– Вы считаете, что я всего лишь спятивший чародей?
Торговцы непроизвольно пятятся.
– Можете вы обойтись без знания цен на пряности? Или без знания стоимости перевозки грузов? Вы сами постоянно имеете дело со знанием, но не в состоянии постичь его ценность! Покупаете знание, не осознавая его силу! Знание – мой друг и союзник, – причем несравненно более могущественный, чем любой герцог или даже сам император великого Хамора!
– Просим прощения, господин маг, мы ничего такого ни сном ни духом.
– В таком случае я попросил бы не закатывать, глядя на меня, глаза, господин купец.
– Я не буду, почтеннейший. Ни в коем случае.
Под взглядом чародея купцы, пятясь, выходят за дверь. Когда затихает стук копыт, Саммел смеется.
XIII
Путь через горы к Хидлену вдоль речушки, называвшейся, как выяснилось позднее, Факла, в который уже раз заставил меня вспомнить о том, что на любое дело, будь то путешествие или изготовление стола, всегда уходит больше времени, чем было задумано.
Правда, дорога, несмотря на слякоть и снегопады, перемежавшиеся мелким дождем, оставалась проезжей. Тяжело нагруженный Гэрлок месил копытами грязь, а я без конца стряхивал мокрый снег с куртки и шапки, стараясь не дать одежде промокнуть.
Купы деревьев сменились настоящими рощами, часто прорежавшимися прогалинами. Сначала у дороги появились выпасы, а потом и жнивье. Стали попадаться и хижины – маленькие, но уютные и аккуратные. Над сложенными из камня, обмазанными глиной дымоходами поднимались тонкие струйки дыма.
В воздухе пахло горящим деревом, прелой листвой, а порой и хвойной смолой. Поселянин с всклокоченной бородой, хлюпая сапогами по размякшей под дождем глине, флегматично катил тачку с двумя корявыми тыквами. Проезжая мимо, я кивнул, но его усталый, отрешенный взгляд был устремлен куда-то вперед.
Гэрлок заржал, и я погладил его, порадовавшись тому, что еду верхом, а не плетусь на своих двоих, как этот бедняга.
Факлаар располагался у первой излучины реки, где холмы и леса сменялись приречными равнинами. Сквозь пелену моросящего дождя Факлаар показался мне промокшим двойником Хаулетта, городка, где мне впервые довелось повстречать Джастина. Здешний постоялый двор чуть ли не утопал в грязи, однако к главному входу, находившейся рядом лавке и расположенной позади конюшне вели деревянные мостки.
Это зрелище отнюдь не повергало в восторг, но я не собирался выискивать местечко получше, привлекая к себе излишнее внимание, а потому мимо дверей с вывеской, изображавшей чашу, над которой поднималась какая-то дымящаяся масса, по деревянному настилу направил Гэрлока к конюшне.
– За пони столько же, сколько за настоящую лошадь! – с ходу заявила мне девушка, служившая там конюхом. – Два медяка, а хочешь задать ему зерна, так будет три.
С этими словами она взлохматила едва прикрывавшие уши волосы. Ее брюки, слишком большие, неровно обрезанные и лохматившиеся над деревянными башмаками, были настолько драными, что не скрывали костлявых коленок.
– Годится.
– Деньги вперед.
– А с чего я должен тебе доверять?
Она пожала плечами.
– Бывает, я ворую, и меня, случается, лупят. Но мне вовсе неохота получать взбучку за каких-то три медяка.
Спешившись (пришлось смотреть под ноги, чтобы не угодить в навоз), я полез в кошелек за медяками и дал ей четыре.
Она подняла глаза.
– Последнее стойло? – спросил я.
– Нет. Займи вон то, угловое. Оно маленькое, и Джассид никого больше туда не поставит. И не возьмет за него как за двойное.
– Меня Леррисом звать.
– А меня Дарией. Сейчас принесу зерна. Хорошего.
Она направилась к длинному ряду бочек, а я завел Гэрлока в угловое стойло с низким потолком, не слишком просторное даже для пони, но сухое и относительно чистое. Расседлав Гэрлока, я положил в угол сумы и посох, после чего принялся чистить Гэрлока щеткой. Дария вернулась с большой мерой зерна.
– Он не кусается?
– Никогда. Точнее сказать, куснул разок одного малого, куснул и лягнул, но тот бил его кнутом. И это было до того, как он попал ко мне.
– Терпеть не могу кнуты. – Она поежилась, ссыпая зерно в кормушку.
– Конюх! Где конюх? – донеслось снаружи.
Дария поспешила во двор.
Вычистив Гэрлока и припомнив уроки, преподанные Джастином в Хаулетте, я проверил сеновал. Там было сухо и почти чисто.
– Чего ты там забыл? – спросила вернувшаяся Дария, когда я спрыгнул на землю.
– Взглянул, как там, на сеновале.
– Ты здесь уже бывал?
– Здесь нет, но в похожих местах бывать доводилось.
– Там лучше, чем в гостинице.
– А ты там спишь?
Глаза девушки сузились.
– Я не шлюха!
– Что ты, ничего такого мне и в голову не приходило.
– Нет, я ночую дома, на окраине. Моя матушка стряпает на Истрала, так что имей в виду: похлебка у нас лучше, чем отбивные.
С этими словами она покинула конюшню.
Исходя из того, что люди едва ли украдут то, чего не увидят, я прикрыл посох и сумы световым щитом, после чего по заляпанным грязью доскам направился к входу в гостиницу, сбил грязь с сапог у гладко оструганной, но не покрытой лаком сосновой двери и взялся за сапожную щетку, которой, похоже, тут никто не пользовался.
За дверью меня встретил коренастый мужчина с короткой седой бородкой. Заляпанный кожаный фартук выдавал в нем содержателя постоялого двора.
– Ты будешь здешний хозяин?
– Он самый, к твоим услугам. А ты, паренек, часом не работу ищешь?
– Нет. Мне нужны еда и место для ночлега.
На физиономии трактирщика расцвела улыбка.
– Постель полсеребреника. Кухня у нас простая, но сытная. Мясная похлебка – четыре медяка, отбивные по пять.
– Как насчет конюшни?
– Три медяка с гривы.
Я улыбнулся.
– А если я тоже переночую в стойле?
– Коли тебе охота ночевать с лошадьми, так и с тебя возьму как с лошади. Тоже три медяка.
– Моему пони бывает одиноко, – сказал я, вручая ему деньги.
Трактирщик, все еще улыбаясь, принял их и, предоставив мне возможность проследовать внутрь, поспешил к солдатам в серых, с малиновой окантовкой, мундирах.
Общая зала «Полной Чаши» была невелика, примерно двадцать на двадцать локтей, и спертый воздух пропах салом, дымом, а также конским и овечьим навозом, заносившимся с улицы на грязных сапогах.
Приметив у стены маленький столик, откуда было удобно наблюдать за помещением, я примостился там. Стол пошатывался, отделанная сосновым шпоном столешница с годами пропиталась жиром, а на стуле треснула задняя скоба.
– Пиво или морс? – спросила подавальщица, пытаясь мокрой рукой убрать с серой рубахи сальное пятно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
