И опять её захлестнула мечтательная волна, картины одна страшней другой проносились в её буйной голове. Запрокинув голову, она с тоскливой безнадёжностью смотрела на потолок. Но там было всё спокойно, толстенные балки в обхват надёжно держали потолок, и обвалом не угрожало.
— Бойцова, что ты всё смотришь на потолок? Что ты там увидела? — спросила Мария Александровна.
Аринка вмиг встрепенулась, видения прошли. «Как хорошо, что люди не могут читать чужие мысли, вот смеху-то было бы».
— А кстати, Бойцова, почему ты руку не поднимаешь, почему молчишь? Разве ты не хочешь стать пионеркой? — спросил её Яша.
Что это? Аринка не ослышалась? Это же её спрашивают. Да как же это так? Она медленно поднялась. Все заинтересованно уставились на неё. Смятение охватило Аринку, она стояла не дыша, в напряжённом ожидании. Что-то будет?
— Про Бойцову я могу сказать, что она хорошая ученица, общительная, деловая, я думаю, она может быть пионеркой, — сказала Мария Александровна. — Теперь пусть её товарищи скажут о ней. Кто хочет?
Аринку ударило в жар. Она чувствовала, как пламенеют у неё уши, а главное, её охватило чувство торжества: значит, она может быть пионеркой! Но вдруг впереди её поднялась Ниса. Обиженным тоненьким голоском заговорила:
— Бойцова... она... не совсем... девочка, — но тут почувствовала, как сзади саданули её в спину, и свирепо шипящие слова коснулись её уха:
— Только скажи! Удавлю.
Ниса, отчаянно вытаращив глаза, горемычно пролепетала:
— Она... девочка не совсем... плохая. Пионеркой может быть. — И тут же села, порывисто дыша.
Аринка озабоченно скосила глаза, казалось, большой шмель сел у неё на переносицу. «Видел Яша или не видел?» Это главное было сейчас для неё.
— Ну так как же, Бойцова, записывать тебя в пионеры или ты не хочешь? — спросил Яша. — Неужели ты не хочешь быть передовой девочкой?
Аринка взмахнула ресницами, шмель улетел. Вымученной улыбкой скривила губы:
— Я-то хочу, но не знаю, могу ли я быть? Сумею ли быть пионеркой, вотысё, — уточнила она.
— А чего ж уметь-то! — обрадованно подхватил Яша (слава богу, почин сделан). — Тут и уметь нечего. Главное, надо стараться быть первой, лучшей.
— Ну тогда запишите, я буду стараться! — выдохнула Аринка. Лёгкая испарина выступила у неё на лбу.
Яша быстро застрочил по бумажке: список пионерского отряда, в деревне Зеленино, О-го района, от 20 января 1928 года.
1. Бойцова Арина, уч-ца четвёртого класса.
— Кто следующий хочет записаться, поднимайте руки, — воодушевлённо спросил Яша, — смелее, ну кто следующий?
Не успела Аринка опуститься на парту, как тут же получила здоровенный пинок в спину.
— Выскочка, дохлая крыса! Получишь ужо!
Случись такое раньше, Аринка не раздумывая огрела бы пеналом по башке этого противного забияку Мишку Волкова, младшего брата Егора Будораги. Но теперь она — пионерка, драться, как видно, нельзя, ограничилась тем, что обернулась и состроила ему ужасную рожу, на том и успокоилась. После Аринки записалось ещё три человека: Таня Громова, Кости Грома сестра, Нил Снегирёв, сын дяди Филиппа, и Гоша Лаптев.
— А можно, мы потом запишемся. Поначалу у мамки с тятей спросимся?
Яша легко согласился, потом так потом, главное, начало положено, пусть не очень густо, но в будущем, конечно, всё пойдёт на лад.
— Пионеры, останьтесь, остальные могут уходить, — сказал Яша.
Оглушительным выстрелом грохнули крышки парт, только и ждали этой команды, толкаясь и обгоняя друг друга, все бросились к выходу.
— Так вот, ребята, поздравляю вас с высоким званием пионера. Теперь вы новые люди и должны всех ребят вести за собою, подавая пример своим хорошим поведением, отличной учёбой, товарищеским отношением. Каждый из вас должен воспитывать свой характер, ребята.
Быть впереди, вести за собою всех! Лицо Аринки светилось, глаза сияли. Она чувствовала, что что-то большое, новое вошло в её жизнь, прекрасное и тревожное. И это «что-то» будет всегда с нею.
Домой Аринка шла еле-еле, точно воз везла. Всё обдумывала: как сказать мамке? Как же это она опростоволосилась, записалась в пионерки загодя, не спросив её? Вот другие ребята оказались умнее, не решились на такой поступок без спроса родителей. Что теперь будет? Ещё не забыт был скандал с Лидой. Но та — взрослая, где же Аринке тягаться с ней!
Таня Громова на всех парусах помчалась домой, счастливая, ей ничего не скажут дома, там родители не вмешиваются в дела своих детей, тем более если эти дела не плохие.
Аринка осторожно открыла калитку, и ей показалось, что та всхлипнула. Поднявшись на крыльцо, остановилась, перевела дух. «Съест она меня», — с тоской подумала Аринка и, приняв вид несчастной жертвы, тихо вошла в дом. И уж потому, что она вошла, а не влетела, Елизавета Петровна поняла, что с девкой что-то стряслось. Не заболела ли?
— Ты почему задержалась? Натворила что-нибудь, после уроков оставили?
— Ничего не натворила, просто с Таней с горки катались, вотысё, — с напускной беззаботностью ответила Аринка и даже не заметила сама, как соврала опять. Ужас охватил её, да что ж это — болезнь такая, что ли? Неужели это на всю жизнь? Вот пропасть!
— Иди ешь, мы уже отобедали.
Ела Аринка нехотя, кусок не лез в горло, тревожная озабоченность лежала на её лице, и вся она была точно варёная.
— Ты уж не заболела ли? — забеспокоилась Елизавета Петровна. — Небось опять снег лупила? Смотри у меня!
— Ну вот ещё, и ничего не заболела, и снег не ела, давай помогу тебе, — весело сказала Аринка и, взяв у матери толкушку, принялась неистово толочь картошку, для кур еду готовить. «Что это с девкой случилось? То силой не заставишь, то вдруг сама вызвалась? — подумала Елизавета Петровна, следя за Аринкой. — Тут что-то не так, чего-то натворила».
Но Аринка старалась вовсю, винтом крутилась возле матери, всё хватала из рук, делала сама, выжидая момент, когда можно будет сказать то, что так волновало её.
— Ты чего это кружишься вокруг меня, как оса вокруг варенья? Выкладывай, чего ещё натворила? — добродушно спросила Елизавета Петровна, любуясь Аринкиной деловитостью.
Решив, что у матери хорошее настроение, что самый подходящий момент настал, Аринка проговорила трепещущим от сильного волнения голосом:
— Я ничего не натворила, мама, я в пионерки записалась! Я, мамка, теперь новый человек, вотысё!
— Что, что? Куда, куда, записалась? — переспросила Елизавета Петровна тоном, не предвещающим ничего хорошего.
Но Аринка не сдавалась, ведь мать ничего не знает о пионерах, а вот когда узнает, то и ругаться не будет. И, вскинув сияющие глаза, стала вдохновенно рассказывать:
— Ты знаешь, мам, пионер должен хорошо учиться, не воровать, не драться, это ни боже мой! Пионер самый смелый и деловой человек, — взахлёб тараторила Аринка, пытаясь обворожить мать самыми лучшими качествами пионеров. — Мы будем помогать комсомольцам строить... этого, ну как его, фу, забыла. В общем, будут строить все, и все мы туда идём. — Какая досада, забыла Аринка такое слово, которое говорил Яша, скажи она сейчас это слово, сразу наповал «убила» бы мамку, а так получилось что-то туманное, невразумительное, всё скомкалось, какая досада!
— Ну вот что, новый человек, мне и одной партийки в доме хватит. Во! Сыта по горло, эвон люди косо смотрят. Учиться хорошо ты и так должна, а воров у нас и в роду никогда никого не было. А чего-то строить ты там собираешься, так что нужно — всё построено, и идти нам некуда, будем на месте сидеть, нам и дома хорошо. И самовольство творить не позволю, сегодня записалась, а завтра чтоб у меня выписалась! Та дурында въехала в комсомол, никого не спросив, и эта шкварка туда же!
Аринка сникла, ничегошеньки мамка так и не поняла. Эх, и всё виновато это слово, такое хитрое, что Аринка никак не упомнила его, чем теперь мамку убедить, как уговорить, да и в жисть её ничем не проймёшь. Но, вспомнив слова Яши, что пионер никогда не сдаётся и не отступает, решила стоять на своём, пусть что будет, то будет!
— Нет, не выпишусь, вотысё! — тихо, но твёрдо сказала она.
— Что, что ты сказала, а ну повтори. — Глаза Елизаветы Петровны потемнели, брови сдвинулись в одну суровую линию. Такой её вид Аринке был хорошо знаком, лучше под землю уйти в такую минуту гнева матери. Не сводя с неё испуганно-насторожённых глаз, на всякий случай Аринка стала пятиться из кухни в комнату, где сидела Варя за прялкой.
— Я говорю: повтори, что сказала? — кипя гневом, наступала на неё мать.
— Не выпишусь, не выпишусь, вотысё! — твердила Аринка, упрямо тряся головой.
— Ах ты шкварка, ах ты помёт куриный! Смотри-ка, что она вытворяет. Характер решила показать! Я те щас покажу, ты у меня надолго запомнишь!
Аринка, обезумев от страха, метнулась к Варе, прижалась к ней всем телом, дрожа, как в ознобе.
