Утром, эскортируемый своими добровольными адъютантами-близнецами, Флуг посетил некоторые фабрики. Дольше всего задержался он у мануфактурного короля Людвига. В Лодзи многое было связано с этим именем. Был квартал Людвига, улица Людвига, площадь Людвига и, наконец, фабрика Людвига. Громадное, из нескольких корпусов здание, с башнями, которые, по мнению Флуга, так и созданы для пулемётов, стояло посреди исполинского парка с гущами вековых деревьев. Парк обнесен был каменной, двухэтажной стеною. И все вместе: и эта фабрика, и этот дремучий парк, напоминали собою крепость…
Людвиг, старый, величественный, отец двух сыновей, служивших в прусской гвардии и часто наезжавших к отцу, как школьник, желающий выслужиться, похвастался Флугу:
— Какие у меня подвалы! И никто, кроме самых близких, посвящённых, не подозревает об их существовании. Руководили сооружавшем их наши инженерные офицеры, работавшие у меня в качестве мастеров.
Людвиг не зря хвастал.
Это были целые подземные галереи с изразцовыми сводами, гаражом для автомобилей, помещением для лошадей, скота и разных припасов, от хлебного зерна до орудийных снарядов включительно.
Желая совсем очаровать гостя, Людвиг прибавил:
— …А из своего кабинета я могу разговаривать по телефону с Познанью.
Братья Кениг побледнели от зависти. Их телефонная проволока так далеко не убегала за пределы фатерленда. Она соединяла их пивоваренный завод лишь с первой германской станцией по ту сторону границы. Сущие пустяки!..
Флуг уехал в Берлин, пообещав мануфактурным, шерстяным, пивным и всяким другим королям:
— Через две недели вы получите из Петрограда несколько пулемётов. Надо будет их хорошенько спрятать…
— Почему же из Петрограда? — удивились немцы.
— Вопрос?.. Потому что наш посланник получит их согласно международному праву, или вернее, международной любезности, без всякого таможенного досмотра. А из Петрограда уже будет легко переслать их сюда…
Проводы Флуга пышностью и единодушием превзошли встречу…
Опять вагон, только поменьше. Свой, немецкий. От быстрой езды его швыряло. Вечером поезд мчался над огнями Берлина, улицами, трамваями, омнибусами. И, словно укрощенный зверь, остановился вдруг на Фридрихштрассе как вкопанный.
Флуг, выйдя с вокзала с маленьким ручным чемоданом, сразу очутился на перекрестке шумных, залитых светом улиц. Здесь его никто не встретил. Какая-то жирная особа с тупым нарумяненным лицом толкнула его: «Пойдём ко мне!»
Он зашел в «Централ-отель», оставил свой чемодан, велел отнести его в свободный четыреста двадцать третий номер, а сам отправился в кафе и спросил себе порцию сосисок, ветчины и двойной бокал пива. Он проголодался. Надо подкрепить силы и — спать.
А утром… Утром он увидит своего императора…
22. У императора
Утром вылощенный, белобрысый кельнер подал в постель Флугу кофе. Настоящий немецкий кофе, где больше было молока, чем кофе. И все это из двух крохотных кувшинчиков выливалось в большую и тяжелую чашку, которой можно было бы проломить любой, самый крепкий череп.
И за кельнером вслед — мальчишка, но уже самодовольный и наглый мальчишка-шассёр в куцей, до пояса, расшитой тремя рядами пуговиц куртке — принес две телеграммы. Одну от Ирмы Чечени, другую от Гумберга. Обе шифрованные. Телеграмма от «гусара смерти» была подписана цифрою «12». Псевдонимом же Ирмы Флуг выбрал фатальное число «13».
Гумберг обещал, самое большее через двое суток, нагнать Флуга в Берлине и вручить ему похищенное у Агапеева. Отправлена была депеша из Вильно.
Флуг поморщился. Слишком долго придется ждать. Это его задержит. Он хотел, если удастся, сегодня же ночью покинуть Берлин.
Вооружавшись бумагою, карандашом и романом «Цвет цивилизации», Флуг занялся расшифровкою телеграммы Ирмы. Скучная работа. И текст довольно скучный. И хотя сообщения графини весьма и весьма не лишены ценности, он предпочёл бы из этих длинных, монотонных цифр вычитать хоть одно, ласкою и приветом дышащее, слово. Но такого слова не было. Вся телеграмма носила сухой, деловой, официальный характер доклада подчинённого своему шефу…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Флуг, весь в чёрном — черный простой галстук, черный сюртук — спустился вниз, в парикмахерскую, вышел оттуда помолодевший, до глянца выбритый, и через десять минут пузатый, в красном жилете и в белом клеёнчатом цилиндре извозчик с какой-то нелепой меховой пелериною на плечах остановил свою коляску возле казарменного типа здания прусской архитектуры еще времён Фридриха Великого.
Здание охранялось. У главного входа стояли две полосатые будки, и у каждой — по часовому. Рослые гвардейцы в касках, однобортных синих мундирах и по-летнему в белых парусиновых штанах. Какой-то штатский, по всей видимости, один из низших агентов, дружески беседовал с приземистым рыжеусым шуцманом, тоже в каске и тоже в парусиновых штанах.
Увидев Флуга, шуцман вытянулся и, задрав щетиною обросший подбородок, отдал честь с той прусско-немецкой выправкою, которая нам всегда кажется неестественной, карикатурной. Его штатский собеседник учтиво приподнял шляпу.
Флуга знали здесь…
Знали его хорошо и внутри старого, казарменного типа здания. Но здесь для всех были одинаковы правила. Флуга повели в приемную. Повели, потому что за ним по пятам шел жандармский унтер-офицер. В приемной дежурный чиновник, поздоровавшись с Флугом за руку, тотчас же с непроницаемым, «чужим» видом спросил:
— Как ваша фамилия и кем вы желаете быть принятым?
Ничуть не удивленный бритый господин с тусклыми глазами ответил:
— Моя фамилия Прэн. Американский подданный. Желаю быть принятым его сиятельством графом Ведлем.
— Его сиятельство здесь. Будет сейчас же доложено. Соблаговолите присесть.
Дежурный чиновник вышел, а Флуг остался в обществе жандармского унтер-офицера.
Чиновник вернулся.
— Пожалуйте наверх…
В обширном круглом вестибюле с каменным полом жандармский унтер-офицер передал Флуга другому унтер-офицеру. Флуг вместе с ним поднялся на второй этаж. Прошли вдоль коридора с тяжелыми сводами и остановились у дверей с курьером, обшитым галунами и позументом. Курьер, пожилой, бородатый человек, ветеран Франко-прусской войны, поклонился Флугу, как знакомому, и как незнакомого спросил:
— Вы тот самый Прэн, который желает видеть его сиятельство?
— Да, я тот самый.
Курьер скрылся за дверью, тщательно прихлопнул ее за собою и тотчас же вышел обратно.
— Просят…
Флуг очутился в кабинете графа и действительного тайного советника Ведля, одного из самых близких императору Вильгельму сановников.
Высокий, седой, сухощавый старик, типичный прусский бюрократ, приподнялся с легкой улыбкою навстречу. Флуг почтительно коснулся протянутой через письменный стол руки.
Стол завален весь был картами, чертежами. Там и сям, в виде пресс-папье — стаканы орудийных снарядов. Несколько обойм с патронами для винтовок. На стене висели гигантские карты Франции и России. Для удобства они могли подниматься и опускаться на горизонтальном стержне.
Граф молвил:
— Я не предлагаю вам сесть потому, что, вероятно, сейчас же Его Величество потребует вас к себе.
Флуг молча поклонился.
— Много интересных новостей?..
— Очень много, ваше сиятельство.
— Здесь мы готовы. Готовы с головы до ног. А как вы там, в Польше?..
— И там готовы. Мои наблюдения дали самые отрадные результаты.
— Да? Впрочем, я ни минуты не сомневался в нашем верном авангарде.
Ведль нажал кнопку. На пороге кабинета вырос ветеран Франко-прусской войны.
— Я сейчас доложу, — вставая, сказал Ведль Флугу.
Он скрылся за дверью, которая маскировалась сплошной, тяжело падавшей портьерой. Флуг улыбнулся глазами, чтоб не видел курьер. Повторяется та же самая комедия, как и в тот раз, когда он был послан в марокканские воды, на «Пантеру».
Минут через пять граф вернулся.
— Ступайте за мною.
Опять коридор с двумя кирасирами на часах в глубине. Кирасиры в ботфортах с раструбами и белых лосинах стояли, как изваяние. И только с приближением графа вплотную отсалютовали ему обнаженными палашами.
