— Вообще-то одну их этих песен я обещал Зарубиной, — замялся композитор, но по его виду было понятно, что мой вариант он уже практически принял.
— Господи. Да напишите вы для неё песню, и не одну. С вашим-то талантом, — чуть надавил я голосом.
— А-а, будь по-вашему, — махнул рукой маэстро, открывая мне путь на большую сцену.
* * *
К зданию в Кропоткинском переулке я подъехал окрылённый и готовый к активным действиям. Всё-таки получить благословение от Давида Фёдоровича дорогого стоит.
Моё желание запустить «мошкару» по вентиляции Гоша накануне раскритиковал, справедливо заметив, что «летающие видеокамеры» просто-напросто не смогут одолеть барьер из вековой паутины, скопившейся в вентиляционных каналах. Взамен этого домовой предложил сначала попробовать рассадить ту же самую «мошку» на окнах института, и только потом пытаться запустить видеокамеры внутрь здания. Дельный совет. Я даже с ним полностью согласился. Хорошо ещё, что я додумался на всякий случай активировать «кастрюлю-компас».
Казалось бы, ничего смешного, а я ржал, как лошадь, когда стрелка компаса указала на Ленинград.
Глава 7
— Юрий Сергеевич, прошу прощения за столь поздний звонок, — поприветствовал я колдуна, когда ретранслятор на моей кухне проиграл Гимн СССР, — Хотел бы уточнить некоторые моменты. Я Вам кой-какой видеоматериал выслал. Ознакомьтесь с ним, пожалуйста.
— Это разве поздно? — улыбнулся в ответ уголками губ волшебник, и пробежался пальцами по клавиатуре своего компьютера, — Время-то ещё детское.
Я развернул свой ноутбук в сторону открытой кухонной двери, и усевшись в проем, подпёр спиной косяк. Потом закурил сигарету и начал пускать кольца дыма в огород. Красиво летят, между прочим, когда ветра нет.
А что такого? Разумову, значит, можно на моих глазах коньяк хлестать, а мне уже и покурить нельзя? Да и не до моих выходок ему будет в ближайшие несколько минут.
Любопытное видео я магу подкинул. Вон он как свой шикарный галстук теребит. Того и гляди начнёт его грызть, как это делал однажды экс-президент маленькой страны.
Интересно, Разумов свой костюм когда-нибудь снимает? Сколько раз его вижу на экране, а он всегда одет так, словно на деловую встречу собрался.
По большому счёту на видео нет ничего такого интересного. Всего лишь небольшая больничная палата на четверых пациентов. Внешний вид у больных, конечно, оставляет желать лучшего, поскольку в гроб и то краше кладут, но с этим вопросом не ко мне, а к Минздраву СССР. Зато все четверо лежат смирно и не нарушают больничный режим. Да с чего бы им так не лежать, если руки и ноги у всех четверых пристёгнуты к каркасу панцирной сетки железной кровати.
— Где это снято? — мрачно поинтересовался Разумов, закончив просмотр видеофайла.
— Питер. Дурдом» Пряжка». Четвёртый этаж, — коротко ответил я, — Вот номер палаты, извините, не знаю. Сами видите, что съёмка велась через окно.
— Довольно таки быстро сработал. Молодец, — похвалил меня волшебник и откинулся на спинку кресла.
— Ну, если б Генрих Михайлович в Москву не отлучался бы на недельку, то результат был бы ещё раньше. Он в столице в институте имени Сербского успел побывать.
— Зачем? — поползла вверх правая бровь Разумова, — Если была нужна какая-нибудь экспертиза, её же могли и в самом Ленинграде провести. В Питере же свой психоневрологический институт есть.
— Более того — «Пряжка» является клинической базой «Бехтеровки», — добавил я, — Вот только в семьдесят седьмом году в больнице сменился главврач и похерил всё сотрудничество с институтом. Это, конечно, всего лишь моё предположение, но видимо, поэтому Генриха Михайловича и возили в Москву. Ну, да ладно, это всё мелочи. Вы подтверждаете, что на видео, лежащий около правой стены человек, не кто иной, как Генрих Михайлович?
— Всё верно, — кивнул в ответ волшебник, — Это Генрих.
— В таком случае диктуйте точный адрес, где Вы сейчас находитесь, откройте окно и на всякий случай пригласите к себе медиков. Думаю, что через час всё решится.
— Гоша, мишень приготовил? — одевая очки ночного видения и насыпая крупные гайки в карман куртки, поинтересовался я у домового.
— Ага, — надев такие же, как у меня очки, довольно потёр ладошки миньон, предвкушая зрелище, — Как ты и просил на телевизионную антенну ватную подушку на верёвке поднял. Если нужно будет, её на другую не долго сменить.
«Есть оружие у Вовки, для него нужна сноровка. Палка буквой «У» простая и резинка бельевая. Пуля — гайка. Вот загадка. Это ловкая рогатка».
Нечто такое крутилось у меня в голове, пока я разминался и расстреливал со стороны огорода подвешенную мишень.
Кто-то скажет, что рогатка это детская игрушка и не более того. Ну, если между рогульками натянута резинка от трусов, то и правда, игрушка. Вот только у меня в руках настоящее оружие, выстрелом из которого я с нескольких метров одной гайкой или шариком от подшипника запросто превращу в мелкое крошево бутылку из-под шампанского. Проверено не раз, в том числе и на спор.
— А теперь, Гоша, смотри и учись, — разогревшись и настрелявшись вдоволь, глянул я на домовёнка, что стоял рядом и с раскрытым ртом наблюдал, как гайки, выпущенные мной, вырывают из подушки клочки ваты.
Я выдохнул, натянул резинку и, прицелившись, выпустил заряд. Снаряд, коротко свистнув, улетел и попал в бечёвку, за которую домовой поднял подушку вверх, используя один из усов антенны в качестве перекладины.
— Это тебе не по воробьям из ружья палить, — ещё раз с улыбкой посмотрел я на домовёнка, который задрав голову, не отрывал взгляд от телевизионной антенны. Почувствовав неладное я проводил Гошин взгляд, увидел одиноко болтающуюся на антенне верёвку и уточнил у мелкого, — Ты чем подушку привязал?
— Шпагатом бумажным, — пожал плечами домовой, — На чердаке валялась бобина, так я его и приспособил.
— Вот чудак, — хмыкнул я в ответ, — Я гайкой из рогатки цинковое ведро насквозь запросто пробью, а он какой-то упаковочный шпагат привязал. Ну, ладно, я полетел. Встречай меня в гараже.
Если кто-то решил, что я запланировал войсковую операцию, а из рогатки собирался в психбольнице стрелять по медбратьям, то спешу заверить, что во время моего вторжения в «Пряжку» никто не пострадал. Да и материальный ущерб я зданию не столь значительный нанёс — подумаешь, из рогатки разбил камнем-артефактом два оконных стекла в палате. Дело-то житейское, а проветривать помещения, пусть и у психически нездоровых людей, периодически всё равно нужно. Приковали, понимаешь, людей к кроватям, а они беспомощные, и под себя ходят.
После того, как я вслед за артефактом оказался в палате, даже несмотря на находящиеся в носу фильтры, у меня из глаз слёзы потекли — такой в палате смрад стоял. Боюсь, что случайно залетавшие в палату мухи от аромата замертво падали. В этакой вонище никакой усыпляющий спрей не нужен.
То, что никто не пострадал, я не соврал. Ну… Почти никто не пострадал. Санитара, открывшего дверь и вломившегося в палату на звук разбитого оконного стекла, я не считаю. Я же не виноват, что у него бессонница и такой чуткий слух, благодаря которому он из коридора услышал звон стекла за обитой железом дверью. Был бы он не такой шустрый, то я б спокойно расстегнул кожаные браслеты, которыми к кровати был пристёгнут Генрих Михайлович, взвалил бы больного на плечо, да и телепортировался себе тихо — мирно в свой гараж.
Пришлось в бдительного медбрата выстрелить электроразрядом из пистолета-зажигалки. Хотел было его на место освобождённого «засланца» определить и к кровати привязать, но уж больно этот санитар здоровый оказался. Ничего страшного, он и у порога в палату часок — другой неплохо поваляется. Такому увальню от этого не фига не будет. А на больничную койку его и без меня положат, когда попытаются понять, куда делся Генрих Михайлович. Стрелочник в любом деле нужен.
