Перед дверью теткиной квартиры Сергей на мгновение замешкался. Он уже достал было из кармана ключи, но подумал, что как-то неправильно входить сюда как к себе домой. Это пока еще не его жилище. Здесь всё помнит Нюту, всё дышит ею, отсюда еще не ушло ее тепло, не выветрились запахи, свойственные образу жизни хозяйки, — запахи ее духов, ее любимого мыла, запахи еды, которую она чаще всего готовила, стирального порошка, которым она предпочитала пользоваться. Лена должна быть уже там, пусть она откроет ему дверь.
Сергей спрятал ключи в карман и потянулся к кнопке звонка.
— У тебя же есть ключи, — недовольно заметила Лена. — Потерял, что ли? Или забыл?
Очевидно, она не испытала ни малейшего замешательства, открывая дверь полученными только сегодня утром от мужа ключами. И если он сейчас начнет ей что-то объяснять, слова бессмысленно повиснут в воздухе. Она все равно ничего не поймет.
Он разделся, прошел в комнату и замер, стараясь сдержать крик и не сорваться. Одежда Нюты, снятая с «плечиков», громоздилась посреди комнаты бесформенной кучей, рядом аккуратными перевязанными бечевкой стопками стояли книги, те самые книги, среди которых Серега рос, которые читал, начиная с пяти лет. Эти книги бережно и трепетно собирала и хранила Анна Анисимовна — большая любительница чтения. Здесь же отдельной стопкой лежали папки с рукописями: подрабатывавшая перепечаткой «самиздата» Нюта всегда в обязательном порядке оставляла экземпляр для себя, складывала каждое произведение в отдельную папочку и легко давала почитать всем желающим. А Лена, похоже, собирается все это выбросить…
— Давай сейчас всю посуду соберем и в коробки сложим, — командовала Лена, небрежно отпихивая ногой валяющуюся на полу Нютину шаль, связанную крючком. Сергей хорошо помнил, как тетка, в один прекрасный день решив, что должна научиться вязать крючком, без малейших колебаний купила какой-то женский журнал, в котором была напечатана схема, заглянула в «Энциклопедию домашнего хозяйства», быстро пробежала глазами статью о вязании и смело взяла в руки крючок. Два или три раза племянник, приходя к тете Нюте, заставал ее с вязанием в руках, а через весьма короткое время ажурная розовая полукруглая шаль уже красовалась на пышных Нютиных плечах. У нее действительно были волшебные руки.
Ему стало больно. Не будет никаких уютных посиделок с женой за рассматриванием старых фотографий, не будет рассказов и объяснений. Ничего не будет. Он любил Нюту и хотел по-настоящему проститься с ней. А Ленка Нюту почти не знала, и тетка мужа ей не интересна, и с ее книгами и вещами не связаны у молодой женщины никакие воспоминания. Нюта — просто какая-то родственница, оставившая им квартиру. И даже благодарность не встревожила и не согрела душу Серегиной жены. «На ком я женился?» — в очередной раз с привычной тоской подумал он.
Но Сергей Саблин никогда не сдавал позиций без попытки защитить их. Он постарался взять себя в руки, не повышать голос и донести до супруги свое нежелание выбрасывать на помойку то, что так дорого было для его тети Нюты и с чем связано множество его собственных воспоминаний.
— Но Сережа, — Лена смотрела на него удивленно и непонимающе, — я же не хочу никого обидеть, а Анне Анисимовне вообще уже всё равно. Ты сам подумай: нас трое взрослых и ребенок, ну как мы здесь разместимся, если оставим старые вещи? Как мы будем жить? Хорошо, пускай мы не будем всё это выбрасывать, значит, это нужно куда-то сложить, где-то хранить, мы захламим квартиру еще до того, как переедем сюда. И старой чужой посудой я пользоваться брезгую, мы купим всё новое, современное. И мебель тоже купим новую, чтобы было красиво и удобно. Вот смотри: в большой комнате будем жить мы с тобой, а в маленькой устроим Дашку и маму. Кроватка у Дашки есть, а для мамы купим удобную кровать с хорошим матрасом.
Всё было бесполезно. Она не хотела ни слышать Сергея, ни понимать. Они — люди с разных планет. Даже, наверное, из разных галактик.
— В маленькой комнате стоит очень хороший новый диван, — холодно возразил он. — Его купили только в прошлом году. Не понимаю, какая необходимость его менять и тратить деньги на кровать. Я не Рокфеллер, ты прекрасно это знаешь. И новую мебель нам покупать не на что. И новую посуду тоже.
Лена глянула обиженно, надулась и принялась молча разбирать содержимое кухонных шкафов. Сергей несколько раз пытался заговорить с ней, но Лена только отворачивалась и молчала. Ну и не надо, так даже лучше, он сможет сделать по-своему и избежать дурацких и совершенно тупых объяснений. Жена складывала посуду в картонные коробки, а Сергей методично и невозмутимо доставал из этих коробок то, с чем он ни за что не согласится расстаться. Львовскую тарелку. Чашки для киселя. Сковороду, именно ту, с круглой деревянной ручкой, на которой они с Володей Бирюковым жарили картошку…
…Володька тогда приехал из своих дальних краев без предупреждения, неожиданно, и сразу позвонил Саблиным.
— Давай дуй сюда, — скомандовал он десятилетнему Сереге, — я матери не звонил, она не знает, что я приехал. Устроим ей сюрприз. Я разных консервов привез, у вас в Москве такие не продают. Нажарим с тобой картошки целую сковородку, с горкой, стол накроем, вот мать-то удивится!
Серега, конечно же, немедленно сорвался и помчался к тетке. Ему было доверено начистить картофеля побольше, чтобы на всех хватило — Володя собирался позвать кое-кого из друзей. Резать соломкой и стоять над сковородкой с деревянной лопаточкой в руках, чтобы постоянно перемешивать ею и добиться ровной золотистой хрустящей корочки со всех сторон, Володя брату не доверил, встал у плиты сам, повязав Нютин фартук поверх пижонских джинсов, а Сереге велел раскладывать по тарелкам содержимое предварительно вскрытых консервных банок. В тот день Сережа Саблин впервые узнал слово «балык», впервые попробовал маслины и сделал первую затяжку сигаретой. Спасибо Володьке, который решил немного «подвзрослить» младшего кузена. Детство, проведенное рядом с абсолютно непедагогичной Анной Анисимовной, дало свои плоды: ее сын точно так же, как она сама, не делил людей на категории в зависимости от их возраста, ориентируясь исключительно на человеческие качества. Серенький — Серега — вполне самостоятельный, умный, ловкий, исполнительный и аккуратный, много знает и легко учится тому, чего не знает, так с какой стати считать парня малышом? А как радовалась тетя Нюта, как хохотала, как была счастлива, придя домой с работы и застав за изобильно накрытым столом единственного сына, любимого племянника и еще нескольких человек, которых она давно знала. Ее слегка визгливый, но такой искренний звенящий смех до сих пор стоит у Сереги в ушах…
Нет, эту сковородку он не отдаст. Ни за что.
В полном молчании они упаковывали коробки. Когда все оказалось законченным, часы показывали половину второго ночи: за тридцать лет жизни в этой квартире добра у Анны Анисимовны накопилось предостаточно.
— Сейчас мы поедем домой, — сухо произнес Сергей, — а завтра я организую машину, чтобы перевезти часть коробок на дачу к моим родителям. Вот с этими коробками, — он показал на отставленные в сторону упаковки из-под бананов, — можешь делать, что считаешь нужным. Но ни одна коробка, ни одна вещь не окажется на помойке до тех пор, пока я не отвезу на дачу то, что хочу сохранить. И еще.
Он молча прошел в маленькую комнату, где вдоль стен стояли одна на другой двенадцать коробок с книгами, папками, фотографиями и подшивками «Науки и жизни».
— Вот это останется здесь. Это не обсуждается.
— Но Сережа… — Лена, кажется, даже забыла, что дуется на мужа. — Нам тут будет не повернуться, если ты оставишь это старое барахло… У нас ребенок, нужно много вещей, Дашеньке нужен воздух…
— Это останется здесь, — жестким тоном повторил Сергей.
Она отвернулась и горько расплакалась.
Домой возвращались в тяжелом молчании. Метро уже закрылось, пришлось тратить деньги на частника.
На следующий день к вечеру конфликт рассосался, Лена перестала дуться и начала разговаривать с мужем, сначала нехотя, сквозь зубы, потом постепенно смягчилась.
— Ленка, ну смешно же ссориться из-за такой ерунды, — заметил Сергей. — Ты взрослая женщина, ты жена, мать, а ведешь себя как дитя, честное слово.
Ее божественно красивое лицо мгновенно стало хмурым и сердитым.
— По-твоему, моя мама — это ерунда? — В ее голосе зазвенела готовность снова расплакаться или по крайней мере обидеться. — Значит, с твоей тетей, которая умерла, мы должны считаться, а с моей мамой, которая нам помогает из последних сил, мы считаться не должны? Так по-твоему?
— Но у Нюты стоит отличный диван, я не понимаю, почему Вера Никитична не может на нем спать! Диван совсем новый, очень удобный. И, между прочим, не дешевый. Где я возьму столько денег, чтобы купить всё, что тебе хочется? Что за блажь непременно обставлять квартиру полностью новой мебелью? Откуда в тебе эти замашки?
