мастерил что-нибудь из дерева. Он привык к своей одинокой жизни, хоть и скучал по людям.
Однажды Фромель заболел. Его била лихорадка, перед глазами плыло, а ноги подкашивались. Помочь ему было некому. Он понял, что умрет, если останется один, и на нетвердых ногах побрел к дороге. На его счастье, ему хватило сил до нее дойти, и к еще большей удаче – мимо проезжали торговцы и подобрали умирающего отшельника.
Когда он пришел в себя в лазарете и увидел вокруг людей – сначала очень обрадовался, но потом испугался: по большой палате ходили только женщины. Лазарет был при храме Матери Хранительницы. Фромель впал в отчаяние и долгое время не поднимал глаз на ходящих туда-сюда женщин, девушек и даже бабушек, на всякий случай. Но потом, к своему великому удивлению, понял, что на него обращают не больше внимания, чем на других больных. Это открытие поразило его и обрадовало. Он попросил у одной из монахинь зеркало, а когда его получил – пришел в невероятный восторг от увиденного. Он был страшен. Волосы и борода отросли и превратили его в старика. Лицо от работы под солнцем пошло пятнами, кожа огрубела и покрылась морщинами.
Теперь Фромель мог жить, как остальные люди. Он очень быстро выздоровел, поблагодарил монахинь и совершенно счастливый отправился гулять по улицам города. Там он и остался жить до конца своих дней, перевез в свой новый дом родителей, женился на толстой некрасивой дочери мельника, которая родила ему троих мальчиков и девочку. Фромель придирчиво осматривал каждого ребенка сразу после рождения, и оставался очень довольным, не заметив ни малейших признаков безупречной красоты на младенческих лицах.
Так вот, как я и говорил, секрет нелюбви Василики к собственной красоте кроется в этой книге. Только сказка про Фромеля не имеет к нему никакого отношения. Когда Василика подросла и начала приносить домой подарки от воздыхателей, бабушка брала эту книгу, лупила ее по голове, приговаривая нецензурные слова, которые, если перевести на человеческий язык, означали бы что-то вроде: «женская красота подобна летним цветам – раскрывается пышно и ярко, а увядает быстро и безнадежно, уносимая ветром времени, а зависеть от этих кобелей проклятых – последнее дело».
К слову, эта книжка была единственной в доме ее бабушки, и я подозреваю, что она не читала даже ее.
Глава, в которой мне приходится проявить все свои способности, в том числе и хитрость
Следующий день начался плохо. Дворцовые посыльные все испортили. Они принесли срочное письмо. На этот раз Альберту пришлось ехать во дворец, хоть он и не хотел. Его присутствие, по словам министров, было необходимо.
– Вот и кончился мой отдых, – обреченно сказал он и стал лениво собираться, оттягивая момент отъезда насколько возможно.
Освальд решил пойти с ним.
– Надо подправить королевский купол, – он все еще обижался на Василику и решил воспользоваться возможностью уйти из замка.
Они уехали. Я заскучала сразу, и чтобы как-то развлечься, переоделась в свою тренировочную форму. Я выбрала коричневый с карманами тренировочный костюм, почти как у Василики. Он был утыкан булавками по настоятельным советам Освальда, впрочем, как и вся остальная одежда. За голенище сапога я засунула флакончик очередки, выполнив все настояния своих надсмотрщиков, как очень хорошая девочка. Потом взяла меч, и пошла искать Рональда, чтобы попросить его позаниматься со мной еще.
Я побродила немного по опустевшему замку, осторожно открывая двери, но так и не нашла, где Рональд умудрился спрятаться. Когда не надо – он тут как тут, а когда я его ищу – попробуй найди. Чтобы хоть как-то побороть скуку, я решила проведать няню Мэлли, не к злющей же Василике идти, да еще в таком виде!
Няня Мэлли плакала. Глаза у нее покраснели и опухли, пара больших капель стекала по щекам. Это было так неожиданно. Иногда за своими проблемами забываешь, что у других людей они тоже есть. Няня всегда была очень жизнерадостной. Она никогда раньше при мне не плакала. Я завидовала ее умению сохранять хорошее настроение, но, похоже, даже у нее это получалось не всегда.
– Что случилось, няня Мэлли? – спросила я. – Если это ведьма Василика тебя обидела, я не посмотрю на то, что она начальница стражи, и накажу ее хорошенечко.
Я преувеличила свои возможности. Если бы мне и в самом деле пришлось идти ее наказывать, то наказали бы в итоге меня, позорно и безжалостно.
– Что? – не поняла няня. – А, нет, она тут ни при чем.
– А что же тогда? Кто-то умер? – в ужасе спросила я.
Мэлли на секунду даже перестала плакать.
– Нет, что ты, деточка, все живы-здоровы.
Что тогда могло так расстроить няню, я не имела понятия, но спрашивать больше не стала, если бы она хотела, то рассказала бы сама. Няня повздыхала еще немножко, нарезая соломкой морковку.
– Фермесские пирожки не получились, – всхлипывая, сказала она, решив все-таки поделиться своим горем, и снова зарыдала.
– Пирожки? – не поняла я. – Разве можно так плакать из-за пирожков?
– Я их целый месяц готовила. Сначала травы заготавливала, потом их перебирала и взвешивала, потом настаивала, потом на настое замешивала тесто. Оно подходило еще неделю, чтобы в нем образовалась специальная флора. А потом… я их… спалилаааа!!! – ее рыдания перешли на высокую ноту.
В моей голове никак не укладывалось, что можно плакать навзрыд из-за пирожков. Никогда не пойму этих взрослых, даже когда сама стану взрослой. Я неловко попыталась ее подбодрить, сказав, что еще и не такое мы портили, из-за чего няня заплакала только громче.
– Наверное, лучше я пойду, – тихо сказала я и выскользнула из кухни, оставив няню наедине со своими переживаниями, чтобы случайно не сделать еще хуже. Я подумала, что принцип Освальда – «не трогай, пока не успокоится» – может работать не только с Василикой.
Я еще побродила по замку, зашла в библиотеку. На столе лежала та самая книга, которую непонятно как подложил Геральт, пересмотренная и перепроверенная много раз. Я села за стол, прислонив к нему меч, и стала перелистывать страницы. Может, мне удастся найти что-нибудь, что пропустили остальные, какую-нибудь подсказку, которая поможет нам всем освободиться от гнетущего чувства опасности. Книга как книга, ничего необычного. Читая ее, никогда бы не заподозрил, что ее писал сумасшедший с манией величия и больным воображением. Выдать в авторе перечисленные проблемы могла только глава, посвященная подготовке материального заклинания преследования жертвы в картинках.
Быстрым шагом, очень расстроенный и взволнованный, вошел Рональд.
– У тебя тоже пирожки сгорели? – ляпнула я.
Он непонимающе на меня посмотрел. Я смутилась и спросила уже серьезно:
– Что произошло?
– Ничего опасного для жизни, но мне надо уехать прямо сейчас.
– Если это из-за фразы про пирожки, то проще меня выслать из замка, чем уезжать самому.
– Я ненадолго, к
