Корпуса были заброшены, и стали похожи на гнилые пни в глухой сумеречной влажности леса, танцплощадки больше не было. Где-то внизу, ближе к долине были построены новые бетонные, безликие корпуса санатория. Пик Аршан был почему-то переименован в пик Любви. Мы смотрели на него в бинокль, ели пельмени и позы в маленьких закусочных вдоль главной улицы. Мы даже залезли на всеми забытую смотровую площадку. Здесь давно никого не было, скамейка была сожжена, но вид от этого хуже не стал, мы смотрели на тайгу и вздыхали, не в силах понять всё это могучее очарование, убогое воображение отказывалось воспринимать бесконечность.
Когда мы поднимались наверх, оказалось, что я до смерти боюсь высоты. Путь на смотровую шел вверх от красивой каменной лестницы, она чудом уцелела среди всеобщей разрухи, но край обрыва возле неё стал осыпаться. Вниз, наверное, было метров двадцать, а ограждение, которое стояло здесь раньше, давно осыпалось вместе с землей. Я как-то вдруг все это представила, и замерла на месте, не в силах сдвинуться ни вперед, ни назад. Удивленный моим поведением Алексей силой стащил меня со склона. Я отдышалась и снова полезла наверх.
Наверное, мы бы ограничились обычной для туристов программой, если бы не одна встреча.
Мы сидели на поляне около дацана и кипятили на примусе воду для чая, когда я посмотрела на пик и увидела маленький розовый лепесток, который кружил высоко в небе. Это был параплан. Парапланерист сделал над нами несколько кругов и приземлился рядом. Он оказался дюжим, спортивным молодцем. Складывая параплан, он рассказал нам, что стартовал с пика Любви и летел с него восемнадцать минут.
— А сколько вы на него поднимались? — наивно спросила я.
— Три часа, — ответил он.
Это нас доконало, и мы решили завтра с утра лезть на пик. Всего-то тысяча триста метров, ерунда. Вы спросите, как же я решилась на это, раз боюсь высоты? Надо же когда-нибудь перестать бояться, верно? В одной книге я прочитала совет, который один горнолыжник давал другому: если склон очень крутой, и тебе очень страшно, нужно еще больше падать на концы лыж, и тогда страх отступит. Наверное, пришло время проверить этот принцип.
Наши хозяева застращали нас холодом и дождем, и в горы мы полезли, взяв с собой теплую одежду, куртки и рюкзак с примусом и тушенкой. На шее у меня болтался тяжелый бинокль. Лучше мы взяли побольше воды, но как говорят «хорошая мысля приходит опосля» — день оказался жарким. Мы вышли из дома в восемь утра и через двадцать минут подошли к подножью горы. Мы не знали, куда идем, и что нас ждет впереди. Найдя тропинку, мы полезли вверх, надеясь, что ничего особо сложного не будет.
Сразу же стали болеть ноги, но через какое-то время я как-то примирилась с болью, привыкла к ней, мы медленно, но упорно лезли почти вертикально вверх. Кое-где тропа была пологой, но периодически она выходила к гольцам, где приходилось лезть вверх по отвесным скалам. В самых опасных местах Алексей подавал мне руку или страховал, я опасливо смотрела вниз, за что он на меня шипел, и, цепляясь за камни, лезла все выше и выше. После скальника тропинка шла вниз, по седловине отрога, а потом снова круто забиралась вверх, и метров через сто пятьдесят все повторялось. Сперва мы отдыхали каждые полчаса, потом — каждые двадцать минут, потом — каждые двадцать метров. Поначалу, мы то и дело останавливались и смотрели на долину, — мы поднимались все выше и выше, и долина постепенно открывалась перед нами: сперва только весь поселок Аршан, потом — ближние поселки, потом открылась далекая ленточка Иркута, а потом мы вдалеке увидели Кырен, который был чем-то вроде здешней столицы.
Склон горы, со стороны Кынгырги был крутым, он резко обрывался вниз, и мы видели только верхушки сосен и кедров; правый склон был более пологим, — он напоминал амфитеатр, и скользить по нему вниз можно было до бесконечности.
Вскоре мы поднялись до отворота на водопад и только тут заметили, что противоположный берег реки изменился, за неказистой горой вдруг открылся кряжистый синий хребет, который раньше не было видно. Тяжелые шапки снега блестели на вершинах, гигантские курумы* сбегали по кручам вниз… Что же мы увидим там, на вершине?
Было трудно дышать от аромата горных трав, от него начинала кружиться голова, и далекое подножье горы становилось еще дальше. Мы цеплялись за корни горной сосны и карабкались ввысь, а над нами вились крупные безжалостные пауты. Они прокусывали футболки и трико. Чем выше мы лезли, тем больше их становилось. К обеду стало жарко, и мы повязали куртки на пояс. Я стала ненавидеть бинокль — он все время бил меня по боку, а толку от него не было никакого. Мы то и дело прикладывались к фляге с водой, но экономить не получалось, пот тек по спинам, то и дело приходилось вытирать лоб. За каждым скальником тропа снова шла вниз, а потом беспощадно поднималась наверх, чтобы вывести к очередному скальнику. Это начинало надоедать. Больше всего меня напугал почти отвесный склон, поросший ярко-зеленой травой. Я хваталась за траву, она не выдерживала вес тела и оставалась в руках, показывая солнечному свету длинные белые корни, чернозем осыпался вниз, а заросший этой же травкой крутой цирк кончался, наверное, где-то далеко в долине…
Так вот, когда мы окончательно устали и сидели на корне большого дерева, медленно и лениво отмахиваясь от паутов и слушая щебетанье беспечных птиц и подумывая о том, не пора ли повернуть назад, на тропинке показался мужчина.
Высокий, лет тридцати пяти — сорока, одетый в яркое трико и беленькую футболочку, он, беспечно обмахиваясь веткой, прошел мимо нас, стройный и свежий. Он приветливо улыбнулся, глядя на наши вспотевшие физиономии, спросил, не были ли мы наверху, и ушел дальше, все так же уверенно ступая. Мы посмотрели друг на друга, и в наших глазах читалась одна и та же мысль — неужели мы такие слабаки? — и мы с новыми силами рванулись на штурм.
Через час мы вышли на край горного хребта. Нужно было подняться по вертикальной стенке, потом пройти по коньку толщиной с ладонь, а потом снова тропа уходила вниз, чтобы потом подняться вверх… По коньку скалы я уже ползла. Справа вровень со мной виднелись макушки рослых сосен — они корнями цеплялись внизу за крутой склон. Я уже ничего не боялась. Наверное, я вдруг стала совсем белой, потому что Алексей остановился и сказал:
— Мне кажется, у тебя тепловой удар. Давай, устроим привал.
Я только мотнула головой, и сползла левее — тут был крохотный пятачок кочковатой земли. Алексей покосился на видневшиеся рядом верхушки мохнатых кедров, пристроил между кочками примус, зажег его. От запаха бензина стало еще хуже, но тут уже ничего нельзя было поделать. Вода закипела быстро, Алексей заварил чай.
Он был сосредоточен и тих, и с тревогой поглядывал на меня. Я сделала несколько глотков, и тут же отдала ему кружку, — сладкий чай комом встал в горле. Я бы предпочла чистой холодной воды, но воды у нас оставалось чуть-чуть — только то, что в котелке и еще немного на дне металлической солдатской фляжки.
— Пей сам…
Алексей привередничать не стал, выпил чай, достал тушенку. Я лежала и смотрела на кедры. Тошнило и мне было ровным счетом все равно, где я. И в этот момент на тропинке снова показался мужчина, он спустился сверху, и, все так же обмахиваясь ветвью, посмотрел на нас.
— Да, в общем, там ничего интересного и нет, — сказал он, ловко балансируя, прошелся над пропастью и, шагая все так же легко и невозмутимо, исчез с наших глаз.
Я обернулась к Алексею.
— Знаешь, это нечестно, что ты не идешь дальше. Давай, я тут посижу, ты сходи. А я отдохну.
Алексей, который к этому времени уже складывал в вещмешок пожитки, рванулся было вверх, прошел несколько шагов по направлению к тропе, постоял, глядя на гору.
Сколько было еще до вершины? Двести метров? Сто пятьдесят? Сто? Её уже было видно, до неё было — рукой подать, совсем-совсем немного. Он долго думал, но потом вернулся ко мне и твердо сказал:
— Так не пойдет. Или вместе идем туда, или вместе идем назад.
Зря он так, зря. Полежав еще немного, я кое-как встала и полезла на конек.
Последней каплей стало то, что я посмотрела вниз. Нет, не вниз под обрыв, а просто в перспективу. Меня вырвало. Несмотря на конвульсии тела, я все же понимала, что это довольно смешно, — я сижу на отвесной скале, с двух сторон меня окружает пропасть, меня рвет дальше, чем я вижу, а до дома… Ох, как далеко до дома! Рядом сидел, прижавшись спиной к скале, Алексей и терпеливо ждал. Когда последние остатки воды покинули желудок, стало немного легче, правда, теперь очень хотелось пить. Алексей буквально на руках стащил меня со скалы, и мы двинулись вниз.
Дорога вдруг оказалась бесконечной, кроссовки скользили по камням, нещадно палило солнце. Набегавшая со стороны ущелья тучка, на которую Алексей то и дело с опаской поглядывал, не принесла с собой ни ветерка, ни облегчения. В ветвях сердито верещали и ссорились белки, а альпийские травы пахли уже настолько дурманно, что мы шли вниз, словно в угаре. На травянистом склоне я поскользнулась и слетела бы в далекий зеленый цирк, Если бы не Алексей — он вдруг сильно схватил меня за запястье и удержал.
