незамутненный, жестокий интерес исследователя, без сочувствия глядящего во внутренности расчлененного, еще бьющегося тельца…
Валари устал.
И боялся.
Страх неизвестности, подогретый ответственностью за прочих членов стаи, терзал все сильнее с каждым днем. Атмосфера гнетущей таинственности рождала в душе панику. С ними сделают что-то плохое. Лишь для этого их сюда свезли со всей округи…
— Брось, командир, — успокаивал непробиваемый Роггу. — Все нервничаем, но я уверен, ничего худшего, чем есть сейчас, нас впереди не ждет.
— Да уж, — поддержал Дарэ. — Хуже бешеного Скайскифа вряд ли что-то может быть.
— Однажды я убью его, этого вонючего пса, — хмыкнул Хэйя. — Не волнуйся, командир, такой случай нам еще представится, и не знаю как там остальные, но я не буду раздумывать и медлить…
Валари молчал и смотрел в окно на гаснущий в дымке далекого ивняка закат. Когда несколько лет назад они с бабушкой спустились в темное подземелье, тоже казалось, что страшнее уже не будет…
…но было.
Так случается, что нечто непредсказуемо отвратительное ждет впереди. То, чего предположить невозможно и при большом желании — мерзком, самоубийственном желании придумать и спрогнозировать себе пытку, от которой кровь заледенеет в жилах. Но фантазии обычно не хватает, и реальность страшнее любых фантазий.
Валари помнил про зверей в подвале, нарочито пряча любопытство по этому поводу от посторонних. Пару раз он подбирался непозволительно близко к темному хранилищу, принюхивался и слушал. Обычно там было по-кладбищенски тихо, но в один прекрасный день из подземелья донеслись недовольные голоса, а потом там кто-то страшно зарычал.
Через два дня оттуда вынесли завернутое в рогожу огромное существо. По всей видимости, неживое. Потом было еще одно, и еще. Валари следил за происходящим, скрываясь в тени.
В безлунную ночь он почти пробрался к хранилищу, решив спуститься внутрь, но, к своему удивлению, еще на входе понял, что пришел не один. Три фигуры в глубоких капюшонах подогнали к ступеням подводу, после чего вывели из темноты на веревке исполинское животное, похожее на смесь кабана и волка.
Валари четко расслышал, как животное неестественно тоненьким голоском спросило у своих провожатых: «Зачем вы меня увели?», и они тут же зашикали в ответ: «Если хочешь остаться в живых, молчи. А то знаешь ведь, что бывает с неудачными результатами опытов господина? Вот и помалкивай, нас благодарным словом поминая. Сейчас мы тебя надежно спрячем, а потом увезем далеко отсюда в спокойную жизнь». «Что я буду делать в этой новой спокойной жизни?» — снова поинтересовался монстр. «Будешь охранять богатую ферму», — донеслось в ответ. И опять предупреждающее шиканье. Потом скрип подводы под тяжестью исполинской туши, недовольное фырканье лошадей и стремительный побег без следов.
Валари так и не узнал, что именно там был за зверь, и почему Йоремуне счел его неудачным. Попытка найти разгадку породила еще больше загадок. Одно было ясно — дух планирует создать из древних монстров и полукровок некий невероятный сплав.
Интересно — зачем, и интересно — как именно.
Глава 17. Любовь
— И давно ты сбежал?
— Больше недели тому как, — признался Йон, ковыряя мыском сапога мох на вересковой кочке.
Ему не хотелось вспоминать о последних днях, проведенных в Эводеоне. О злобных выкриках наставников, о побоях за неподчинение, об атмосфере постоянной тревоги, тяжелым облаком висящей под потолком ученических покоев.
Там, в обители Йоремне, Йону было сложно дышать. Он ощущал себя чужаком, пришельцем из иной реальности, неспособным вписаться в правила нового мира.
Мира, где людей дрессировали и натаскивали, словно собак.
Скайскиф смеялся, обзывая Йона «маменькиным сынком и тряпкой». Другие полукровки в основном сторонились. Все, кроме нескольких, сбившихся стаей вокруг парня по имени Валари, про которого говорили, будто он бродяга с улиц, сектант из общины городских нищих, верящих в древнюю богиню Эво…
Валари хоть настораживал, зато поддерживал, но этой поддержки катастрофически не хватало, как не хватало воздуха, свободы и гор.
Поэтому Йон и сбежал.
— Там плохо, да? — хмуро глянула на него Лили.
— Да. Там бьют и не любят. В основном.
— Здесь тоже, — девушка обернулась через плечо на невидимую за деревьями Нерку. Печной дым уходил к небесам — единственный указатель. Она исправилась: — Там. Нигде. Нигде не любят. Или… Ты видел иные места?
— Да. Я прежде жил в таком месте. Там меня любили. Жаль, теперь не вернуться. Взял бы тебя с собой.
Йон вспомнил мать и свой замок в облаках. Это первое место, где станет искать его Йоремуне. Туда нельзя.
— А я сама любила, — сказала, подумав, Лили. — Иногда мне кажется, что вся любовь в моей жизни была создана мною же самой…
Она осеклась, подумав вдруг, что говорить так несправедливо. Ведь и Табита, и Ильза, и иные хорошие и добрые люди безусловно давали ей что-то в ответ. Что-то похожее на любовь…
Возможно, и родители тоже ее любили. По-своему. Разрушительно.
Йон посмотрел на собеседницу.
— Почему ты замолчала?
— Я запуталась и устала, — призналась Лили. Она присела на зеленую кочку, ощущая, как тело проваливается в моховую мягкую пустоту, откинулась головой на расписной валун. — Знаешь, за свою коротенькую жизнь я поняла, что не нужно мне никакой любви, уж больно ноша тяжела. Ведь, если по-моих-родительски рассуждать, то искренняя любовь — это блажь, и лучшая любовь — устроиться в чужом богатом доме сыто и бездушно, отказавшись от своего тела и мечтаний. А как по-твоему, а?
— Любовь — это значит заботиться и защищать, принимать, как есть, — заученно произнес Йон заложенную матерью истину, над которой он, если говорить честно, никогда прежде особенно не задумывался.
— От кого же защищать? — Лили чуть заметно усмехнулась краем губ.
Была в этой усмешке боль. Йон отчетливо прочел ее. Он и сам понимал, что фраза банальна, но другого понятия у него пока не имелось.
Поэтому он ответил:
— От тех, кто хочет разрушить.
— Да, — согласилась вдруг Лили. — Так и есть. И все же без чужой любви плохо, и своей собственной к себе недостаточно, когда все кругом… Послушай… — Она снова осеклась, прищурилась, пару мгновений не решаясь предложить нечто очень важное, почти судьбоносное. Потом решилась. — Мы ведь можем любить друг друга… Эй! — одернула недовольно, заметив, как Йон смутился, огорошенный ее предложением, и щеки его зарумянились. — Я не в том смысле! Я в другом, в правильном.
Она посмотрела на собеседника ясными, чистыми, незамутненными глазами, подтверждая горящей в душе незыблемой уверенностью правоту собственных слов.
Йон кивнул.
Такой «правильный» смысл его устраивал. Он понял, что хотела донести до него Лили, и принял это, соглашаясь.
