Не кое-что, а смысл, самое главное. Р'шейл не была убеждена в своем выводе, но он имел смысл.
— Расскажите мне о Хафисте. Как он стал богом?
Впервые с тех пор, как Р'шейл увидела Коранделлена, лицо его стало озабоченным.
— Боюсь, что Хафиста научился слишком многому и слишком быстро. Семейство, с которым он связан, — путешественники. Они странствовали по миру в поисках знания, а в те времена род человеческий и линия харшини часто смешивались. Неприятие жестокости сошло на нет, и Хафиста понял: если он соберет последователей, которые уверуют в него, его сила возрастет многократно и сравняется с мощью главных богов.
— И как же мне уничтожить его?
— Не знаю, дитя мое. Я не умею думать о разрушении. Это человеческое качество. Ты должна сама найти ответ.
«Должна сама найти ответ».
Р'шейл даже не пыталась его искать. Ей нравились харшини — Их нельзя было не любить, — но она не хотела впутываться в раздоры между богами. Да, боги существуют. Она даже встречала некоторых с тех пор как оказалась здесь, но священного трепета при этом не ощутила и уж тем более не чувствовала желания поклоняться им. Если богам не нравилось, что какая-то мелкая сошка забыла свое место, они могли бы озаботиться этой проблемой гораздо раньше, до того, как она приобрела столь крупные масштабы.
С Коранделленом Р'шейл решила своими мыслями не делиться. Король с готовностью отвечал на любой ее вопрос, терпеливо рассказывал, объяснял, но его стойкое отвращение к насилию делало разговор о Хафисте беспредметным.
Время в Убежище текло неуловимо, и Р'шейл понятия не имела, как долго находится здесь. Казалось, каждый день она узнавала что-то новое. Но когда наступал этот каждый день, она не ведала. Р'шейл совсем оправилась и даже окрепла, без устали исследуя огромный лабиринт переходов и залов, которые образовывали поселение харшини.
Здесь было несколько помещений, настолько похожих на Цитадель, что Р'шейл порой забывала, где находится. Произведения искусства, которые в Цитадели тщательно прятали, здесь красовались повсюду во всем своем великолепии. Обычные белые стены были щедро увешаны картинами, большими и малыми. Похоже, все без исключения харшини были творческими личностями. Потолки залов были окаймлены изысканно расписанными фризами; и в каждом углу стояли хрустальные статуи. В галереях висели картины, изображавшие все что угодно — от огромных панорамных пейзажей до крохотных, тщательно выписанных жучков, паучков и птичек. Харшини изучали жизнь и отражали ее в своем искусстве.
Любопытно, но того, что Р'шейл ожидала здесь увидеть, не было: стены не озарялись светом по утрам и не блекли с наступлением ночи. Свет и тень, такие привычные в Цитадели, здесь отсутствовали. Как и люди, харшини пользовались свечами и фонарями, хотя им ничего не стоило одной лишь силой мысли осветить пространство или навести на него непроглядную темноту.
Если хорошенько присмотреться с балкона, можно было увидеть, что долина, которая на первый взгляд казалась дикой, на самом деле представляла собой сложную систему садов и огородов, где харшини-вегетарианцы собирали урожай овощей и фруктов. Вернее, могли бы собирать, хмуро уточнил Коранделлен: богатые угодья, как и все селение, попали в ловушку времени, и теперь виноградные лозы всегда зеленели, цветы все время цвели и не увядали. Меж ними жужжали трудолюбивые пчелы, в траве жизнерадостно стрекотали кузнечики, черви бурили жирную почву — но пора плодоношения все не наступала. Так же как харшини и животные Убежища, растения стали бесплодными. Проблема с пропитанием обострилась настолько, что Коранделлен разрешил некоторым харшини покинуть селение. Одни ушли открыто, подобно Гленанарану, который вернулся в Хитрию, чтобы преподавать в Лиге чародеев; другие отправились в мир людей тайно, с большими предосторожностями, чтобы обменивать или покупать столь необходимые продукты. И хотя об этом никогда не говорили вслух, Р'шейл догадывалась, что харшини боялись встретиться с Хафистой и кариенскими жрецами.
Вскоре после того, как Р'шейл избавили от надзора сиделок и разрешили ей самостоятельно гулять по Убежищу, она сделала еще одно открытие: харшини были прекрасными музыкантами. В сумерки, когда солнце скрывалось за горами, они устраивали концерты в пустынном амфитеатре на фоне неизменной радуги, которая парила над звенящим водопадом. Услышав, как харшини поют и музицируют, в первый раз, Р'шейл заплакала, ибо никогда прежде не слышала таких прекрасных голосов и такого дивного звучания музыкальных инструментов, которых в мире людей ни разу не видела.
Иногда концерты случались неожиданно, когда кто-то из собравшихся просто выходил на арену и начинал петь для друзей. По поводу знаменательных дат — таких как День Основателей — выступления готовили долго и тщательно. Слушая, как большой хор харшини исполняет величественное песнопение, Р'шейл забывала, где находится. «Песнь Гимлори», как называли ее харшини, считалась великим даром бога музыки. Молитва, облеченная в мелодию, безраздельно властвовала над умами слушателей. Ритм, тонкие созвучия и кристально чистые голоса харшини — все это вместе рождало в сознании образы сколь упоительные, столь и опасные. Всякий раз, когда звучала «Песнь Гимлори», в амфитеатр слетались демоны. Неподвижно, с закрытыми глазами, они слушали и слушали дивную мелодию. Глядя на них, Р'шейл отчаянно жалела о том, что в мире людей музыки не знали.
На последнем концерте в голову Р'шейл неожиданно пришло важное решение. Приятные воспоминания о Тардже уже слегка поблекли и выцвели. Мысли о Джойхинии и Локлоне прятались в памяти так глубоко, что она почти забыла об их существовании. С Хафистой пусть боги разбираются сами. Правда, вскоре могла начаться война, но она вряд ли коснется этой безмятежной потусторонней реальности. Здесь, в Убежище, в этом волшебном месте, проблем внешнего мира словно не существовало. Наконец, Р'шейл наполовину харшини, и здесь ей все рады.
И она решила не возвращаться во внешний мир.
Глава 13
На обширной территории Кариена уместились и лесные вечнозеленые массивы, и многочисленные холмы, и заснеженные горы на востоке. Чем дальше на север уходило судно, тем явственнее в воздухе чувствовалось дыхание осени. И теперь по утрам на палубе, где Адрина делала ежедневную гимнастику, у нее зуб на зуб не попадал.
Вдоль берегов Железного Потока тянулась бесконечная череда деревень — богатых и убогих, крупных и поменьше и даже совсем крошечных. Однако принцессе, привыкшей к громадным фардоннским городам, все они казались жалкими и перенаселенными. «Похоже, кариенцы совсем утратили чувство цвета», — думала она: серые деревушки, серые людишки, а уж о погоде и вовсе говорить не приходится. Ох, как не хотелось Адрине провести всю жизнь в этом гиблом местечке, будь она хоть трижды королевой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
