— Слыхал про “черные слезы”? — так он у меня спросил.
— Нет.
— Это такие черные камушки, с виду похожи на жемчуг. Только на самом деле — вовсе не жемчуг. Их эти самые цефалоподы дают. За самый плохонький камушек любой скупщик несколько миллионов отвалить может.
— Здорово!
— То-то и оно. А хорошая “черная слеза" и того дороже. До тридцати миллионов доходит. Вот только в год их всего с горсть добывают. Потому и ценятся они так.
Тут я ему рассказал, что сам туда летел, но вот не повезло мне немного, и я тут оказался.
И Васу мне предложил стать его “компаньоном”. Потому что здесь положиться не на кого, народ дрянь. А я мужик крутой, сразу видно. И еще одному ему не справиться нипочем. Рассказал, как мы здорово будем жить на Кришнагири, когда станем “черные слезы” добывать. Купим лодку. Или даже катер. И будем на нем жить. И денег у нас будет — как звезд на небе. И еще мы ни от кого не будем зависеть. Ни от полиции, ни от братвы. Ни даже от смотрящего. Про правительство и вовсе речи нет. Будем как сыр в масле. Так он сказал. Только надо денег на билеты заработать. И узнать поточнее, как эти самые слезы добывать, да так, чтобы их много у нас было. Потому он и смотрит передачи про всяких животных, будь они неладны. Чтобы узнать про цефалоподов побольше.
А я признался Васу, что хотел на Кришнагири любовь найти. А он посмотрел на меня снисходительно и сказал, что если в кармане будут “черные слезы” водиться, то тогда кто хошь тебя полюбит. Хочешь, банкирша какая-нибудь. А хочешь — владелица авиакомпании. Или магазина.
— И баронесса тоже может? — спросил я. Сам не знаю почему.
— Спрашиваешь! — фыркнул Васу. — Да хоть сама герцогиня!
И тогда я согласился. И мы руки друг другу пожали. Так мы стали компаньонами. Васу для начала мне рассказал про этого самого цефалопода. Оказалось, что это такой донный хищник с двустворчатой раковиной и тремя парами глаз с одной стороны и с мантией со щупальцами — с другой. Вырастает до 2 — 3 метров в длину и до полуметра в толщину. Охотится на какие-то там «донные организмы». Двигается, выпуская реактивную струю складками мантии. И еще много чего другого рассказал. Только мне больше запомнилось, что весь он покрыт слизью, которую во время опасности может делать смертельно ядовитой. Человек, который сдуру дотронется до него, помрет мгновенно. И еще панцирь его с большим содержанием какого-то «бора», и запросто режет своими кромками любые сети. Или тех, кто хочет этого цефалопода съесть. Или поймать. Вроде таких, как мы. И еще у него здоровенный язык, и на нем зубы. Из «боро-корундового соединения». И цефалопод этот умен, как сам император. Когда на него охотятся — сразу чует. И улепетывает, только его и видели. А когда настроение у него плохое — тогда запросто ест самого охотника. Потому как донный то он донный, но иногда любит жрать чего-нибудь плавающее. Всякие акулы и иглоклювы для него все равно что пирожные. В общем, мне не очень это животное понравилось. Чудище какое-то. Наверное, на лице у меня это было написано. Потому что Васу сказал:
— Свинья тоже с виду отвратительна. И даже воняет. Но мы же ее мясо жрем. Так и с цефалоподом. Ну и что, что мерзкий. Зато польза с него какая. А ради пользы можно и потерпеть немного.
И мне нечего возразить ему было. Но все же потом я часто думал о том, что мне Васу рассказал. Не такая уж это простая работка, с цефалоподами дружить. Не зря ведь этих слез так мало добывают. “Cлезы”, как Васу рассказал, это такие «неоплодотворенные яйца», которые твари эти сбрасывают в период брачной игры, чтобы избавиться от излишков бора в организме. Чтобы у настоящих яиц потом скорлупа мягче была. Поэтому надо этого цефалопода так подстеречь, чтобы застать эту самую игру. Но если он тебя при этом учует — пиши пропало. Дернет своими венчиками и на глубину свалит. И не будет больше ни игры, ни «черных слез». А в неволе он никогда не размножается. И слезами этими ни с кем не делится. Да, чуть не забыл. Игры эти всегда над большой глубиной происходят. И все эти слезы, что на жемчуг похожи, только в сто раз красивее и прочнее, сразу тонут. И найти их в бездне — гиблое дело. А если он заметит, что кто-то его яйца ловит — сильно сердится. И тогда все цефалоподы вокруг сразу хотят этого ловца скушать. Обычно им это хорошо удается. Видимо, человек для них тоже деликатес. И тогда я вовсе запутался. Если эта тварь хищная нипочем ни с какой стороны не дается, то как мы богатыми станем?
— А как тогда эти яйца собирают? — спросил я.
А Васу тогда вздохнул тяжело.
— Кто как. Кто-то на лодках издалека за цефалоподами смотрит и потом с аквалангом пытается нырнуть поглубже и на глубине под ними держаться. И яйца тонущие ловить. Только умельцев таких мало. И цефалоподы ими часто закусывают. В основном «слезы» собирают крутые перцы при всех делах. Сначала с воздуха с большой высоты игру засекают, а потом на этом месте батискаф на дно пускают. Иногда один-два камушка и находят.
Голос мне подсказал, что батискаф — это такой аппарат для глубоководного погружения. И я подумал, что управлять им сложно, наверное. И некому. Я вот точно не умею. И дорогущий, как пить дать. И спросил:
— А нельзя ли без батискафа обойтись?
Тут Васу начал затылок чесать. И вид у него стал невеселый.
— А вот над этим я как раз и работаю, — так он мне ответил.
Вечером, перед тем как заснуть, я лежал, закрыв глаза, и представлял себе, как Васу придумает этот свой способ добывать «черные слезы». И как мы с ним будем жить на большом катере и станем богаты. И тогда — чем черт не шутит, вдруг Мишель, несмотря на то, что она целая баронесса, возьмет да и полюбит меня. Правда, тогда снова выйдет, что во всем будут виноваты деньги. И это будет вовсе не любовь. Но потом я еще поразмыслил и решил, что если Мишель меня полюбит за деньги, я все равно буду этому рад.
Глава 29
«Ящерицы» тоже люди
Когда зажили кулаки и исчезли синяки, мне стало скучно лежать весь день на боку. Только и делаю, что сплю, смотрю визор, или крыши за окном рассматриваю. К тому же вечный дождь перестал. И я стал Васу помогать. Чтобы нам побыстрее на билеты до Кришнагири заработать. Я позади него на мотороллер садился, и мы всюду ездили. Когда приезжали к клиенту, Васу теперь не тратил время на то, чтобы мотороллер к столбу привязывать, а сразу брал из багажника пиццу и убегал. Оттого мы стали быстрее ездить и больше пиццы развозить. И хозяин пиццерии — мистер Рико, как его Васу звал, стал больше денег давать. В день на целых четыре кредита больше выходило. Васу был очень доволен, и говорил, что мы с ним «кореша». Правда, когда я узнал, что билет на грузопассажирский рейс стоит почти восемьсот кредитов, то посчитал немного в уме и у меня вышло, что так нам почти целый год надо работать. И я здорово расстроился. Нипочем не думал, что мне в этих болотах год сидеть придется. Если б знал заранее — никуда бы с лайнера не пошел. Но потом поразмыслил, и понял, что тогда я бы не познакомился с Васу. И не знал бы, что делать дальше. А так у нас появилась цель. Так Васу говорит. Я подумал и понял, что он прав. И что в этом мире ничего просто так не происходит. И все не зря. Тогда я решил, что нам надо больше пиццы развозить, чтобы денег стало еще больше. Правда, пока не придумал, как.
Когда мы с Васу выезжаем на работу, голос мне все время твердит про какое-то там наблюдение. Так часто, что я уже привык. Может быть, у такого, как я, и голос внутри не слишком нормальный? С другой стороны, он меня не раз выручал. В общем, пока я решил на эти предупреждения внимания не обращать. Ну и наблюдение, ну и что? Пускай себе наблюдают, коли им делать нечего. И выбросил эту чушь из головы.
Этот Плим, когда нет дождя и светит солнышко, местами оказался даже красивым. Даже камень, из которого тут почти все сделано, когда высох, стал блестеть на солнце. И у разных домов оказались разные оттенки. У некоторых зеленые, у каких-то — красные. По вечерам в центре зажигают много разноцветных фонарей и народу разодетого по улицам гуляет — жуть. И много женщин. Всяких разных. И таких шикарных, что даже смотреть на них боязно. Васу любит женщин. Правда, он с ними знакомится только на окраинах. Дамы, что в центре, таких, как он, не слишком жалуют. Если что, могут и копов кликнуть. А у копов разговор с нами короткий — дубинку достал и по голове. Простые у них тут нравы, на этом Йорке. Зато в таком районе, как наш, Васу неотразим. Как увидит симпатичную девчонку на улице или в магазине, пусть даже с виду неприступную, и ну с ней болтать. И она в ответ смеется. И через день или два я опять сижу на лестнице, пока Васу с новенькой подружкой “харятся”. Потом мне это надоело, и я Васу сказал, что на лестнице мне скучно сидеть. И холодно. Особенно, когда Васу в ударе и мне там приходится торчать по полночи. Тогда мой компаньон в затылке почесал и ответил, что, типа, прав я. И братаном меня назвал. И клятвенно пообещал поодиночке кисок «не клеить». Знал бы я, что из этого выйдет.
