Следующим по графику шло посещение выдающейся кинозвезды столетия — Игоря Бужского. Он снимал одиночный люкс этажом выше.
Я поднялся по лестнице, укрытой красной дорожкой и увидел что перед дверями артиста маячит до боли знакомая фигура одного из бойцов Мамонта — толстяка в коротком тулупе. Этого типа я уже отправлял в нокаут. Тогда он препятствовал нам с Петром попасть в подъезд дома Диночки — любовницы ограбленного колбасного короля Филькенштейна.
Судя по всему, охрана чужих дверей — основная специализация этого бандита. Ну и вряд ли толстяк отирается тут от нечего делать, наверняка, его босс наносит сейчас визит вежливости Бужскому, и что-то мне подсказывает, вряд ли по причине большой любви к высокому искусству.
— Мамонт здесь? — спросил я у толстого и, не дожидаясь ответа, повторил прошлый манёвр с вырубанием.
Поддержав тяжёлую тушу противника, посадил его спиной к стене, заботливо поправил шапку и распахнул дверь номера.
— Всем лежать! Коламбия пикчерз представляет!
Я действительно очень соскучился по Насте, и потому настроение у меня испортилось. Первому же громиле, что ни с того ни с сего кинулся на меня с ножом, я прострелил правую ступню. Он заорал и стал прыгать на здоровой ноге, обхватив руками раненую.
На Мамонта и его дружков это произвело нужное впечатление.
— Мордой в пол, — приказал я и обратился к белому как полотно мужчине с тонким слегка вытянутым лицом, которые почему-то принято называть аристократическим:
— Бужский?
Мужчина кивнул, поскольку ответить иначе он бы не смог. Подручные Мамонта привязали его к стулу, а для разнообразия заткнули рот полотенцем.
Я вытащил кляп и, указывая стволом револьвера на лежащих бандитов, спросил:
— Желаете подать на них заявление?
— Желаю! — голос у Бужского оказался почему-то слишком высоким, я бы даже сказал писклявым.
Хорошо, что кино пока снимали немое, иначе карьера звезды ему бы точно не грозила. Уж больно не вязался этот фальцет с благородной внешностью Бужского.
— Они вымогали у меня большую сумму, угрожали покалечить моё лицо, — пожаловался артист.
— Отлично! — улыбнулся я. — Мамонт и его команда, объявляю вас арестованными.
— Тебя как зовут, легавый? — спросил Мамонт, не отрывая башки от пола.
— Георгий Быстров.
— Я запомню тебя, Быстров. И да, в прошлый раз я тебя пожалел, а в этот раз жалеть больше не буду.
— По-моему, тебе зубы жмут, Мамонт, — угрожающе произнёс я.
— Это всё, что останется от тебя и твоих дружков, легавый! Только зубы… — прошипел бандит.
Глава 20
На пальбу и звуки драки примчалась толпа любопытных, включая Майю Гуревич, всех их пришлось выставить за дверь, чуть ли не угрожая оружием. Посторонние были мне не нужны.
Дождавшись наряда, который уволок Мамонта и его бригаду (сам «бригадир» у меня всё-таки допрыгался, и теперь под глазом у него начал наливаться приятным фиолетовым цветом рукотворный фонарь), я наконец-то смог приступить к беседе с нынешней звездой отечественного киноискусства.
Люди Мамонта не успели толком поработать над ним, так что физически гражданин Бужский не пострадал, а моральный ущерб собрался компенсировать приличной дозой коньяка.
Плеснув из пузатой бутылки в бокальчик, вспомнил обо мне.
— Будете?
— Я на работе, к тому же сухой закон ещё никто не отменял! — заметил я.
— Бросьте! Вы же должны понимать моё состояние. К тому же от хорошего коньяка ещё никому плохо не становилось.
— Смотря сколько выпить, — насчёт качества коньяка я тоже не был уверен, дореволюционные запасы постепенно истощились, а, как правильно заметили Ильф и Петров, вся контрабанда нынче делалась в Одессе на Малой Арнаутской.
Так что не факт, что коньяк на самом деле был хороший.
— Тоже верно, — кивнул он и сделал глоток.
Кадык его дёрнулся вверх-вниз.
— Гадость! — признался Бужский и с отвращением отставил бутылку в сторону.
— Вам полегчало?
— Самую малость. Давненько я не влипал в подобные передряги! — признался он. — Да, я должен вас отблагодарить: если бы не ваше счастливое появление в моём номере, даже не представляю чем бы всё это закончилось!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мамонт производит впечатление человека, который способен добиться своего, — кивнул я.
— Мерзкая скотина! Он имел наглость потребовать с меня часть гонорара. За это обещал покровительство в Ростове.
— А вы — не согласились?
— Конечно, не согласился! К несчастью, все мои связи остались в Москве, там Мамонт даже взглянуть в мою сторону бы не посмел! Но вы не подумайте ничего плохого: Ростов — тоже прекрасный город… — спохватился он.
— Тут я с вами полностью солидарен. Мы, кстати, в некотором роде земляки, я в командировке и тоже приехал сюда из Москвы.
Лицо Бужского просияло.
— То-то вы мне сразу понравились! Предлагаю отметить наше знакомство в каком-нибудь хорошем месте! Я плачу! Тем более, вы избавили меня от бандитов.
— Право слово — не стоит. Это моя работа. Вы лучше расскажите про вчерашний вечер.
— Вчерашний вечер? — удивился он. — А что именно вас интересует?
— В первую очередь, ваша встреча в ресторане с Майей Гуревич и её приятелем.
Актёр задумчиво почесал подбородок.
— Скажу честно: мне её кавалер совершенно не понравился: вёл себя… ну просто как сапожник! Надрызгался до такой степени, что несчастная Маечка потом была вынуждена отправить его домой. Боже мой, она ведь из своих денег заплатила извозчику! — покачал головой Бужский.
Похоже, алиби завхоза становилось всё более убедительным.
— Ничего странного вчера не заметили?
— Если вы говорите, про Майю и её кавалера — нет, да мы и общались всего ничего: пару минут, не больше.
Ничего ценного вытащить из него так и не удалось. Я пожал Бужскому руку, простился и поехал в угро — может, коллегам повезло больше?
И Пётр и Паша были на месте и встретили меня очередной порцией подначек:
— Жора, ёксель-моксель, если не сбавишь хода — у нас скоро в камерах свободных мест не останется.
— Нет, ну если вам не нравится — давайте Мамонта и его людей на свободу выпустим, — сходу предложил я.
— Я тебе выпущу! — шутливо замахнулся Пётр. — Ты б знал, как я его мечтал посадить…
— А чего не посадил?
Он аж заскрипел зубами:
— Никто на него заявлять не хотел, все боялись…
— А Бужский? Он-то не сдрейфил.
— Бужский — не местный и просто не понимает, с кем связался. Здешние нэпмачи при виде Мамонта бледнеют как дамочки, узнавшие о беременности, и падают в обморок. Ты ж сам колбасного короля помнишь, вроде и досталось ему по первое число, а Мамонта всё равно не заложил.
— Хрен с этим Мамонтом. Главное, что сейчас он сидит под замком и, надеюсь, не скоро выйдет. Вы лучше своими успехами поделитесь, — попросил я.
— У нас успехи поскромнее, — начал Рыженко.
— Паша!
Он усмехнулся.
— Ладно, больше не буду. Был я в редакции, факт кражи подтвердился. Редактор ходит злющий, на всех кричит, даже на меня наехать попытался.
— А ты чего?
— А я ему объяснил по-нашему рабоче-крестьянскому, что нечего голос на других людей повышать. В общем, он успокоился, и мы смогли нормально поговорить. Расклад следующий: коллектив в газете проверенный, не один год друг дружку знают. И с Калюгиным редактор погорячился, убеждал меня битый час, что не мог завхоз казённую денежку присвоить. Дескать, да, но слабиной человек, но не вор.
— И всё-таки деньги пропали, — заметил я.
— Редактор считает, что тиснул кто-то чужой, который только об этих деньгах и знал. Там ещё кое-что ценное имелось, а его не тронули, хотя где и что лежит в редакции каждая собака знала. И да, не обижайся, Жора, но я ему про тебя рассказал, как ты Башкатова вычислил.
— Спасибо тебе, Паша! — Я встал и нарочно поклонился до пояса. — Удружил, так удружил! Век не забуду!
