— Зандерс не подкатывает ко мне, когда постоянно нажимает кнопку вызова. Он просто мучает меня.
— Угу, — напевает Инди. — Мучает тебя, чтобы привлечь твое внимание, потому что хочет трахнуть тебя.
Я храню молчание на этот счет. Инди даже не знает о наших взаимоотношениях за пределами самолета, но она все равно знает правду.
— Ночь в постели с Божьим даром всех женщин стоит риска, я бы так сказала, — Инди со знанием дела поднимает брови, прежде чем откусить еще кусочек от своего позднего завтрака. — И чтобы ты знала, образно говоря, если ты когда-нибудь захочешь нарушить границу между стюардессой и хоккеистом, твой секрет будет со мной в безопасности.
Я благодарно улыбаюсь ей, но не слишком широко, чтобы подтвердить или опровергнуть ее слова.
— Образно говоря, конечно, — добавляет она, прежде чем откусить еще кусочек от своей еды.
Когда подъезжаю к дому своих родителей, расположенному в двадцати минутах езды от Нэшвилла, мой желудок мгновенно сжимается от нервов. Не могу сказать, когда в последний раз была здесь. За последние несколько лет праздники были то удачными, то неудачными из-за наших с Райаном суматошных графиков, а также моей явной попытки избежать этого города.
— Эй, леди, — говорит водитель такси с переднего сиденья. — У меня есть другой вызов. Вы должны выйти.
Понятное дело, я уже несколько минут сижу на заднем сиденье его машины, нервно кручу кольцо на большом пальце и подумываю о том, чтобы вообще уехать.
— Извините, — глубоко вдохнув, я выхожу из машины и разглаживаю свой топ, чувствуя себя крайне неловко. И не потому, что все еще сыта после позднего завтрака, а потому, что выбрала наряд, полностью выходящий за рамки моей зоны комфорта. У меня есть всего один топ, который одобрила бы моя мама, и вот я в этом чудовище.
Ярко-розовая блузка вся в оборочках и кружевах, но все равно ужасно мятая из-за того, что лежала в моем чемодане. Да, я бы хотела смягчить неизбежные замечания матери, но меня это явно не волнует настолько, чтобы беспокоиться об утюге.
Такси уезжает, как только закрываю дверь машины, и я нахожусь в двух секундах от того, чтобы догнать его пешком и умолять отвезти меня обратно в отель.
— Ви! — кричит папа, распахивая входную дверь и широко раскинув руки. — А вот и моя любимая дочь!
— Я твоя единственная дочь, папа, — улыбаюсь я, направляясь в его распростертые объятия.
— Насколько тебе известно, — поддразнивает он, заключая меня в свои объятия.
Боже, как же я по нему скучала. Он самый лучший, но, к сожалению, визит к нему сопровождается встречей с мамой, а это то, с чем я не могу справляться регулярно.
— Мне нравится твоя новая работа, которая привела тебя домой, но что на тебе надето?
— Просто пытаюсь сделать визит как можно более безболезненным.
Папа отстраняется, все еще сжимая мои руки, одаривая меня извиняющейся улыбкой. Может, мой брат и не видит, как мама обращается со мной по сравнению с ним, но папа заметил. Ему было нелегко прикрывать мою спину и в то же время любить свою жену, невзирая на ее недостатки.
— Стиви, добро пожаловать, — говорит мама, как только я вхожу в парадную дверь.
Дом безупречен. Так было в детстве, когда мы знали, что к нам придут гости. Нужно было поддерживать впечатление. Рада, что теперь я отношусь к категории гостей.
Она быстро и неловко обнимает меня, затем оглядывает с ног до головы, неодобрение явно читается на ее покрытых макияжем чертах. Она гладит мои волосы, пытаясь придать им более послушное состояние, но мои кудри тут же снова закручиваются.
— Присаживайся, — она указывает на стол в столовой. — Хочешь что-нибудь выпить?
— У нас есть сладкий чай, — взволнованно говорит папа. — Я приготовил его сегодня утром.
— Там ужасно много сахара, Нил.
— Я с удовольствием выпью, папа. Спасибо.
Мама изящными, бледными руками разглаживает фартук, прежде чем начать перебирать жемчуг на шее, явно пытаясь прикусить язык и удержаться от недовольного высказывания. Моя мать-южанка никогда бы этого не сделала. Благослови ее господь.
— Как твой брат?
Конечно, ее первый вопрос будет о моем брате-близнеце, а не обо мне.
Она садится напротив меня за наш обеденный стол, уставленный элегантным сервизом, как будто сегодня будет званый ужин, но я знаю, что это не так. Главное, чтобы все всегда выглядело как можно красивее.
— Он в порядке. Занят в связи с началом сезона, но все хорошо.
— Он с кем-нибудь встречается?
Я качаю головой.
— Нет, я так не думаю.
— Ну, ничего. У него еще будет время, — говорит мама, махнув рукой. — Ему всего двадцать шесть. Не нужно никуда торопиться. Он такая находка, мой мальчик.
Папа возвращается из кухни, ставит передо мной чай, целует меня в макушку и садится рядом с мамой.
— Как ты, Ви? — спрашивает он. — Как твои дела? Как новая работа? Как приют?
— У меня все хорошо. Работа хорошая. Напряженный график, — я быстро киваю головой. — И мне нравится приют. Хозяйка — добрейшая женщина, которая очень благодарна за любую помощь, которую может получить. Я бы хотела быть там постоянно и помогать. Здание довольно запущенное, его не мешало бы обновить, но тех небольших денег, которые им жертвуют, едва хватает на еду и лекарства для собак, не говоря уже обо всем остальном.
— Ты с кем-нибудь встречаешься? — перебивает мама.
— Эм… нет. Сейчас нет. В любом случае, собаки такие милые, такие очаровательные, и они просто хотят, чтобы их кто-то любил.
Мой отец весь во внимании, пока я продолжаю свою тираду, гордость видна в его карих глазах, он явно рад, что я нашла что-то, что делает меня такой счастливой. Мама, с другой стороны, не очень.
— Там есть доберман по имени Рози, и она такая лапочка, но, знаете, она выглядит немного устрашающе. Она уже так давно там, и потенциальные хозяева проходят мимо нее, не удостоив ее даже взглядом.
— А как насчет Бретта? — спрашивает мама о моем бывшем. — Мне всегда нравился этот мальчик. Может, тебе стоит связаться с ним и узнать, не встречается ли он с кем-нибудь?
— Тереза, — тихо ругается папа, пытаясь ее утихомирить, но динамика власти в их отношениях работает не так.
— Бретт — мой бывший не просто так.
— Ну, Стиви, — не очень-то деликатно говорит моя мать. — Ты не молодеешь, дорогая.
Да, я не молодею, но мне столько же лет, сколько и ее сыну, у которого, как она только что сказала «еще много времени».
— Я виделась с Ханной и Джеки вчера вечером, — перевожу я разговор в другое русло.
— О, правда? Ханна сейчас такая красивая. Я видела ее маму на прошлой неделе в церкви, и вы знали, что ее младшая сестра в этом году прошла отбор на конкурс «Юная Мисс Теннесси»? Я предложила ей взять какое-нибудь из старых платьев для конкурса, которые я купила для тебя. Знаешь, ведь их все равно никогда не одевали, и они явно не подойдут тебе сейчас.
И вот оно. Я ждала, что она упомянет мой вес или размер. Удивительно, что ей удалось продержаться целых двадцать минут.
— Это отличная идея. — Это все, что мне удается сказать. Я слишком устала от всего этого, чтобы играть в мамину игру. — Этот чай очень вкусный, папа.
Я смотрю на него и замечаю, как его смуглая кожа морщится между бровями, когда он одаривает меня извиняющейся улыбкой.
— Рад, что ты пришла повидаться с нами, Ви, — говорит папа. — Но тебе, наверное, пора идти. У тебя скоро работа, верно? Сегодня вечером едешь в Филадельфию, да?
Мой папа — лучший, он пытается избавить меня от этого визита. До моего выхода на работу еще несколько часов, но мне нужно выбраться из этого дома.
— Да, мне пора идти, — я встаю со своего места, и мои родители делают то же самое.
— Стиви, дорогая. Расчеши свои волосы перед работой, пожалуйста, — мама быстро и неловко обнимает меня на прощание.
«Ты не расчесываешь вьющиеся волосы», — вот что она имеет в виду. Потому что как смеют мои волосы быть пышными и непокорными вместо того, чтобы быть гладкими и уложенными, как у нее?
