Кэрни отпустил его.
— Не понимаю, — сказал он. — В чем дело?
Тэйт потоптался на месте и выдавил:
— Ты меня достал.
— Что?
— Ты меня достал. Мы вместе должны были работать. А тебя вечно нет, ты вечно не отвечаешь на звонки, и чертов Гордон собирается сорок девять процентов впарить банку. Я в финансах ни хрена не смыслю. Я и не обязан. Ну где ты пропадал две недели?
Кэрни схватил его за плечи.
— Посмотри на меня, — сказал он. — Все в порядке. — Он принудил себя засмеяться. — Господи, Брайан, — произнес он, — ты совсем заработался.
Тэйт сердито посмотрел на него, но тоже рассмеялся.
— Слушай, — сказал Кэрни, — а давай в «Лимфу», по стаканчику пропустим.
Но Тэйт не позволил бы себя так легко укротить. Он сказал, что терпеть не может клуб «Лимфа». И потом, ему работать надо.
— Полагаю, ты хочешь туда вернуться? — предположил он. — Со мной.
Кэрни, выдавив улыбку, согласился.
В лаборатории воняло кошками, несвежей едой и пивом «Жираф».
— Я обычно на полу сплю, — признался Тэйт. — У меня нет времени домой возвращаться.
Котята возились в куче картонных упаковок от бургеров у стола. Заслышав Кэрни, они вздернули головы и воззрились на него. Котенок шмыгнул к нему и потерся о ноги, но кошечка осталась сидеть, где была, ожидая, пока Кэрни приблизится, и свет лампы очертил ее голову прозрачной короной белой шерсти. Кэрни протянул руку к ее остренькой белой мордочке и засмеялся.
— Ну и дом для примадонны, — сказал он кошечке.
У Тэйта был озадаченный вид.
— Им тебя не хватало, — заключил он. — Но взгляни сюда.
Тэйту удалось растянуть время жизни кубитов в полезном состоянии восьмикратно, десятикратно. Они с Кэрни отволокли мусор от алтаря высокой науки и сели перед большим плоскоэкранным монитором. Кошечка гуляла вокруг, высоко подняв хвост, или сидела у Кэрни на плече, мурча в ухо. По экрану, как выплески синаптической активности мозга, проплывали данные экспериментов в свободном от декогеренции пространстве.
— Это еще не квантовый компьютер, — ответил Тэйт, когда Кэрни принялся его поздравлять, — но мы опережаем Кельпиньского с командой, во всяком случае пока что. Ты понимаешь, зачем я тебя вызвал? Не хочу, чтобы Гордон нас по миру пустил как раз накануне момента, когда любое наше желание будут рады исполнить.
Он потянулся к клавиатуре. Кэрни остановил его.
— А еще?
— Что — еще?
— Глюк модели, чем бы эта штука ни была.
— А-а, — сказал Тэйт, — это? Ну, я сделал что смог.
Он постучал по клавишам. Запустилась новая программа. Вспыхнул актинический синий свет; кошечка-сиамка напряглась у Кэрни на плече; результаты более раннего тестового эксперимента расцвели на экране перед ними, и система «Беовульф» принялась имитировать пространство. На сей раз иллюзия была куда медленнее и лучшего качества. Где-то из кода что-то возникло и расплескалось об экран. Миллион цветных огней, кипящий вихрь, стайка перепуганных рыб на мелководье. Белая кошка сию же секунду соскочила с плеча Кэрни и кинулась на монитор с такой силой, что тот закачался. Целых полминуты фракталы, подергиваясь, затапливали дисплей. Потом все замерло. Кошечка, чья шерсть в сиянии экрана отливала ледяной голубизной, еще полминуты отиралась у дисплея, потом утратила к нему интерес и стала усердно вылизываться.
— Что скажешь? — спросил Тэйт. — А, Кэрни?
Кэрни сидел и с отстраненным ужасом поглаживал кошечку. Как раз перед коллапсом модели, когда фракталы распались, он увидел еще кое-что. Ну как теперь спасаться? Как все это собрать воедино? В конце концов он выдавил:
— Наверное, артефакт.
— Я тоже так подумал, — согласился Тэйт. — Нет смысла дальше в нем копаться. — Он рассмеялся. — Разве что затем, чтобы кошку повеселить.
Кэрни отмолчался, и Тэйт начал менять параметры для следующего эксперимента. Через пять с небольшим минут Тэйт, словно бы продолжая прерванную фразу, произнес:
— А, ну и еще тут какой-то маньяк тебя ищет. Он несколько раз приходил. Его Стрэйк зовут.
— Спрэйк, — поправил Кэрни.
— Я так и сказал.
Кэрни показалось, что его разбудили среди ночи ударом по голове. Он аккуратно поставил белую кошечку на пол и оглядел лабораторию, размышляя, как Спрэйк ухитрился его разыскать.
— Он что-нибудь отсюда прихватил? — Кэрни ткнул пальцем в монитор. — Он не видел этого?
Тэйт рассмеялся:
— Да ты шутишь. Я его даже не впустил бы. Он тут шлялся вверх-вниз по улице, вздымая руки и посылая мне проклятия на неведомом языке.
— Этот пес лает, но не кусает, — сообщил Кэрни.
— Когда он снова приперся, я поменял код на двери.
— Знаешь ли, я заметил.
— Я просто на всякий случай, — огрызнулся Тэйт.
* * *
Кэрни встретил Спрэйка лет через пять после кражи костей. Это случилось в переполненном пригородном поезде до Юстона, проезжавшем Килбёрн. Стены килбёрнского вокзала были изрисованы граффити: в изобилии присутствовали насыщенные красные, пурпурные и зеленые пятна, подобные следам от фейерверков или перегнившим тропическим фруктам; на сверкающей поверхности значилось: Эдди, Дагго или Минс — не столько имена, сколько картинки в форме имен. Стоило их увидеть, как все остальное делалось гнетущим и унылым.
Килбёрнский перрон пустовал, но поезд тут задержался надолго, словно ожидая кого-то, и наконец в вагон протолкался мужчина. У него были рыжие волосы, бледные жесткие глаза и застарелый желтый шрам через всю левую щеку. Кроме плаща камуфляжной расцветки с пояском, по виду с распродажи, на нем вроде бы ничего больше не было — ни рубашки, ни куртки. Вошедший извлек сигарету и с наслаждением закурил, усмехаясь и кивая попутчикам. Мужчины уставились в полированные мыски ботинок. Женщины с неодобрением разглядывали густую, песочного цвета растительность у него на груди. Двери сомкнулись, но поезд не двигался с места. Спустя пару минут вошедший закатал рукав глянуть на часы, и стало видно вытатуированное на внутренней стороне грязного запястья слово «ФУГА». Продолжая усмехаться, он указал на граффити снаружи.
— Они это называют «бомбастер», — сказал он попутчице. — Наши жизни должны быть такими же.
Та немедленно уткнулась в свою «Дейли телеграф».
Спрэйк кивнул, словно услышав какой-то ответ. Вытащил сигарету и воззрился на ее сплющенный, пористый, запятнанный слюной конец.
— Вы все тут, — произнес он затем, — вы все тут, знаете, на самодовольных сутенеров похожи.
В вагоне ехали корпоративные айтишники и риелторы лет двадцати с небольшим, но дизайнерские галстуки или барсетки должны были придавать им сходство с грозными финансистами из Сити.
— Вы этого хотите? — Он расхохотался. — Вас бы всех бомбастерами на тюремных стенах прописать! — выкрикнул он.
Те попятились, остался только Кэрни.
— А что до тебя, — продолжил Спрэйк, заинтересованно глядя на Кэрни и понизив голос почти до шепота (смотрел он искоса, скосив голову, точно птица), — ты ведь просто вынужден продолжать убивать, не так ли? Это единственный способ удержать его на расстоянии вытянутой руки. Я прав?
Кэрни уже обуревало такое же неприятное чувство (аура, словно предзнаменование эпилептического припадка), что и при появлении Шрэндер, словно тварь решила сегодня предстать в этом необычном свете. Впрочем, в те годы Кэрни все еще мнил себя ее учеником или искателем истины. Он надеялся выжать из этих появлений что-нибудь позитивное. Он продолжал воображать свое бегство от Шрэндер визуальным двойником незримой противоположной траектории, к ней, по которой считал возможным достичь некоего трансформирующего перехода. Но по правде говоря, к моменту встречи со Спрэйком он уже давно, целую вечность, двигался наугад, бросал кости, ездил куда попало и ничего не достигал. Накатило мимолетное головокружение (а может, это просто поезд наконец тронулся в путь, сперва медленно, затем все быстрее, в сторону Южного Хэмпстеда), и Кэрни, чтобы не упасть, схватился за плечо Спрэйка.
— Откуда ты узнал? — выдохнул он. Собственный голос показался ему хриплым и угрожающим. Давно вышедшим из употребления.
Спрэйк секунду смотрел на него, потом фыркнул, жестом обведя попутчиков.
— Толчок локтем, — ответил он, — все равно что подмигивание. Для слепого коня.
Кэрни потянулся к нему, но Спрэйк с хитрым видом отстранился. Кэрни чуть не упал на женщину, закрывшую лицо «Дейли телеграф», умалил тяжесть проступка поспешным извинением и тут же подумал, что телесные метафоры на редкость удачны. Головокружение. Он в бегах. Ничего хорошего из этого теперь уже не получится. Он пал в тот же миг, как впервые коснулся костей. Он вышел из поезда за Спрэйком, они протолкались через шумный, отполированный до блеска вокзальный вестибюль и вместе очутились на Юстон-роуд.
