Раздался свисток – ужин окончен. Заключенные построились. Большинство в колонну по двое пошло в бараки. А вьетнамцев палками загнали в яму: они позже других команд уложили свои балки и теперь будут отдыхать в «стойле» под открытым небом.
– Вперед, астрономы! – кричали им вслед охранники. – Только не войте на звезды, летучих мышей распугаете, уроды.
В бараке Дмитрий принес Рождественскому сверток.
– На. Это сухари из русского черного хлеба, натертые чесноком. Ешь. Пока не привыкнешь к здешней хавке, я буду тебя подкармливать.
– Спасибо, – сказал Виталий.
– Не спасибо, а благодарю, – поправил Харлампиев.
– Благодарю.
– Слышь, ты грызи, а я письмо маменьке напишу. Ты ошибки мне исправишь. А то не хочется ее обижать. Она даже заплакать может, что я уже взрослый, а пишу иногда хуже школьника.
– Ты напиши, а я проверю. Выправлю, а ты перепишешь на чистовик.
– Лады, – кивнул Дмитрий.
Он взял короткую ручку, начал «корябать» на листке разлинованной бумаги.
Рождественский с удовольствием хрустел сухарями.
– Ну зырни, – наконец сказал Харлампиев.
Виталий оторвался от сухой корки и пробежал глазами:
«Догорая маменька. У меня все нормуль. Тут вааще хорошо, тепло. Небо такое синее. Жалко, что мы с тобой, когда я был пацаном, не могли такого наблюдать. И не катались по шарику. А я вот теперь могу. Помнишь, я писал, что Манила грязная, мусор везде. Крысы, бомжи, ментяры наглые. А тут тюрьма хорошая, чистая. Сидельцы тоже живут по понятиям. Так же как у нас, только со своими закрутами, но к ним можно привыкнуть. А начальство какое веселое – каждое воскресенье танцуем под хорошую музыку. Здоровье у меня хорошее, настроение бодрое. Кормят вполне. Короче, жить можно. Мясного, фруктов, соков не пересылай – они испортятся. Лучше всего сухари, печенье, леденцы. Люблю палочки соленые. Шоколадки приходят растаявшие, поэтому покупай в фольге. И как всегда жду чай и сигареты. Твой сынуля Димка».
Рождественский исправил ошибки, расставил запятые.
– А она у тебя такой стиль понимает? – спросил Виталий.
– Чего? – не понял Дмитрий.
– Ну, там такие слова» нормуль», «закруты», «ментяры»…
– А что тут не понимать. Я малым был, мы так и говорили – ментяры. Ментяра, он и на Филиппинах ментяра. Эх, жаль, что нельзя фотографию маменьке послать. Тут за забором такие деревья растут. У нас таких не увидишь.
– Откинешься – сфотографируешься, – сказал Рождественский.
– О, когда это будет. Маменька у меня старенькая, – вздохнул Харлампиев.
– Слушай, а у тебя карандаш есть? – поинтересовался Виталий.
– Конечно, есть. Карандаш, он же надежный братец. Ручка может вытечь или писать перестанет. А карандаш отгрызешь – и пиши, где хочешь.
– Я – дизайнер и владею карандашом очень даже неплохо. Рисую в стиле фотореальности.
– Что это? – заинтересовался Харлампиев.
– А эта фотография, сделанная рукой.
– Да ну? Неужто такое бывает? – не поверил Дмитрий.
– Бывает, – улыбнулся Рождественский. – Я нарисую тебя на фоне мангровых деревьев.
– Давай.
Виталий днем не работал и в карцере выспался, поэтому ему было не очень тяжело отдать три часа ночного отдыха на работу над портретом.
Утром Рождественский показал изумленному Харлампиеву, что у него получилось. Портрет был настолько схож с оригиналом, что казался черно-белой фотографией. Только штрихи простого карандаша, если приглядеться, это выдавали.
– А моя маменька с ее-то зрением вообще не поймет, что получила рисунок, – удивлялся такому чуду Дмитрий. – Ну, ты, блин… Тебе доллары рисовать…
– Доллары не буду, – твердо сказал Рождественский.
– Ладно, проси за этот портрет, чего хочешь. – Харлампиев хлопнул по плечу Виталия.
– Да ничего вроде бы не надо… – задумался Рождественский. – Хотя ты говорил, что можешь весточку на волю передать.
– Как два пальца об асфальт, – с бахвальством сказал Дмитрий.
17
Анджелина привезла компанию россиян, судя по большой вывеске, к стоянке автопроката.
– Выходим. Идите вон к тому «Лексусу», – показала она на черный внедорожник, стоящий на охраняемой парковке, – я сейчас, сдам машину.
«Сеат Альгамбра» миссис Маккалистер оставила перед красно-белым шлагбаумом. Учтивый филиппинец принял от нее деньги, ключи, отвязал конец шлагбаума от камня с ржавой скобой. Шлагбаум поднялся. Филиппинец сел за руль автомобиля и махнул Анджелине на прощание рукой:
– Приезжайте еще! – улыбаясь, сказал он и завел прокатный «Сеат Альгамбра» на территорию автостоянки.
– А теперь едем ко мне, – сообщила миссис Маккалистер.
Она разблокировала двери «Лексуса». Тройка российских десантников заняла места в машине, и внедорожник рванул с места.
– Там, куда мы едем, на обыкновенной легковушке не пробраться, – сказала Анджелина.
«Лексус» выехал из города, свернул в джунгли. Дорога была узкой, влажной, скользкой и топкой, попадались заболоченные участки – в колеях стояли зеленые длинные лужи, на берегах которых не квакали, а пели, словно птицы, разноцветные лягушки. Путешествие превратилось в настоящий джип-триал. Анджелина круто вела автомобиль. Быстро вписывалась в повороты, поддавала газу, чтобы с пробуксовкой пройти очередную водную преграду. Фонтаны брызг вырывались из-под брюха джипа. Иногда под колесами трещали и обламывались стволы опавших деревьев.
– Так вы великолепный водитель, – выдал комплимент Батяня.
– Да уж, не каждый сможет по такой дороге проехать, – сказала Анджелина. – А преследователь, не знающий ее капризы, сто процентов отстанет.
– Ты, Ростислав, смог бы так проехаться по этой трассе? – поддел товарища капитан Прошкин.
Прапорщик Сазонов слыл в своей части одним из лучших водителей.
– На «бобике» – легко, – похвастался Ростислав.
– У вашего «уазика» двигатель слабоват, – сказала Анджелина, – вот если его форсировать, тогда другое дело.
– Вы разбираетесь в автомобилях? – посмотрел на женщину Батяня.
– Так. Участвовала в гонках на джипах. Встречалась с российскими командами.
– А в ралли Париж – Дакар случайно не выступали? – пошутил Ростислав.
– Могла, если бы не ушла в море, – без юмора ответила Анджелина.
– В какой технике вы еще разбираетесь? – полюбопытствовал Прошкин.
– В яхтах, самолетах. Не в больших лайнерах, а в легких, одномоторных. Могу летать на некоторых вертолетах и планерах. Полет на планере так завораживает. Бесшумный, просто сливаешься с небом, чувствуешь его дыхание, – романтично произнесла Анджелина и положила джип в очередной вираж.
– Наверное, это ужасно интересно, – согласился Батяня, схватившись рукой за ручку на двери. – Вот мы в основном на парашютах летаем. Тоже, так сказать, бесшумный полет.
– Значит, я вас везу туда, куда надо, – улыбнулась своей обворожительной улыбкой миссис Маккалистер.
«Лексус» с полчаса петлял по джунглям, затем выскочил на открытую местность. Дорога пошла круто вверх. Двигатель натуженно заревел, и вскоре внедорожник выскочил на очищенное от растительности плато, которое, казалось, нависало над берегом моря. Барашки волн бились внизу о деревянный причал, где, покачиваясь, стояла белоснежная яхта. К пирсу спускалась зигзагообразная лестница.
Черный джип покатил по дороге между открытыми ангарами. В них стояли два легких планера из углепластика, голубой одномоторный самолет с белым пропеллером, а на плато, словно огромная железная стрекоза, «отдыхал» от полетов старый американский вертолет Bell UH-1 «Ирокез». Естественно, он был без вооружения. И выкрашен в мирный лиловый цвет. Такие вертолеты, хорошо зарекомендовавшие себя во вьетнамской войне, до сих пор стоят на вооружении некоторых стран – Австрии, Аргентины.
– Этот списали австралийские военные в 2007 году. Состояние отличное. Я купила его за бесценок. – Анжелина медленно провела внедорожник перед вертолетным ангаром. – Дорогие друзья, добро пожаловать в наш аэроклуб «Лиловый пеликан».
Миссис Маккалистер остановила машину напротив бунгало, похожего на одноэтажную французскую виллу с зубчатой башенкой посреди крыши. Там было что-то вроде наблюдательного пункта.
– А вот официальный владелец «Лилового пеликана». Это бравый пилот – Джефферсон Авакатуку. Он новозеландец. Дитя, так сказать, смешанного брака – маори, коренного населения Новой Зеландии, и белых переселенцев. Мы с ним давние знакомые. У него страсть к небу.
На пороге бунгало стоял смуглый метис с белокурыми, словно выкрашенными волосами и жгуче черными глазами. На лбу у него были наколотые замысловатые спиральные узоры.
– Добрый день! – сказал он, приветливо улыбаясь. – Прошу в дом. Как вы, миссис Маккалистер, просили, стол я накрыл.
– Прошу обедать! – произнесла Анджелина. – Я думаю, вы уже проголодались.
Гости и хозяева прошли в просторную гостиную. На овальном столе стояли тарелки с мясом омаров, мисочки с охотничьими сосисками, салатницы с листьями съедобных растений, в чашечках плавали оливки и маслины, на блюде желтели фритки. А на полу в деревянном ведерке во льду лежал десяток бутылок с немецким пивом.
