Ему приходилось соблюдать обычные гигиенические меры, находиться в изоляторе только в специальной одежде и разговаривать с Винни, находясь в другом конце комнаты, что вовсе не располагало к доверительной беседе.
Стоило ему прийти, как его осаждали остальные. Он был человеком извне, а лица друг друга им уже осточертели. К тому же он приносил им новости.
На этот раз он никаких новостей не принес, но все же смог избежать их вопросов.
Ингрид и Калле вели себя сдержанно, о желании поговорить можно было догадаться только по их глазам. Рикард видел, как в них борется надежда и страх услышать убийственный ответ. Было ясно, что всем хочется домой, но им предстояло пробыть в изоляторе еще некоторое время. Еще некоторое время испытывать ежеминутный страх: признаки болезни могли появиться когда угодно. «Должно быть, жизнь в изоляторе для них просто невыносима», — подумал Рикард.
Херберт Соммер особой сдержанностью не отличался.
— Если я не выйду отсюда завтра, контракт на мои выступления будет разорван, и я лишусь большого заработка. Я призову вас к ответственности за каждый потерянный мной эре по причине всех этих нелепостей, до которых мне нет ни малейшего дела. Я сидел на первом сидении, констебль, и не прикасался к этому человеку, с вашей стороны просто бесстыдство держать меня здесь без всякой на то необходимости!
— Пока вы представляете хоть малейшую опасность для окружающих, вы должны находиться здесь, господин Соммер, и вы об этом знаете!
— Но не такой длительный срок! Я уже так вычищен, промыт, продезинфицирован, простерилизован и еще Бог весть что, что теперь я, черт возьми, чище, чем ангелы небесные!
— А если у Вас появятся симптомы оспы?
— Я же сказал, что не прикасался к нему!
— Да, но внутри автомобиля могла остаться инфекция, он мог кашлянуть…
— Да, да, да! — фыркнул Херберт, уходя. — С вами просто невозможно разговаривать!
Гун Соммер обнимала свою дочь, хотя это ей не разрешали врачи.
— Девочка так скучает, констебль, — сказала она. — Нельзя ли нам немного прогуляться? Вы же сами сказали, что она в наименьшей степени, чем все мы, подвержена заражению.
— Это в самом деле так, — ответил он. — Но ей еще нельзя выходить наружу.
— А если у кого-то из находящихся здесь вдруг обнаружатся симптомы оспы? Мы останемся здесь еще дольше?
— Именно поэтому врачи и просят вас не общаться друг с другом. И насколько мне известно, у вас это до сих пор неплохо получалось. Во время инкубационного периода человек не заразен. Но чем ближе и концу этого периода, тем строже должна быть изоляция. Это касается и маленькой Венше. У каждого из вас отдельная комната, и вам не разрешается встречаться. Но переговариваться через стенку вы можете.
— Но она не может все время быть одна.
— Венше! — сказал Рикард, обращаясь к девочке. — Мне кажется, ты прекрасно справляешься с этим. К тому же медсестры всегда на месте.
— Ясное дело, я справлюсь, — ответила Венше, упрямо посмотрев на мать. Она была горда оказанным ей доверием. — Мне вовсе не нужно без конца держаться за твой подол.
Мать огорченно взглянула на нее, но ничего не сказала.
Наконец Рикард смог отправиться в комнату Винни. Как всегда, они сели в разных углах. Чтобы разместить как можно больше людей, обычные палаты были разделены пополам. А Винни не хотела жить в одной комнате со своей тетей, и Рикард хорошо понимал ее. К тому же Камма сама потребовала себе отдельную комнату — к большому облегчению остальных. Винни безвольно сидела на стуле. Рикард уперся локтями в колени и в нерешительности потирал руки. Трудно было разговаривать с этой женщиной, совершенно лишенной индивидуальности.
— Итак, фрекен Дален. Могу я называть вас Винни? Спасибо! Время идет, а я никак не могу выйти на след. Пожилая женщина не может обладать сильным иммунитетом против оспы. Надеемся, что у нее есть прививка и болезнь примет более мягкую форму. Но она является источником инфекции. Если она заболела, размах эпидемии может оказаться непредсказуемым. Мы должны найти ее. Давайте еще раз вернемся к событиям на набережной!
И они снова стали перебирать все по порядку: каждое слово, каждое движение, каждую деталь, но все безрезультатно. Все это давно уже было известно, Винни не могла вспомнить ничего нового. Наконец они замолчали. Рикард смотрел на сидящую перед ним смиренную, убитую горем фигуру. Ему нужно было идти, но она казалась ему такой отчаянно одинокой.
— Ну, как дела? — приветливо спросил он. — Трудно жить взаперти?
Она вздрогнула, явно растерявшись от такого сугубо личного вопроса.
— Нет, собственно говоря… — запинаясь, ответила она. — Ингрид Карлсен такая милая. И фру Соммер тоже. И Калле тоже разговаривает со мной.
Имя Калле она произнесла таким удивленным тоном, что Рикард сразу понял, что знакомых среди мужчин у нее почти нет.
— Знаешь, что, Винни, ты очень напоминаешь мне одного из членов нашей семьи. Ее звали Марит Свельтен до того, как она вышла замуж за моего родственника Кристофера Вольдена. Около тридцати лет своей жизни она прожила с деспотически настроенным отцом. И когда она, наконец, стала свободной, она с великим трудом смогла приспособиться к человеческому окружению.
Он мог, конечно, обидеть Винни подобным сравнением, но этого не произошло. Выпрямившись, она стала смотреть на него удивленными, широко раскрытыми глазами.
Задумчиво улыбнувшись, Рикард продолжал:
— Марит прекрасный человек, мы все ее любим. Под неуклюжею внешностью у нее спрятаны отзывчивое сердце и прекрасная душа.
Вид у Винни был такой, словно она хотела сказать: «Но у меня это тоже есть!» Но она настороженно молчала. Поэтому ему пришлось сказать это вместо нее:
— И я знаю, Винни, ты тоже обладаешь этим. Выпусти свои прекрасные качества на свободу! Не обращай внимания на то, что скажут или подумают о тебе другие, лучше поинтересуйся, как у них дела. Это лучший способ установить контакт с людьми. Все люди одиноки, всем хочется, чтобы кто-то заботился о них.
Наконец она заговорила о себе:
— Это трудно сделать тому, кто всю жизнь боялся, что его поступки не понравятся кому-то.
— Я это знаю. Если человеку всю жизнь твердят, что он ни на что не годен, он в конце концов теряет веру в себя. Знаешь что, Винни, тебе не мешало бы как-нибудь съездить на Липовую аллею. Да это мой дом. Там живут такие прекрасные люди!
— Я уверена в этом, — прошептала она, опуская голову от стеснения.
Рикард невольно протянул к ней руку, но тут же опустил ее.
— Нет, извини, я не должен прикасаться ни к кому из вас! — спохватился он. — Но тебе нужно познакомиться со старым Хеннингом и его дочерью Бенедикте. Это мои бабушка и прадедушка. И со всеми остальными; в нашем роду сейчас довольно много людей. Но самым замечательным из всех является маленький сын Кристы, Натаниэль. С ним происходят странные вещи… Нет, не будем об этом говорить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
