Мимо проволоклась бурно крутящаяся нейтронная звезда с проплешиной активной зоны. Это, должно быть, она тронула Ши радиолучом на входе в район. Мерцающий сделал вираж, облетая старушку.
— Дед! — снова позвал он.
Моффет не отозвался.
Звезда безучастно крутилась, коверкая тыквой магнитного поля жесткое дыхание Галактики. Ши тоскливо поежился. Огни от хвоста до носа перетекли в синий цвет. Ши с жадностью глянул назад. Там пылала живая Галактика, кипела молодость. Могучая волна галактического рукава вспарывала кисель плоского гало. И в дикой вакханалии пылевых водоворотов рождались звезды гиганты голубых огней, чей век короток и эффектен, и вечные трудолюбивые карлики, нянчащие профитроли планет. Ши жутко захотелось обратно, в огненный бульон жизни, к ехидной и злоязыкой стае юных мерцающих.
— Де-ед! — закричал он, раздражаясь.
И вдруг Ши почувствовал запах. Эхо тонкого аромата веретенного масла катилось из центральной гущи скопления. Ши вздохнул, усилил лобовое поле и скользнул в твердые ладони гравитационной воронки. Пространство становилось тверже, неподатливей, и Ши с замиранием сердца давил холодок страха.
— Дед… — шепотом сказал он.
— Эд! — рявкнуло эхо.
Голос Ши, затихая, слетел к центру и, накачанный энергией вращения черной дыры, вихрем ударил мерцающего в лобовое поле. Ши сжал губы. Огни беспорядочно замигали. В мысли мутно вползал шепчущий мрак. Вестибулярный аппарат дал сбой. Ши опрокинулся. Мелькнул желтоватый газовый диск, окружающий центральную черную дыру. Его затрясло в карусели беспомощного падения. Свет слабых звезд багровым серпантином наматывался на мысль, облегчая работу шептуну, затекающему в мозг.
— Ахо-хо-тен… — сипел шептун, затягивая сознание информационными ложноножками. Ши с ужасом понял, что уже не помнит, зачем прилетел… Не помнит, куда!.. Только не забыть, кто я!.. Ши отчаянно завопил, беспомощно крутя стабилизаторами. Ревущее эхо тряхнуло его тело, и Ши вспомнил код убийцы. В отчаянии программа активировалась. Убийца равномерно начала разрастаться, опустошая память. Шептун забеспокоился.
— Дед! — простонал Ши.
Убийца губила память, но ее волна должна смыть информационную плесень шептуна… Вот!.. Шептун захрипел, заерзал. Каждое его движение отражалось режущей болью в голове.
— Ши, разве ты меня не узнал? — миролюбиво прошелестел шептун. — Я твой дед Линга! Останови убийцу!.. Ай! Ты убьешь меня, внучек!..
— Ты стал шептуном?! — простонал Ши. — Уйди, мне больно! Я падаю!
Ши показалось, что он чувствует испарения центральной черной дыры скопления.
— Я помогу, помогу… — с готовностью забормотал дед-шептун. — Все мерцающие в старости становятся шептунами. Ты же помнишь?
— Помню… — неуверенно подумал Ши.
— Я помогу! — повторил шептун. — Мрак со мной, ты же убиваешь себя! Останови убийцу! Ой, ги-и-и…
Вероятно, убийца лизнула его болевые центры. Шептун сжался, скатился в дальний уголок памяти. И Ши вспомнил, что деда звали Моффетом. Ну, шептун! Слизняк! Я до тебя еще доберусь! Ши встрепенулся и приказал убийце сомкнуться. Вроде ему повезло: она успела скусить не более пяти процентов памяти. Ши попробовал сориентироваться на ось по магнитному полю Галактики, повел ослепшими глазами. Реанимировавшиеся ресницы почувствовали приближение горячего тела с мелкими радиовсплесками на метровых волнах. Ослабевшее лобовое поле резко воткнулось в плотную среду. Ши кувыркнулся. Незащищенный хвост начал накаляться. В неверном видении прозревающих глаз мелькнула гигантская красноватая чаша с мутными краями. Размякшими элеронами Ши выправил полет. Тускло засветились его огни. Из голубого тумана на дне чаши вылез острый каменный палец. Ши зацепил скулой за страшный шероховатый камень и, теряя равновесие больше от ужаса, чем от удара, свалился в туман.
2
Осень пришла в Долинну сухим шорохом электризованных облаков и редкими светящимися ливнями, заливающими иссохшие подземные сады линнов. Вместе с остальной малышней Тори выпрыгивала под шумную лавину воды, месила лапками мокрый песок, с восторгом пища, когда холодный ручей летел по ложбинке позвоночника или заливал глаза, стекая с серых пружинистых волос. После дождя линныши катали шарики из мокрого песка и лепили злобных пескоедов, вставляя им вместо носа ржавые байонеты или битые фонари с разваливающихся вездеходов. Потом облака расползались, открывая пятнистое, в полнеба, лицо красного Керрути-Сола. Лепленые пескоеды сохли и сыпались лимонитовыми тучками. Иа сразу начинала чихать, как заведенная. Тори и Ррин приходилось уводить сестру домой, где функционал маминого дедушки ставил Иа влажные компрессы. Иа хныкала и сидела дома: от сухого песка у нее могли отечь глаза или нос. Тори радовалась, что у нее нет дурной наследственности, и мчалась вместе с Ррин за скалы в пески, доживающие последние дни. Совсем скоро Керрути-Сола сползет с небосклона, пойдут проливные дожди, линны станут сонными, а Долинну начнут атаковать земноводные из грабена Ымырт. И тогда радость, мир и счастливая сушь придут, лишь когда над Долинной будет вставать последнее из зимних искусственных солнц…
Тори встала на колени и прижалась щекой к горячему песку. Тоскливо ныла грудь, разорванная земноводным гадом прошлой осенью.
— Ах, — вдруг сказала Ррин, садясь на песок, — я вся боюсь. И сломанная нога болит снова.
Тори улыбнулась:
— Это осень… Плюнь, не думай…
— А-а… — протянула Ррин, нагребая песок на ступни, — Чет говорит, что старшие еще в прошлом году ждали, когда солнце потухнет.
— Ну о чем спор? — сказала Тори. — Будем тогда стрелять гадов всю зиму. Без отдыха…
— Вся боюсь, — повторила Ррин. — Забыла земноводные зубы?
Тори втянула в нос песок.
— В Заскалье пойдем? Мальчишки клялись запечь ящериц в станиоли.
— Аха! — Ррин вскочила. — И домой придем поздно-поздно…
— Когда мама уже спать будет!..
— Только не беги быстро, — Ррин болезненно скривила губы. — Я задыхаюсь, и нога болит снова.
— Держи, — Тори протянула руку.
Линныши помчались вдоль бархана. Песок тупал под ногами, развевались короткие пластиковые хламидки. Наваждение упало на Тори. Не было красного песка, теркой скребущего подошвы, не было красного добряка Керрути-Сола на желтоватом небе последних дней лета. В небе пламенела желтая клякса, голубой воздух рвал листья с непомерно высоких кустов, взбивая белые барашки на волнующейся воде, залитой в какой-то бескрайний грабен. Разноцветные железные фермы на белой литорали возле воды. Мокрые волосы, мокрая кожа и чья-то ладонь, сжимающая пальцы. Тори резко вздохнула, сглотнула распирающую радость. С бархана покатился горячий ветер. Наваждение спало. Рядом пыхтела Ррин, сжимая горячей ладошкой пальцы Тори.
— Ах! — сказала сестра и плюхнулась коленями в песок. — Метеор! Метеор громадный!
Тори, поворачиваясь, отпустила ее руку, ловко перекатилась через плечо и досадливо продула нос от набившегося песка.
С неба в факеле красного огня падал белый хвостатый диск. От кончика его хвоста тянулся длинный коптящий след. Оглушающе свистел рассеченный воздух. Вдруг метеор прекратил падение, ввинтился вверх, розовым пятном рассек диск Керрути-Сола, коверкая рисунок горячих сот на лице старого добряка. Тори в недоумении сморгнула. Метеор зашелся синим светом, зацепился за Стилет и рухнул в скалы. Тори еще раз сморгнула. Соты Керрути-Сола вновь сияли нетронутые. Она посмотрела на трехгранную башню Стилета и вдруг почувствовала, услышала отчаянный крик, ожегший нервы.
— А вдруг это упало солнце зимнее… — прошептала Ррин.
— Там кричат, — сглотнув комок, сказала Тори.
— Где? — Ррин сложила из ладошки козырек. — За барханом?
— Нет, — Тори держалась за сердце, — там, где упал метеор.
— Метеорит, — сказала Ррин, — метеор — это явление, а не предмет.
— Метеорит, — сказала Тори. — Он так кричал, что у меня заболело здесь.
— Глупости явные, — сердито сказала Ррин, вставая, — никто не кричал, у меня тоже есть уши. А грудь болит — это земноводные зубы и осень…
Тори вспомнила ящериц в станиоли.
— Осень так осень… Много их, метеоритов… Поскакали? У?
3
Шквальные струи белесой, чуть радиоактивной воды бились в лобовое поле. Совсем недавно трещина была суха, и только охровые лишайники сползали по ней следом за уходящим солнцем. А сейчас в трещине кипел падающий в долину поток. Вода рвала камни и где-то внизу оползнем катила с гор. Каменная башня, о которую зацепился Ши, гудела и подрагивала.
Ши реанимировался. При падении нижняя губная плита треснула, вплавив в себя навигационный сектор. Теперь, плавно погружаясь в базальт, Ши втягивал его полу исправными порами, выцеживая редкоземельные элементы. В первый раз Ши попал на поверхность твердой планеты. Регенерация шла тяжело. Сепараторы не привыкли работать с кристаллизованной материей. Ши было привычней препарировать мелкую пыль, рождающуюся в окрестностях молодых звезд, либо… Ши улыбнулся… Совершенно необъясним восторг лихого прыжка в стремительно раздувающийся волчок взрыва старой двойной звезды. И на глазах балдеющих мальчишек снимать сливки тяжелых элементов, формирующихся в безумии слоу-процессов.
