановке покуривает трубку. — Где ты взял опиум?
Цзин-Ли пожал плечами.
— Это вознаграждение. Нельзя обманывать моряков. Это принесет несчастье. Они проклянут наше путешествие.
Быстро наклонившись, Чжи-Ган схватил своего друга детства за воротник и резко поднял его на ноги. Глядя ему прямо в лицо, Чжи-Ган обнаружил, что покрасневшие глаза Цзин-Ли не утратили своей ясности, а это значит, что он не так сильно одурманен, как хочет казаться.
— Где ты его взял?
— У тебя есть деньги для того, чтобы заплатить капитану? — огрызнулся Цзин-Ли.
Чжи-Ган не ответил. Они оба хорошо знали, что у них почти не осталось денег.
— Нас послали сюда по очень важному делу! Я — императорский палач! Я убиваю людей, продающих отраву. Ты не имеешь права так открыто употреблять эту гадость!
В ответ Цзин-Ли широко и безмятежно улыбнулся, обнажив белые зубы. Чжи-Ган с отвращением швырнул его на пол. Он слышал, как ударилась об пол курительная трубка, и повернулся, намереваясь найти ее. Вот она! Он с силой наступил на трубку ногой, и она раскололась на две части. Он хотел раздавить каблуком эти осколки, но трубка была сделана из очень твердого дерева, а его сапоги — из мягкой кожи. Один из острых осколков впился в кожу, и Чжи-Ган, выругавшись, отскочил в сторону.
Ему пришлось поднять ногу, чтобы вытащить осколок. Наблюдавший за ним Цзин-Ли не выдержал и засмеялся. Это было такое веселое и добродушное хихиканье, что Чжи-Ган, искоса посмотрев на друга, насторожился. Когда последний раз он так весело смеялся? Когда они оба последний раз чувствовали себя такими счастливыми и беззаботными, что могли запросто развалиться на полу, наслаждаясь бездельем? Как давно это было — несколько месяцев назад или несколько лет?
— Есть еще, если ты хочешь, — сказал Цзин-Ли низким, необычайно завораживающим голосом. Затем, пробормотав какое-то ругательство, он наклонился вперед и дернул Чжи-Гана за ногу. Потеряв равновесие, Чжи-Ган упал на кровать. Он молча лежал и смотрел, как его друг вытаскивает осколок из его ступни.
— Цзин-Ли, — спросил Чжи-Ган, когда тот завершил процедуру, — где опиум?
Друг предпочел не отвечать. Он наклонился и поднял с пола другую трубку, которая лежала рядом с кроватью. Скорее всего, ее курил капитан. Трубка еще не погасла и слегка дымилась. Чжи-Ган мог бы забрать у него и эту трубку, чтобы тоже раздавить, но Цзин-Ли быстро схватил ее и сунул в рот.
— Еще немного для меня, — произнес он и, мечтательно закрыв глаза, сделал глубокую затяжку.
Чжи-Ган почувствовал, как у него от злости сжимаются кулаки. Он должен узнать правду. При других обстоятельствах он мог бы вызвать друга на поединок. Но какая от этого будет польза? Цзин-Ли курит уже больше часа. Он сейчас в таком состоянии, что даже полуслепой Чжи-Ган уложит его на обе лопатки за считанные секунды. И что потом? Сейчас все ощущения Цзин-Ли притупились, и он не почувствует боли. Даже если Чжи-Ган переломает ему кости, друг все равно не скажет, где находится тайник.
К счастью, это не единственный способ разузнать о том, что ему нужно. И потом, разве можно винить друга за то, что он на один день решил забыть о тяготах жизни? После ареста императора Цзин-Ли лишился всего — и своего состояния, и своей семьи. Все это пришлось оставить и убежать на юг. Чжи-Ган, по крайней мере, родился в бедной семье. В отличие от богатого и изнеженного Цзин-Ли, он привык терпеть нужду и лишения и неустанно трудиться для того, чтобы преуспевать в этой жизни.
Чжи-Ган вздохнул и, повернувшись к другу спиной, вышел из капитанской каюты. Ему не следовало разрешать Цзин-Ли скрываться от своих врагов, притворившись слугой. Палач может путешествовать с другом или компаньоном. Что касается Чжи-Гана, то он никого, кроме слуг, с собой обычно не брал. Зачастую он не брал с собой даже их. Он привык работать в одиночку. Сам судил и сам наказывал виновных. Компаньона могли бы заметить шпионы вдовствующей императрицы, и тогда Цзин-Ли нашли и убили бы.
Поэтому Цзин-Ли пришлось стать просто одним из слуг императорского палача, который, как и прежде, продолжал искать торговцев опиумом. На этот раз он искал их в Цзянсу. Все сложилось как нельзя лучше, и им удалось спрятаться от врагов. Нужно сказать, что Чжи-Гану действительно нравилась такая компания. Общество Цзин-Ли было ему по душе. Правда, только в том случае, когда друг был трезвым.
