Я, конечно, творческая натура, но не настолько, чтобы марать семью наличием любовника.
Я предпочла изводить Германа и себя иначе.
— Но нет, никакого любовника, — он смеется. — И морду мне некому набить.
— Поэтому решил сам пойти потрахаться на стороне? Отличное решение проблемы, Гера! — я тоже повышаю голос. — Гениальное! После такого я, наверное, должна была так обкончаться, чтобы забрызгать твою шлюху!
Резко замолкаю, потому что пугаюсь, что мою отвратительную пошлость могли услышать Борис и Афинка.
— Они уже ушли, — Герман угадывает мой страх и стыд, — я слышал, как дверь захлопнулась.
Молчание в несколько секунд, и затем я усмехаюсь:
— Отлично ты перевел тему.
— Я тогда немного другого от тебя ожидал, — шагает к комоду, к которому деловито приваливается пятой точкой. Переводит на меня взгляд. — Учитывая, как ты психовала из-за всякой херни, то ты должна была как минимум перевернуть стол.
— Чтобы себя еще больше унизить?
— Ой да перестань, — Герман цыкает. — Дело не в унижении. Ты ж, блять, как крокодил, была спокойной.
— Это была очень стрессовая ситуация…
Вздыхаю и хлопаю руками по бедрам:
— Герман, я не вижу смысла в этом разговоре.
— Конечно, не видишь, — Герман кивает, — потому что ты во мне перестала видеть смысл.
— Да, — пожимаю плечами, — мы это уже выяснили, Гера. Вот такая я сука. Можешь обсудить это с Дианочкой, с которой у вас, как она сказала, очень тонкая настройка друг на друга. Уж она-то за твои бабки тебе в рот будет смотреть годами. И любить. И смысл в тебе для нее будет всегда, если, конечно, не разоришься.
— Бесит она тебя, да? — с беззлобным смехом спрашивает Герман.
— Да! — отвечаю громко и честно. Вряд ли Герман сейчас меня остановит в моих претензиях к его невесте, ведь у нас тут нарисовался скандал по душам. — Она ненастоящая!
— Зато ты настоящая? — Герман с вызовом вскидывает бровь. — Хотя соглашусь, — делает короткую паузу и заявляет тоном повыше, — настоящая стерва!
— Да пошел ты!
— Да спроси у своей помощницы, стерва ты или нет! Или у других подчиненных! Все ответят, что ты стерва!
— А что ты бегал за этой стервой столько времени?! А? — в негодовании взвизгиваю я. — Раз я стерва такая?! Раз я тебя так заебала?! Раз ты устал, бедненький?!
Герман сводит брови вместе до глубокого излома на переносице и смотрит перед собой, опершись руками о комод. Молчит несколько минут, и я опять истерично гавкаю:
— Нечего ответить? Сам решил поговорить, а теперь молчишь? Очень на тебя похоже!
— Ты же была любимой стервой, — Герман пожимает плечами. — И надо признать, что с тобой, как с художником, эмоции лились через край. Фонтаном стреляли. На части рвало, — смотрит на меня. — И я не планировал разводиться, Фиса. Я просто изменил свое отношение к браку, а потом меня, знаешь, все же встряхнуло, что мы с тобой пришли к откровенному пиздецу. Хотел все исправить, но уже поздно было. И так долго бегал за тобой, потому что… — тяжело вздыхает, и в его голосе нарастает агрессия, — ты подцепила и держала меня на крючке. Мне все казалось, что ты вот-вот сдашься, и у меня все получится, но потом в один из вечеров лежал я изъебанный тобой в пустой квартире и понял, а не пойти ли тебе такой принцессе нахуй.
У меня не вспыхивает обиды за его грубые слова.
— И еще я понял, что я не хочу в тот брак, который у нас был в последние два года, — устало смотрит на меня.
— С Дианой ты нашел то, чего ты хотел?
— Ни с одной женщиной я не найду того, по чему скучаю. Потому что ни одна женщина не будет тобой, Фиса, — Герман слабо улыбается, — но с Дианой я могу контролировать себя, свою жизнь и наши отношения. И если она посмеет однажды, например, послать меня и сказать, чтобы я ей не мешал, то мне не будет так… — в его глазах пробегает черная тень, — больно.
— Я тебя никогда не посылала, — я аж отступаю от его прямого взгляда к окну. — Да, просила не мешать…
— Это было равносильно тому, что ты посылала меня нахуй.
Глава 42. Мне нравится, когда ты называешь меня Герой
— Ты сейчас все перевернешь так, что это я должна буду извиняться за твои измены? — истерично и обиженно спрашиваю я, а затем смеюсь. — Да ты мастер все переворачивать!
Я не хочу признавать, что Герману было больно от моих заскоков.
Лучше пусть будет мудаком, который изменяет нелюбимой жене, которую он ни во что не ставит, а я останусь идеальной бывшей женой-жертвой.
— Да не жду я от тебя извинений, Фиса, — Герман озадаченно поднимает брови, — и нет, разве я могу винить женщину в ее нелюбви? Если не любят, надо уходить, а я не ушел.
Ох, представляю, чтобы было, если бы Герман решил честно уйти из семьи без интрижки на стороне.
Да это бы было куда хуже.
Так хоть причина у нашего развода была, и я сполна насладилась ролью гордой жертвы, которую обманули.
— Что, так тоже не пойдет, да? — Герман тихо смеется.
Да он бы тогда лопатой мне корону сбил, а эта корона вросла аж в череп.
— У нас был неиллюзорный шанс стать той парой, в которой есть мерзкая старуха, которая командует сгорбленным затюканным дедком, — Герман приглаживает волосы и смотрит на потолок. — Есть, конечно, в этом своя романтика, но я бы так не хотел.
И ведь я живо представляю себя старой брюзгой, которая не дает жизни никому. Ни соседям, ни знакомым, ни сотрудникам в банке, который отвечал бы за мою пенсию.
— А теперь ты будешь кобелем, — с ехидством замечаю я. — Ты решил съехаться с Дианой и настроен строить с ней, я так понимаю, семью, но тебе это не помешало поцеловать меня.
— Нет, не помешало, — герман надевает маску самодовольства, — и тебе понравилось. Ты не была против.
Я вспыхиваю смущением как спичкой, но усилием воли я сжимаю кулаки так крепко, чтобы ногти впились во внутреннюю часть ладоней.
— Не в этом дело, Гера, — цежу сквозь зубы. — У тебя сын растет и дочь. И чему ты их научишь в таких отношениях, в которых ты гуляешь, а твоя половинка закрывает на это глаза, а?
— А ты бы их хотела научить тому, что бывший должен ковриком стелиться перед ножками королевы?
— А ну, не переводи стрелки! — рычу я. — Ты мне дал четко понять, что наши дети будут жить и в твоих новых отношениях. И что-то они далеки от хорошего примера для подрастающего поколения!
— За то в наших отношениях мы учили подрастающее поколение любви и уважению, да?
— Может, хватит, а?
— Я понимаю, о чем ты говоришь, Фиса, — Герман взгляда не отводит, — и ты, как обычно, знаешь, как надо другим жить. Может, ты себе какой-нибудь дельный совет уже дашь? Что бы ты себе посоветовала сейчас, такая умная и разумная?
Я отворачиваюсь к окну.
Отношения — это слишком сложно для меня, потому что в них наступает момент, когда на гормональных всплесках, эмоциях и влюбленности уже не вытягиваешь.
Я точно больше замуж не выйду.
— Я уже советовала себе отпустить тебя с миром, Гера, — тихо отвечаю я. — Пожелать тебе счастья и любви. Ты ведь этого достоин, как и любой другой человек. И я не должна лезть к тебе с советами. Как ты сказал, я должна перестать выебываться.
Зажмуриваюсь и шепчу:
— Ты был не моим любимым мужем, а просто моим. Вот меня и штормит сейчас.
Я избегала откровенной беседы и скандала с Германом, потому что в них бы мы пришли к точке, а так наши отношения оборвались на многоточии, которое подразумевает возможное продолжение. Пусть и горькое, но продолжение.
— И что ты меня отпустишь? — горячий шепот обжигает ухо, и я вздрагиваю. — Отдашь Диане, которая так сильно бесит?
— Гера, прекрати, — шепчу я, а у самой по рукам проходит теплая слабость. — Разве я могу тебя отдать? Ты же не вещь.
— Мне нравится, когда ты называешь меня Герой.
Я делаю резкий шаг вперед, избегая поцелуя в шею, и разворачиваюсь к Герману:
— Пора слезть с моего крючка окончательно, — твердо смотрю в черные глаза и прячу трясущиеся руки за спину. — Ты скучаешь по той Анфисы, которой больше нет, Герман.
