Эшелоны остановили на небольшом безымянном полустанке, платформы подогнали к пандусу, и самоходки своим ходом съехали. Полустанок от налетов вражеской авиации прикрывали 37-миллиметровые зенитные пушки.
Командир полка поставил комбатам задачу – выдвинуться к высоте 101.3, и самоходки батарея за батареей начали марш. Дороги фактически не было – направление. Небольшой снег, мороз и ветер.
И тут самоходки проявили себя неприглядно – они стали ломаться. Из-за нехватки мощного двигателя на них ставили два автомобильных мотора и две коробки передач. При движении по пересеченной местности в трансмиссии возникали крутильные колебания и непредсказуемые поломки.
К месту назначения добралась половина полка, а сломанные самоходки тягачом буксировались назад, к полустанку – устранить столь серьезные поломки в полевых условиях было невозможно. Сразу забегали особисты, подозревая массовую диверсию, а это был конструктивный недостаток.
Командир батареи сам определил позиции для каждой самоходки, и экипажи начали рыть капониры. Все его члены были на фронте и хорошо знали, что только земля укроет от обстрелов, поэтому работали на совесть. К вечеру вымотались, но основной капонир вырыли. На следующий день вырыли запасной, поскольку вести огонь с одного места в течение боя было нельзя, немцы засекут и накроют артиллерией.
Виктор был единственным в батарее, кто имел опыт боевых действий на самоходке. Остальные были призваны из танкистов, артиллеристов, тактика же действия танков и самоходок была разной, и Виктор это уже осознавал.
Но многие командиры считали, что самоходка – этот тот же танк, только без башни – для дешевизны производства. А ведь отличия были не только в отсутствии башни. У самоходки более тонкая броня, но более крупный калибр, чем у танка, на шасси которого она сделана. Основная задача САУ – поддержка пехоты и танков в атаке, во втором эшелоне.
Виктору удалось провести один бой.
Утром из-за небольшого косогора показались танки. Были они окрашены белым, на фоне снега едва заметны, и если бы не рев моторов да стрельба из танковых пушек, их бы не сразу заметили.
Немцы шли в атаку без предварительной артподготовки или бомбежки с воздуха. Видимо, разведка их на этот раз сработала плохо, занявший позиции полк САУ они не учли и жестоко поплатились за это.
Виктор при виде танков скомандовал:
– Бронебойный!
Он выжидал до последнего мгновения. Уже по рации получен приказ открыть огонь, а он все медлил. Пусть танки подойдут поближе – ведь в атаку шли T-IV с дополнительными листами брони на лбу корпуса.
Но вот настал момент, и он скомандовал:
– Огонь!
За первым выстрелом последовал второй. После первого же выстрела самоходка обнаруживает себя, и танкисты засекают опасного противника. В подобных случаях чем позже себя обнаружишь, тем эффективнее огонь и больше шансов остаться в живых.
Танк, по которому они стреляли, загорелся после второго выстрела.
И все же их засекли – прямо перед самоходкой в мерзлую землю ударил снаряд. С противным визгом он срикошетировал прямо над рубкой.
Наши самоходки сожгли до десятка немецких танков. Столкнувшись с сильной обороной, немцы отступили.
Едва танки скрылись из виду, Виктор сразу приказал переехать в запасной капонир. Он понимал, что немцы, конечно же, повторят атаку, но по засеченным местам, где стояли самоходки или противотанковые пушки, обязательно нанесут бомбовый или артиллерийский удар.
Так оно и вышло. Через полчаса прилетели два десятка «Юнкерсов-87» в сопровождении истребителей. Те барражировали в вышине, пока пикировщики обрабатывали передний край обороны советских войск.
Вот только время уже было не то, не сорок первый год. Налетели наши «яки», и часть из них кинулась на бомбардировщики. Другие же связали боем «мессеров».
В небе закружилась круговерть.
Виктор в первый раз видел воздушный бой прямо над головой. Ни звезд, ни крестов на истребителях не было видно, слышен был только звук моторов и пушечные или пулеметные очереди. То один, то другой самолет вываливался из клубка, с дымом снижался и или уходил в сторону своих, или камнем падал на землю.
Несколько пилотов выбросились на парашютах. Двое из них приземлились на «нейтралке», а другие – в нашем тылу, их снесло ветром. К приземлившимся пилотам побежали пехотинцы.
Небо очистилось от самолетов. Бомбардировщики успели сбросить часть бомб, но без особого успеха – наши «яки» подоспели вовремя.
И вновь пошли танки. На этот раз немцы осторожничали: пройдут вперед, сделают остановку, постреляют, вызывая ответный огонь, и снова продвигаются вперед.
Наша батарея сменила позиции и выжидала. Открыли огонь, когда уже начали стрелять противотанковые пушки, стоявшие недалеко от пехоты.
Отбили и эту атаку. Немцы потеряли четыре танка и отступили. Правда, один подбитый танк с разбитой ходовой частью успели зацепить тросами и утащить с поля боя.
К исходу сорок второго года и наши, и немцы активно занимались эвакуацией подбитой техники. Они по ночам выдвигали на «нейтралку» тягачи и тащили в свой тыл пригодную к восстановлению бронетехнику. Иногда после небольшого ремонта танки или самоходки возвращались в строй, порой из двух-трех разбитых машин восстанавливали одну – даже подразделения специальные ремонтно-эвакуационные создали. И случаи в связи с этим бывали разные.
То наши и немецкие эвакуаторщики схлестнутся у одного танка, перестрелку между собой устроят. А как-то раз на поле боя заглох наш КВ-1, для немцев – лакомый кусок. Под прикрытием артиллерии они подогнали к нашему танку два своих T-III – один просто бы не смог отбуксировать КВ. Зацепили тросы, потащили. Однако наш механик-водитель включил передачу, завел с ходу двигатель и притащил в наше расположение два немецких танка, абсолютно исправных. Только экипажи немецкие по дороге сбежали.
По зимнему времени темнеть начало рано. В самоходке было стрелковое оружие – на внутреннем левом борту пулемет ДП и два автомата ППШ. Была еще ракетница – ею подавали сигнал красной ракетой для своих самолетов, чтобы они не сбросили бомбы на наши подразделения. Она-то и явилась причиной трагедии.
После боя все оружие – пушку, автоматы, ракетницу – необходимо было разрядить. Экипаж уже выбрался из тесной и загазованной рубки, и внутри остался только заряжающий – Олег Вихров. Нажал он случайно на спуск или зацепился за что-то, но хлопнул выстрел. Экипаж увидел, как рубка внутри озарилась красным огнем. Слышно было, как закричал Олег.
Виктор кинулся к самоходке: он командир и должен был спасти заряжающего и машину.
Он заглянул в открытый люк – Олег сорвал с себя телогрейку и пытался сбить пламя. Ракета шипела, горела, разбрасывая искры, и летала от борта к борту.
Вспыхнула промасленная ветошь, которой обтирали снаряды от пушечного сала.
Ракета залетела к механику-водителю, где располагались моторы и бензобаки. Потеки масла вспыхнули мгновенно, еще немного – и огонь доберется до бензина.
– Олег, из машины!
Заряжающий выбрался из самоходки.
– Бежим, сейчас рванет!
Стоит загореться бензину, как рванут снаряды.
Едва они отбежали на безопасное расстояние, как из люков рвануло пламя и сильно ахнуло. От взрывной волны самоходчики попадали.
– Твою мать! – не выдержал Виктор. – А что случилось-то?
– Ракетница выстрелила, – чуть не плача объяснил Олег. – Я достал ее из чехла, а она…
Виктор похолодел. Он командир, и ему отвечать, хотя его вины нет.
А к самоходке уже бежал комбат.
Самоходчики выстроились, и Виктор поднял руку к ушанке в приветствии.
– Что случилось? – на комбате лица не было. Часть его самоходок сломалась на марше, а сейчас еще и взрыв… И немцы не стреляли, мог ведь быть и просто шальной снаряд.
Виктор не успел ответить, как вперед выступил заряжающий:
– Я виноват. Стал разряжать ракетницу, а она выстрелила.
Даже в сумерках было видно, как побелел комбат.
– Раздолбай! Своими руками боевую машину уничтожил. Новую, только с завода!
Олега сразу отвели к особисту – в каждом полку были представители военной контрразведки.
Виктор не спал в землянке всю ночь – переживал. А утром особист с двумя бойцами пришел за ним. У него отобрали личное оружие – пистолет ТТ, сняли ремень и повели к землянке Особого отдела. Вели под недоуменными взглядами самоходчиков полка – люди как раз шли к кухне на завтрак, и Виктору было стыдно – ведут, как преступника.
Правосудие вершилось быстро. Допрос, протокол – и вот их уже везут на грузовике на станцию, где располагался трибунал. Тоненькая, в несколько листов папка с протоколами. Даже расследовать ничего не надо, заряжающий сам сознался в случайном выстреле. А по генпрокурору Вышинскому признание обвиняемого – царица доказательства его вины.
Виктора слушать никто не стал. Председатель трибунала зачитал обвинительное заключение об уничтожении военной техники и срок. Вихров получил восемь лет, а Виктор – пять. Тюрьму заменили штрафными подразделениями.
