Стрэттон задумался. Ему предложили, вероятно, важнейшую задачу, с которой мог справиться номинатор, и при обычных обстоятельствах он сразу ухватился бы за возможность участвовать в подобном проекте. Однако прежде чем давать согласие, следовало решить еще один вопрос.
– Ваше приглашение – честь для меня, но как быть с моей работой по созданию умелых автоматов? Я и сейчас твердо верю, что дешевые двигатели смогут улучшить жизнь рабочего класса.
– Это достойная цель, – признал Филдхарст, – и мы не будем просить вас отказываться от нее. Более того, мы очень хотим, чтобы вы усовершенствовали эпитеты сноровки. Однако ваше стремление к социальной реформе окажется бессмысленным, если мы не обеспечим выживание всего нашего вида.
– Это очевидно, однако я не хочу, чтобы потенциалом реформы, которая основана на именах умелости, пренебрегали. Возможно, лучшего шанса восстановить достоинство простых рабочих не выпадет уже никогда. И чего будет стоить наша победа, если продолжение жизни будет означать лишь продолжение страданий?
– Хорошо сказано, – согласился граф. – Позвольте сделать предложение. Чтобы вы смогли использовать свое время наилучшим образом, Королевское общество обеспечит необходимую поддержку вашим работам по созданию умелых автоматов – найдет инвесторов и так далее. А я полагаюсь на то, что вы разумно поделите время между двумя проектами. Разумеется, ваши работы по биологической номинации должны оставаться тайными. Такой вариант вас удовлетворит?
– Да. Господа, я согласен.
И они пожали руки.
Прошло несколько недель с того дня, когда Стрэттон в последний раз говорил с Уиллоуби – если не считать общением холодный обмен приветствиями при встречах. Молодой ученый практически не виделся и с другими скульпторами, проводя почти все время в кабинете, где занимался перестановками букв, пытаясь улучшить эпитеты сноровки.
В здание мануфактуры он входил через переднюю галерею, где клиенты обычно листали каталоги. Сегодня все здесь было забито автоматами – домашними уборщиками. Стрэттон увидел, как клерк вешает на них таблички с именами владельцев.
– Доброе утро, Пирс, – поздоровался он. – Почему сюда привезли столько автоматов?
– Для модели «Регент» только что создали новое имя. И всем не терпится заменить старое на новинку.
– Тогда вам сегодня придется трудиться весь день. – Ключи от замков, запирающих щели для имен в корпусах автоматов, хранились в сейфе, открыть который могли лишь два управляющих мануфактуры, каждый своим ключом. И управляющие очень не любили, когда сейф днем оставался открытым надолго.
– Ничего, я уверен, что закончу работу вовремя.
– Вам невыносима мысль, что придется сказать какой-нибудь хорошенькой горничной, что ее помощник будет готов лишь завтра?
– А можете ли вы меня за это винить, сэр? – улыбнулся клерк.
– Нет, не могу, – усмехнулся Стрэттон.
Он направился к рабочим кабинетам за галереей и неожиданно увидел перед собой Уиллоуби.
– Может, вы еще предложите сейф не запирать, чтобы не огорчать тех горничных? – сухо осведомился скульптор. – Похоже, у вас в мыслях только и вертится, как бы уничтожить наши правила.
– Доброе утро, мастер Уиллоуби, – произнес Стрэттон и попытался пройти дальше, но Уиллоуби преградил ему дорогу.
– Мне сообщили, что на территорию мануфактуры будет разрешен допуск непрофсоюзных скульпторов, не членов Братства, которые станут вам помогать.
– Да, но заверяю вас, в их число входят лишь независимые ваятели с безупречной репутацией.
– Можно подумать, что такие бывают, – ехидно отозвался Уиллоуби. – Вам следует знать, что я рекомендовал нашему профсоюзу начать забастовку протеста.
– Вы что, серьезно?! – Прошли уже десятилетия с тех пор, как скульпторы бастовали в последний раз, и та забастовка кончилась бунтом.
– Серьезно. И если бы на голосование был поставлен вопрос о вашем членстве, то я уверен, что вас бы исключили – скульпторы, с которыми я обсуждал вашу работу, согласны со мной в том, какую угрозу она представляет. Однако руководство профсоюза отказалось от голосования.
– Значит, оно не согласно с вашими выводами.
Тут Уиллоуби нахмурился:
– Очевидно, Королевское общество – на вашей стороне. Оно вынудило Братство удержаться от акций. Вы нашли себе неких могущественных покровителей, мистер Стрэттон.
– Королевское общество сочло мои исследования заслуживающими внимания.
– Возможно, но я так не считаю.
– Уверяю вас, ваша враждебность не имеет под собой основания. Едва вы увидите, как скульпторы смогут использовать мои автоматы, как сами поймете, что они ничем не угрожают вашей профессии.
В ответ Уиллоуби лишь сверкнул глазами и ушел.
Во время следующей встречи с лордом Филдхарстом Стрэттон спросил его о вмешательстве Королевского общества. Они находились в кабинете Филдхарста, и граф наливал себе виски.
– Ах да, – отозвался он. – Хотя Братство скульпторов – сила достаточно внушительная, оно состоит из личностей, которые более податливы к убеждению.
– К убеждению какого рода?
– Обществу стало известно, что члены руководства профсоюза причастны к пока еще не раскрытому делу о пиратском использовании имен на континенте. Чтобы избежать скандала, они согласились отложить решение о забастовке до тех пор, пока вы не продемонстрируете свою систему производства.
– Я благодарен вам за помощь, лорд Филдхарст, – сказал удивленный Стрэттон. – Должен признать, я и не представлял, что Королевское общество прибегает к подобной тактике.
– Очевидно, это неподходящая тема для дискуссий во время генеральных сессий. – Лорд Филдхарст покровительственно улыбнулся. – Наука не всегда следует прямым путем, мистер Стрэттон, и Королевскому обществу иногда приходится пользоваться как официальными, так и неофициальными каналами.
– Теперь и я начинаю это понимать.
– Но ведь и у Братства те же методы; они не начнут официальную забастовку, но могут прибегнуть к обходной тактике. Например, будут анонимно распространять памфлеты, настраивающие общественное мнение против ваших автоматов. – Он глотнул виски. – Гм-м… пожалуй, надо будет поручить кому-нибудь приглядывать за мастером Уиллоуби.
Стрэттону предоставили комнаты в гостевом крыле Дэррингтон-Холла, где проживали и другие номинаторы, работающие под руководством лорда Филдхарста. Это и в самом деле были выдающиеся представители своей профессии, включая Холкомба, Милберна и Паркера. Стрэттон считал честью работать с ними, хотя пока еще мог внести лишь малую лепту в общее дело, потому что только осваивал методики Эшборна по биологической номинации.
Для создания имен органического царства использовались многие эпитеты, входящие в имена для автоматов, но Эшборн разработал совершенно иную систему интеграции и факторизации, включающую многие оригинальные методы пермутации – перестановки букв. Стрэттону иногда казалось, будто он вернулся в университет и изучает науку заново. Однако теперь ему стало ясно, как новые методики позволяют быстро разрабатывать имена для новых видов – пользуясь признаками сходства, заложенными в систему классификации Линнея, можно было переходить от работы с одним видом к работе над другим.
Стрэттон также узнал много нового о половом эпитете, традиционно используемом для придания автоматам женских или мужских черт. Он знал лишь один такой эпитет и с удивлением обнаружил, что это лишь простейшая из многих имеющихся версий. В обществах номинаторов эта тема практически не обсуждалась, однако этот эпитет оказался наиболее изученным из всех существующих; утверждалось, что впервые его использовали еще в библейские времена, когда братья Иосифа создали голема женского рода, дабы не нарушать запрет и не возлежать с женщинами. Развитие эпитета тайно продолжалось столетиями, начавшись в Константинополе, и теперь прямо здесь, в Лондоне, в специализированных борделях гостям предлагали современные версии куртизанок-автоматов. Вырезанные из стеатита – «мыльного камня» – и до блеска отполированные, подогретые до температуры тела и обрызганные ароматными маслами, эти автоматы обходились клиентам лишь немного дешевле услуг суккубов и инкубов.
Современные исследования уходили корнями как раз в эту греховную почву. Оживляющие куртизанок имена включали мощные эпитеты человеческой сексуальности как в мужской, так и женской форме. Выделив с помощью факторизации сексуальный аспект, общий для обеих версий, номинаторы вычленили эпитеты мужского и женского начала, принадлежащие именно людям как биологическому виду, причем в гораздо более чистом виде, чем эпитеты, используемые при работе с животными. Эти эпитеты стали ядрами, вокруг которых ученые принялись наращивать плоть нужных им имен.