Громов поставил Ольгу Павловну на пол, и она вздрогнула, увидев свое отражение в огромном серебряном зеркале.
Ее отражение разительно не гармонировало с особняком, при виде которого с губ срывалось одно только: «О!»
Ее отражение вызывало желание озвучивать совсем другие буквы, складывающиеся в нехорошие слова.
Такого пугала, как в этом зеркале, Ольге Павловне не доводилось видеть даже на конкурсе чучел, ежегодно проводимом в тридцать первой школе в преддверии Масленицы. А ведь она присутствовала в жюри этого конкурса уже восемь раз!
Ольга Павловна поспешно отвернулась от зеркала и, оказавшись лицом к лицу с лоснящимся циферблатом на диво рослых старинных часов, почувствовала себя Золушкой, к стыду своему досрочно превратившейся в замарашку.
– Боммммм! – подтвердили эту версию часы и повторили сказанное еще семь раз.
– Эмма! Эмма! Эмма!.. – трижды воззвал Громов, уместив это звучное имя точно в паузы между колокольными ударами.
Сама собой воссияла многоярусная хрустальная люстра под потолком. На полированные дубовые панели брызнули радужные блики. Ольга Павловна снова изрекла свое коронное:
– О! – и на сей раз не засмущалась.
При виде этой люстры от сакраментального «О!» не удержался бы и сам основатель компании Сваровски.
– Я здесь, – молвил женский голос с небес, и одновременно из-за некоего крутобокого предмета мебели, название которому замарашка подобрать затруднялась, выглянул мордатый кот.
В этом уже было что-то готическое и даже мистическое.
– Ужинать будете? – поинтересовался женский голос с небес.
Ольге Павловне захотелось развить неопределенное «О!» до безоговорочно согласного «О да!», но она опять постеснялась.
– Позже, – ответил Громов. – Сначала – в душ и переодеться.
Оголодавшая Ольга Павловна стрельнула в домовладельца взглядом, который смело можно было рассматривать как прототип боевого лазера, но смолчала.
– Идите с Эммой, – велел ей Громов и сам пошел, шаркая войлочными тапками, в сумрачную даль коридора. Ишь, уже успел обувь сменить!
– С тобой, что ли? – Оля присела на корточки и поманила к себе обладателя – или обладательницу – усатой морды. – Кис-кис! Эмма, Эммочка!
– Это я Эмма, – произнес прохладный женский голос.
На сей раз он прозвучал гораздо ближе.
Оля подняла голову и увидела седовласую пожилую даму в строгом черном платье с белым кружевным воротничком.
– Я Эмма, а кота зовут Дебендранатх.
– О, как папу индийского писателя Рабиндраната Тагора? – небрежно уточнила Ольга Павловна, решив блеснуть эрудицией, раз уж это не вышло у нее с манерами.
Блеснуть получилось.
– О?! – донеслось из коридора, в глубины которого еще не канул пеший странник-олигарх.
– Очень может быть, – седовласая Эмма пожала плечами. – Я не знаю, за что Андрей Палыч так обозвал несчастного кота, вообще-то, он любит животных.
– В тот день я был сильно простужен! – весело прокричал из коридора пресловутый любитель фауны. – Я кашлял, а Дебендранатх решил, что так звучит его имя! И да, я очень люблю животных!
– «Любит ли Слонопотам поросят? И если да, то КАК именно он их любит?» – пробормотала Оля, разгибая спину.
В коридоре захихикали.
– Пойдемте со мной, – пригласила ее невозмутимая Эмма и развернулась на каблуках, как гвардеец на параде. – И не трудитесь надрывать горло, обычно кота зовут просто Бен.
Апартаменты, которые отвели Ольге Павловне, скромно и непритязательно именовались «комнатой для гостей». При этом состояли они из двух комнат, были примерно вдвое больше фамильной «хрущобы» семейства Романчиковых и располагались на втором этаже особняка с видом на рукотворное озеро.
Сколько именно рук занималось его сооружением, задним числом подсчитать было бы затруднительно, но в получившемся благоустроенном водоеме вполне могла бы маневрировать новая яхта старого друга «почти-олигарха» Громова – «вполне-олигарха» Яблонского.
А в парке, нещадно облагороженном ландшафтным дизайном, смогли бы найти себе уголок по вкусу все до единого пассажиры Ноева ковчега, включая даже красноухую черепаху и паукообразную обезьяну, которых, как известно, очень трудно содержать в неволе.
– О! – сказала заоконным просторам Ольга Павловна, не поломав традицию.
Стараясь не намочить изрядно мешавший ей гипс, гостья совершила омовение и переоделась в пушистый махровый халат, который сам собою появился и вальяжно разлегся на кровати, пока она плескалась в ванне. Сунув ноги в тапочки, которые ждали на коврике, она за неимением поблизости других коренных обитателей дома вежливо сказала устроившемуся на том же коврике коту:
– Большое спасибо.
И, немного подумав, пошла искать хозяина усадьбы, в глубине души надеясь еще раньше найти кухню, а в ней – хоть что-то съедобное.
Мечта сия не сбылась. Громов нетерпеливо поджидал ее у основания лестницы, которая великолепно подошла бы для съемок драматической ссоры Скарлетт и Ретта.
В бледно-голубых линялых джинсах и эластичном черном джемпере «почти-олигарх» выглядел совсем как человек. Короткий ежик свежевымытых волос под люстрой имени основателя австрийской хрустальной империи блистал, как новая щетка из медной проволоки.
Ольга Павловна потянула носом и брякнула, не подумав:
– Почему от вас всегда пахнет детским мылом?
– А чем от меня должно пахнуть? – недобро сощурился олигарх. – Гавайскими сигарами и виски? Ну, вот еще! Вы, кстати, тоже не благоухаете Clive Christian номер один!
– Я даже не знаю, что это такое, – Ольга Павловна примирительно улыбнулась. – Извините, я не хотела вас обидеть. На самом деле, мне нравится. Запах детства! А что такое «Клайв…» – как вы сказали?
– Это самые дорогие духи в мире.
– О! Тогда это точно не для меня.
Они немного помолчали, рассеянно глядя на спускавшегося по лестнице кота.
– Ме-е-е? – спросил тот, встревоженный их вниманием.
– Козленочком станешь, – сказал ему хозяин и спохватился: – Итак, займемся, наконец, контрактом. Прошу за мной.
«Лучше бы ужином! – подумала Оля. – Где же его гостеприимство?!»
«Лучше без ужина! – возразил ей внутренний голос. – Где же твой гуманизм? Женщине, которую то и дело носят на руках, похудеть не помешает!»
Это был аргумент.
Оля смирилась и пошла в библиотеку.
В библиотеках она бывала и раньше, поэтому никаких сюрпризов от помещения с таким названием не ждала.
Напрасно!
Громовская библиотека разительно отличалась от Пушкинской и Ленинской своей меблировкой. То есть битком набитые книгами шкафы там тоже присутствовали, но в качестве сидячих мест имелись только мягкие диваны и глубокие кресла, похожие на гигантские бейсбольные перчатки из красной кожи. В углу у камина, куда с порога направился Громов, ласково блестел коричневый крендель качалки.
– Прошу, – именно на нее указал хозяин гостье, заметно озабоченной выбором посадочного места.
Устраиваться в купальном халате на диване она не рискнула, опасаясь, что это будет выглядеть как приглашение, а красные пасти кресел ее откровенно пугали.
Одинокая качалка выглядела вполне невинно, но только до того момента, пока Оля в нее не села.
– О боже!
Полозья проказливо скрипнули, спинка кресла нырнула вниз, Олины ноги подбросило вверх.
Громов невозмутимо сказал:
– Ну что вы. Обращайтесь ко мне запросто, по имени – Андрей.
Ольга Павловна с трудом подавила всплеснувшееся в ней желание обозвать коварного олигарха еще более просто, проще некуда – народным ругательным словом.
Полы ее халата разошлись, и при свете танцующего в камине огня заблистали голые ноги, оригинально украшенные нашлепками пластыря на коленках.
Пытаясь прикрыться, Ольга Павловна завозилась и этим привела качалку в еще большее волнение.
Это кресло, зараза такая, превращало самую легкую дрожь в штормовую качку! Нет сомнений, что гадкий Громов об этом прекрасно знал и нарочно выставил ее идиоткой.
Она посмотрела на него злобно-презлобно (работа над взглядом-лазером вошла в стадию испытаний), и гадкий Громов нарочито удивленным тоном поинтересовался:
– Что такое?
– Прекратите это немедленно! – потребовала Ольга, выжигая в лобастой голове неприятеля сквозную дыру.
Очевидно, какой-то нервный центр она все-таки задела, потому что у гадкого Громова вдруг проснулись способности к чтению мыслей, и он без разговоров придавил стопой полоз гадкой качалки.
Кресло остановилось. Ольга Павловна выкарабкалась из него, оправила на себе халат, потуже завязала пояс и с вызовом вздернула подбородок.
Гадкий Громов с каменным лицом взял с каминной полки две бумажки на скрепке и протянул их Ольге, лаконично пояснив:
– Это наш контракт.
– Занимательное чтение, – прокомментировала Оля, привычно пробежав глазами недлинный текст по диагонали. – Сами сочинили?
