В казарме торопливо зашаркали ногами гомункулусы.
Лавочкин прильнул к дырочке.
На площадку выходили клоны, строились в каре под окрики офицеров. Несколько магов и Железный Ганс тоже присутствовали. Последними вышли гномы. Их конвоировали нормальные живые солдаты. Строй сомкнулся, скрывая руководителей от Колиного взгляда.
Парень озадачился. Эвакуация? Или готовят облаву?
Вскоре началось перестроение, и рядовой понял: колдуны проверяют каждого гомункулуса.
Тогда зачем вывели гномов?
– Чтобы они меня не спрятали, наверное, – предположил Лавочкин.
Тем временем осмотр личного чурбанского состава закончился. Трое офицеров, несколько «натуральных», как их окрестил Лавочкин, бойцов и старик Мангельштамм остались с подчиненными, а остальные разбились на группы и отправились прочесывать постройки. Даже Железного Ганса припахали.
«Пинцет тебе, Колян, – подумал парень. – Лишь бы все вверх дном не перевернули».
Он еще раз оценил заслон из матрасов. Вроде бы все в порядке. Теперь – затаиться и ждать.
Через несколько мучительно долгих минут входная дверь ангара скрипнула, и по казарме разнеслись звуки шагов.
– Проверять внимательно, не пропускать ни одного труднодоступного уголка, – раздался властный голос за стеной Колиной подсобки.
Лавочкин задержал дыхание. Он узнал тембр Панцера.
Дробь шагов то затихала, то становилась громче. Изредка досмотрщики тихо переговаривались. Затем кто-то зашел в подсобку.
Топ… Топ… Топ…
Парень вжался в пол, будто кот, прячущийся от собак.
Шуршание, приглушенные ругательства.
– Здесь никого, – звонко доложил боец. – Кровати да матрасы.
– Перевернуть там все! – приказал Панцер.
Вояка запыхтел, двигая кроватную гору. Дерево заскрипело, пирамида рухнула. Проверщик завизжал:
– Ой, нога! Ногу больно!
Он выскочил из подсобки.
– Что пейзане, что чурбаны, – раздраженно пробурчал колдун. – Сверху посмотрите! Вот ты, верзила.
Коля услышал, как к стеночке придвигают кровать. Он с ужасом уставился вверх.
Мелькнула мысль: «Все, приплыли!»
Над загородкой возникла рыжая косматая голова Железного Ганса.
Великан скользнул взглядом по подсобке и обнаружил беглеца. Укоризненно посмотрел ему в выпученные от ужаса глаза. Беззвучно усмехнулся.
– Нет, ваше магическое благородие, никого туточки не имеется, – отрапортовал Ганс.
Подмигнул рядовому, проговорил одними губами: «Жди здесь».
Парень мелко закивал.
Голова исчезла.
Обыск закончился, враги вымелись из ангара. Лавочкин облегченно вздохнул.
На площадке все так же толпились гомункулы, гномы и их охрана. Обыск переместился дальше, на сборочные участки.
Коле наскучило бесплодное подглядывание. Он продолжил чтение биографии Зингершухера.
Спустя четыре часа жители подземелья вернулись к обычному графику. Клоны притопали в казарму, улеглись, засопели. Рядового тоже потянуло в сон. И немудрено: время было позднее.
Где-то около полуночи в подсобку протиснулся рыжий верзила.
– Эй, Николас, – шепотом позвал он. – Это я, Ганс.
Солдат проснулся, выбрался из-за мягкой баррикады.
– Ну, ты и везунчик, – тихо сказал Железный Ганс. – Хорошо, я Панцеру подвернулся. На вот, поешь.
Громила дал парню кувшин с пивом и краюху хлеба. Лавочкин принялся за еду.
– Нельзя тебе тут оставаться ни в коем разе, – продолжил Колин спаситель. – Панцер доложил в столицу, мол, ты тут появлялся. А здесь ощутительно солидная секретность действует. Три слоя защиты от магической разведки. Панцер думает, ты давно исчез. Болтают, ты можешь появляться и испаряться. Я как-то не заметил. А они мыслят просто: если нарисовался единожды, жди второго визита. Так вот, с часу на час прибудут серьезные господа, а то и сам Дункельонкель. Между прочим, я подслушал, дескать, твоего соратника полонили.
– Всезнайгеля?! Не может быть! – воскликнул солдат.
– Тихо ты! Разорался.
– Да-да, извини, – перешел на шепот беглец. – Если Иоганн не совладал со Дункельонкелем, то я и подавно пока не готов с ним драться.
– Посему удирать тебе надобно. Наружу нельзя, вдруг в туннеле или подле перестренут. Я тебе покажу лазок заветный, ты уж схоронись пока, а там разберемся.
– Что за лазок?
Железный Ганс вздохнул:
– Это же моя пещера-то. Жил себе, не тужил, пока Дункельонкель не припожаловал. Пришлось подчиниться, чтобы жизнь не потерять… В общем, отдал я ему помещеньице, а маленько секретов все ж оставил. Ладушки, доедай, и айда прятаться.
– А зачем ты мне помогаешь? – поинтересовался жующий Коля.
– Чрезмерно напомнил ты мне мальчика одного. Из далекого прошлого. Тот, когда мячик у меня просил, такие же круглые глазищи, как ты намедни, сделал. Я аккурат в клетке сидел, а ключ у его мамки-королевы хранился… Скрал малец ключик, а я уволок паренька к себе. С мячиком, ключиком и еще кое-какими ценностями. Сыном мне был. Здесь, в этих стенах, я его вырастил. Очень уж вы похожи.
Лавочкин мысленно вернулся к истории Зингершухера.
– Слушай, Ганс! А почему у местных королей принято ключи женам отдавать?
Верзила почесал лоб:
– Сам всегда недоумевал. Ладно, прикинься большим чурбаном, чем ты есть, и за мной!
– Минутку.
Коля слазил за вещами, засунул мешок Всезнайгеля в свой. Громила спрятал кувшин.
Они покинули подсобку и направились к дальнему выходу, в противоположную часть ангара-казармы. Железный Ганс двигался прогулочным шагом, сзади ковылял солдат.
Гомункулусы спали, часовые не проявляли излишнего рвения. Идут себе мастер с сопровождающим, значит, так надо. Миновав ряды кушеток, заговорщики выбрались из ангара. Было тихо.
Пройдя между рядами накрытых материей махин, они подошли к стене зала. По пути Ганс прихватил ломик.
В горе через равные промежутки были выдолблены узкие невысокие коридоры. Остановившись возле одного из них, рыжий великан вручил рядовому Лавочкину ломик и сказал:
– Чеши туда. Шагов через сто будет стальная решетка. Там калитка на замке. Сломаешь. Еще через сто увидишь в полу пещеры лаз. Ну, лучше будет, если увидишь. Падать долго, хе-хе.
– Спасибо, Ганс!
– Иди, иди. Вот, держи еще светильник. Удачи.
Громила посмотрел вслед удаляющемуся солдату.
– Нет, точно везунчик. Как-то же наткнулся на мою пещеру… Это место настолько засекречено да запечатано разными заклятьями, что его сам черт не найдет, – пробормотал Железный Ганс, не подозревая, насколько прав.
Черт вторые сутки не мог разыскать Лавочкина.
Очнувшись после бутылочного перелета, Аршкопф не сразу вспомнил, кто он сам и зачем у него в руках запечатанный пузырь. Все-таки приземление пришлось на рогатую голову.
Бесенок выкарабкался из сугроба, встал на ватные ноги, пошатнулся. Острые копыта проткнули снег. Со стороны домов к нечистому опасливо подбирались крестьяне, вооруженные кольями да косами.
– Э-э-э, вы чего? – пискнул Аршкопф.
– Сгинь, нечистый! – нестройно заголосили крестьяне.
Тут-то черт и вспомнил, кто он, откуда прилетел и что за груз в бутылке.
– Товарищ прапорщик просил доставить его к Николасу!
К вящей радости людей нечистый исчез.
Аршкопф облазил все доступные его волшебному зрению места. Розовый пятачок трепетал, втягивая воздух. Не почуял рогатый россиянина. Но уважение к товарищу прапорщику не позволяло черту забросить поиски. Он решил прерваться на сутки. Лавочкин как сквозь землю провалился.
Впрочем, почему «как»?
Глава 12. Встреча на высшем уровне, или «Ничего не сказал проклятый Всезнайгель!»
В пустом тронном зале наменлосского дворца стояли четыре одинаковых кресла. Они как бы образовывали вершины квадрата. Все подчеркивало равенство между теми, кто сядет «вершить судьбы мира».
Отворились створки высоких дверей. В зал вошел король Томас. За ним проследовали несколько советников. Бесфамиллюр остановился возле ближайшего к выходу кресла. Вельможи сгрудились за спиной повелителя.
Граф Нихткапитулирен почти впорхнул. Его узкое лицо было под цвет камзола – такое же пурпурное. Граф, на которого возложили обязанность проследить за этикетом, нечеловечески волновался.
– Его монаршее величество Генрих Вальденрайхский! – провозгласил он.
Генрих оделся без излишеств, но сразу было ясно: его платье стоит больших денег. Томас не сдержал улыбки. Он и сам выбрал дорогой наряд, справленный из редкой, почти драгоценной ткани.
Глава Наменлоса жестом пригласил Генриха занять место у свободного кресла. Короля Вальденрайха сопровождали пятеро министров.
– Его монаршее величество Альбрехт Труппенплацкий! – дрожащим голосом произнес граф.
