— В смысле?
— С тарелки госпожи Папарис.
Мне приходилось жрать объедки, но никаких «хозяйских тарелок» раньше для меня не существовало.
— Есть разговор, — продолжила Робин.
— О любви? — пошутил я.
— Что ты знаешь о любви! Вот ду ю ноу эбаут лав? — сказала Робин низким голосом и посмотрела на меня своими глазищами.
— Ладно, к делу, только никому ни слова. Обещаешь?
— Обещаю, а что за секреты?
Робин поманила меня пальцем. Я склонился к ее пухлым губам, которые с близкого расстояния напоминали две мягкие булки.
— Лица приглашает тебя покататься с ней по округе.
— Покататься? А почему это секрет?
— Она просто хочет показать тебе местность, а секрет потому, что девочка не желает, чтобы семья знала об этом.
Я сглотнул. Бельмондо улыбнулся из-за своей стойки. Уж не устраивают ли эти психи провокацию, чтобы завлечь меня в ловушку?
— А почему она сама не скажет?
— Она не хочет привлекать внимание. А мне Лица доверяет.
— Я должен подумать, Робин, — сказал я, протягивая мулатке торт и мороженое. — А ты, Робин, не хочешь со мной покататься? Я бы сразу согласился.
— Я замужем, Алекс.
— Мужу рассказывать не обязательно.
Робин расхохоталась и забрала торт с мороженным.
— Подумай, короче.
До закрытия я так ничего и не надумал, а вечером решил посоветоваться с Юккой.
— Только этого не хватало! Ты видел его пушку! Он тебя из неё и прикончит! А заодно и меня! Это провокация! Может, это сам Бельмондо подговорил Робин, чтобы нас проверить!
— У тебя паранойя!
— Может и так, только они тут все наглухо ёбнутые! Он только и твердит: «я за Лицу из любого дерьмо выбью».
— Ладно, не буду рисковать. Просто прикинусь веником. Как будто Робин ничего не предлагала.
— Кто там говорил, что когда на корабле появляются ган и девка, жди неприятностей.
— Про девку не знаю, а про ган, кажется, Станиславский, говорил.
— Плохое у меня предчувствие.
Золотой кулон
Дней через пять после того, как мы с Мишель покурили, к нам в комнату ворвалась Олимпия с плачущей толстухой.
— Алекс, это безобразие, ты знаешь, что это такое?!
Олимпия сунула мне под нос окурок самокрутки.
— Это бычок, а я причём?
— Это нашёл мой ребёнок, моя бедная Джессика! — взвыла толстуха.
— Ты причём?! — возмутилась Олимпия. — Ты хаускипер, мать твою, а этот бычок нашёл ребёнок прямо возле кровати! Так ты убираешься?!
— В какой комнате это случилось?
— В триста седьмой!
Я вспомнил, как Мишель положила бычок на прикроватную тумбочку, как мы про него забыли. С тех пор там никто не жил, и только теперь въехала толстуха с мужем и маленькой Джессикой.
— Извините, я недоглядел.
— А это случайно не вы с Джеем курили травку? — Олимпия докапывалась до меня со всей страстью стареющей неудовлетворённой женщины.
— Там жил какой-то байкер, наверное он, — соврал я.
Олимпия велела ещё раз всё протереть в чёртовой комнате. Я извинился перед лысоватым мужиком в шортах, который укачивал маленькую девочку в платьице, и тщательно вытер тумбочки, зеркала и телевизор. Ну, забыли окурочек, с кем не бывает.
На этом приключения не закончились. На следующий день в дверь опять постучали — явился сам Лаки. Толстуха снова куксилась.
— Парни, возникла проблема, — Лаки тщательно подбирал слова. — У леди из триста седьмой пропал золотой кулон.
«Только этого не хватало», — подумал я. «А может он прознал про наш разговор с Мишель и хочет таким образом от нас избавиться»?
— Вы единственные, кто убирался в этой комнате.
Мы с Юккой посмотрели друг на друга.
— Мы не видели никакого кулона. Если бы он валялся на полу, я бы его заметил, — прибавил я.
Лаки испытующе изучал нас.
— Окей, парни, если узнаете что-нибудь о кулоне — сообщите, — с этими словами он взял даму под руку и они удалились.
— Как бы нас не подставили. Кража — это не шутки.
— Тут же все двери открываются одним ключом, зайдут, подсунут кулон, а потом обыск, и пожалуйста! — моё воображение сорвалось с цепи.
— Не паникуй, найдёт эта краля свой кулон.
— Надеюсь, но меры предосторожности не помешают.
Покидая комнату, я соорудил на полу сложную систему оповещения из ниточек и спичек. Если бы кто-то зашёл в наше отсутствие, то обязательно бы нарушил эту систему, и мы бы знали, что против нас плетётся заговор.
В те дни к рисовой диете мы добавили бананы, меня раздували газы. Бельмондо в буквальном смысле пронюхал это и обозвал меня «рашен рокет». Если не ошибаюсь, такое же прозвище носил знаменитый хоккеист Павел Буре. Только его так звали не за газы, а за скоростную игру. Так вот, пока мы пересекали двор, я безостановочно портил воздух. Из-за угла вышла Мишель.
— Привет, как дела?
— Нормально, — я отошёл, что бы она ничего не учуяла.
— Повторить не хочешь? — Мишель снова приблизилась, а я отступил. — Ты в порядке, Алекс?
— Да, всё в норме. Голова что-то побаливает… — меня буквально распирало, а погода была безветренная. Мишель пожала плечами и пошла своей дорогой.
— Ты чего? Что она хочет повторить?! — набросился с расспросами Юкка. О посиделках в триста седьмой я ему не рассказывал.
— Да ничего, болтает чушь какую-то! — тут у меня в животе громко заурчало.
— Ой, кажется мне… кажется я… — я понёсся обратно в нашу комнату. В животе творилось что-то невероятное. С бананами пора было завязывать.
Спешно распахнув дверь, я сразу же разрушил всю систему оповещения. Чертыхнувшись, проскочил в туалет. Успел…
Когда в тот день мы убирались в злополучной триста седьмой, зазвонил телефон. По обыкновению я поднял трубку. Обычно звонила Мишель, чтобы распорядиться, какую комнату следует убирать следующей. Я любил слушать её хрипловатый голос в трубке и говорить «да Мишель, всё будет сделано Мишель». Юкка на болтовню с Мишель не претендовал, телефонные романы были не в его вкусе. Итак, я поднял трубку.
— Ало, Саша, это ты? — раздался голос матери.
— Мама? Мама! — завопил я. Юкка выглянул из туалета.
— Ты почему работаешь по ночам?! — мать сразу перешла на строгий учительский тон.
— Мама, привет. Я не работаю по ночам, сейчас же день. А как ты сюда попала?
— Ты же мне написал телефон места, где вы работаете. Я позвонила и меня соединили. Не увиливай, сейчас ночь.
Соскучившись было по семье, я снова начал ценить тысячи километров нас разделяющие.
— Мама, у нас разница во времени восемь часов!
— А… я забыла. Ну, как дела? Чёрных много?
— Дела нормально, работаем. Чёрные встречаются.
— Не перетруждайся, пей свежие соки, от чёрных держись подальше и, главное, практикуй английский. У тебя ужасный английский.
— Хорошо мама.
— Представляешь, на днях я потеряла кольцо, которое отец мне подарил на свадьбу.
— Потеряла обручальное кольцо?!
— Не беспокойся, я его нашла, оно под плинтус закатилось. Там столько всего интересного, я серьгу нашла, не мою…
— Спасибо, мамочка!
— За что?
— За всё! Спасибо огромное, я так тебя люблю! Ну, пока.
— Вечно у тебя нет времени с матерью поговорить.
— Не сейчас, мамуля, — мне не терпелось. — Я тебе сам перезвоню.
Бросив трубку, я кинулся на пол. Как я сразу не догадался! В детстве я нашёл под плинтусом юбилейный рубль и с тех пор решил, что все сокровища мира скрыты в щели между полом и старым рассохшимся плинтусом. Когда после Нового Года выкидывали елку, иголки ещё долго лежали под плинтусами. Там, куда не забирается пылесос и веник, в июне можно было обнаружить несколько пожелтевших сухих иголочек, которые делали меня счастливым.
Я полз по периметру комнаты, щекой по паласу. Под мотельными плинтусами еловых иголочек не было, попался лишь обрывок упаковки от презервативов. Наконец в углу возле раковины что-то блеснуло. Я схватил с туалетного столика пилку для ногтей и ковырнул. Кулон.
Церковь
После обнаружения кулона отношение к нам стало двояким. Видимо, многие считали, что мы испугались и решили таким образом вернуть краденное. Нам было плевать, лето, а значит и наше пребывание в Америке, клонилось к концу.
Полили дожди. От раскалённого асфальта поднимался пар, я растаскивал по номерам чистые полотенца, прикрывая их своим телом словно детёнышей.
Робин, Вам, наверное, плохо без церкви? — спросила меня однажды мулатка-официантка Робин.
— Прошу прощения?
— Церковь. Вы же не можете пойти в церковь, бедняжки. У вас совсем нет машины, — пояснила Робин.
— Конечно… э-э… без машины фигово… то есть без церкви. Особенно Юкка страдает, он очень религиозный… — мой взгляд остановился на движущейся к посудомоечной машине ленте, на которую официанты ставили грязную посуду. Робин приняла этот взгляд как подтверждение нашего морального опустошения и совсем расстрогалась. На самом деле там, возле груды грязной посуды, стоял Юк, подъедающий с чьей-то тарелки остатки бифштекса.
