Я принял постриг в 5 лет. Когда я послушал, как мой учитель обсуждает эту тему с гостями и посетителями, то я узнал, что есть такая вещь, как Дзэн и немедленно уверовал в нее. Вскоре я начал медитировать. В 16 лет я был посвящен в сан, а в 17 начал путешествовать в поисках учителей. В обители Мастера Юаня из Шуан Линя я присоединился к собранию медитирующих. С рассвета до заката я не выходил из комнаты. Даже в спальне я скрещивал- руки под своими большими рукавами и пристально смотрел вперед, — не видя ничего ни справа, ни слева. Я фиксировал глаза на точке, примерно на три фута выше меня. Вначале я произносил слово «У». Однажды я вдруг повернул свой ум внутрь, пытаясь обнаружить, где и как впервые возникает мысль. Мгновенно я почувствовал, что мой ум как бы застыл. Он стал ясным, безмятежным и прозрачным, не движущимся и не колеблющимся. Весь день казался преходящей секундой. Я даже не слышал звук барабанов и колоколов, которые периодически раздавались в монастыре.
Когда мне было 19 лет я жил в гостях в монастыре Линь Инь. Между тем я получил письмо из Чжу Чжоу, гласившее: «Уважаемый Цин, твой Дзэн, — мертвый Дзэн, Дзэн над которым — ты работаешь, как мертвая вода бесполезен. Ты разделяешь деятельность и бездеятельность. Важная вещь в работе над Дзэн — пробудить чувство «сомнения». Маленькое сомнение в вопросах вызовет маленькое просветление, большие сомнения вызовут большие просветления». Слова Чжу Чжоу попали в цель. Тогда я переменил свое Хуа Toy с «У» на «сухой навоз» и продолжал наблюдение. Наблюдая Хуа Toy под разными углами, я постоянно сомневался в том и в сем. В результате меня одолевали сонливость и блуждающие мысли.
Я не мог сдержать спокойствия в моем уме ни на один момент.
Тогда я пошел в монастырь Цин Цзы и там присоединился к семи братьям Дхармы. Мы дали обет медитировать самым строгим образом. Мы отложили в сторону свои дела и отказались ложиться на кровать. Главный монах, брат Сю остался вне нашей комнаты. Каждый день, когда он садился для медитации, он казался устойчивым и неподвижным, как железный шест, воткнутый в землю. Когда он шагал то открывал глаза и опускал руки так, что казался таким же железным шестом. Никто не мог приблизиться и поговорить с ним. Два года я не ложился. Однажды я так устал, что сдался и лег и как следует выспался. Прошло два месяца, прежде чем я собрался и снова был готов к работе. Расслабление этих двух месяцев освежило меня. Я почувствовал себя энергичным и бодрым. Стало ясно, что если кто-то хочет постичь истину, он не может обходиться совсем без сна. Здоровый сон в полночь необходим для освежения.
Однажды я заменил у балюстрады главного монаха Сю. Впервые у меня появилась возможность поговорить с ним.
— В течении всего прошлого года я хотел поговорить с вами. Почему вы всегда меня избегаете? — спросил я.
— Тот, кто действительно занимается Дао, не имеет времени даже постричь ногти. У кого есть досуг, чтобы говорить с тобой?
Тогда я спросил его, что делать с сонливостью и блуждающими мыслями, которые беспокоили меня.
— Эти вещи происходят, потому что ты недостаточно серьезен. Ты должен сидеть с выпрямленным позвоночник ком; заставь весь свой ум и тело стать одним Хуа Toy и не обращать внимание на сонливость или мешающие мысли. Работая в соответствии с его наставлениями, я не ведая того, забыл даже о самом существовании тела и ума. Три дня и три ночи мой ум оставался таким безмятежным и ясным, что я ни на миг не смыкал глаз. В полдень третьего дня я прошел через трое ворот монастыря,[42] как будто сидел. Снова я наткнулся на Сю.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
— Работаю над Дао, — ответил я.
— Что же ты называешь Дао?
Не в состоянии ответить ему, я смутился. Намереваясь медитировать дальше я повернул в зал медитации. Но Сю остановил меня.
— Просто открой глаза и узри, что это, — сказал он. После этого наставления я еще больше захотел
вернуться в зал для медитации. Едва я собрался сесть, что-то внезапно сломалось у меня перед лицом, будто провалилась земля. Я хотел рассказать об этом чувстве, но никак не мог выразить. Ничто на свете не может с этим сравниться. Я немедленно, пошел искать Сю. Как только он меня увидел, то сказал:
— Поздравляю, поздравляю!
Держа за руку он повел меня из монастыря. Мы шли вдоль дамбы реки, поросшей ивами. Я посмотрел на небо и на землю. Я почувствовал, что все явления и проявления, все, что я видел своими глазами и слышал своими ушами, все, что внушало мне отвращение, включая страстные желания и разные виды ослепления, все вытекало из моего ясного, истинного и чудесного ума. В следующие две недели никакие движущиеся явления не появлялись в моем уме.
К несчастью, в то время у меня не было достаточно опытного наставника. Поэтому я на долгие годы задержался в этом состоянии. Это такое состояние, где «взгляд неглубок, и поэтому мешает истинному пониманию». Я не. мог удерживать внимание во время сна. На этой стадии я мог понять коаны, которые были разборчивыми, но когда я встречался с каким-нибудь непроницаемым коаном, «подобным серебряной горе» и «подобным железной стене», вообще не мог к нему подступиться. Хотя я занимался долгие годы под руководством своего покойного учителя У Чжуня, ни один из его частных обсуждений или публичных рассказов не затронул моего сердца. Ни одна книга или Сутра Дзэн не представлялась мне значительной в течении 10 лет. Но однажды, прохаживаясь в зале монастыря Тянь My, я поднял голову и увидел перед собой кипарис. Вдруг в мгновение ока я понял тяготившее доселе меня ощущение. Переживание, подобно ощущению яркого солнца, неожиданно засиявшего в темной комнате. С тех пор у меня не было сомнений относительно рождения и смерти, вопросов о Будде и Патриархах. Потом, когда я увидел старика Цинь Шан, я нанес ему 30 ударов.
4. Рассказ Мастера Дзэн Мен Шаня
Когда мне было 20 лет, я уже знал о Дзэн. С тех пор до 32 лет я изучал у старцев практику Дзэн. Тем не менее я не получил от них четкого очерченного учения. Позже я учился со старцем из Бань Шаня, который учил; меня произносить слово «У». Он говорил, что при этом надо быть всегда начеку, как кошка, подстерегающая мышь, или как курица, собирающаяся высиживать яйцо, никогда не расслабляясь. Пока полностью не достигнешь Просветления, надо Продолжать усердно работать, как мышь грызущая гроб. Так со временем обнаружишь Истину. Следуя этим наставлениям я медитировал и созерцал прилежно день и ночь в течении 18 суток. Потом за чашкой чая я вдруг понял смысл образа: Будда держит цветок и Махакашьяна улыбается ему. Я спросил трех или четырех старцев о своих ощущениях, но они ничего не сказали. Несколько старцев велели мне идентифицировать свое ощущение с Самадхи Океанской Печати[43] и отбросить все остальное. Их ответ заставил меня поверить в себя.
Через два года, в июле месяце, в пятый год Цинь Динь, я заразился дизентерией в Чункине, в провинции Сычуань. Кишки мои двигались сто раз на дню и довели меня к порогу смерти. Все мое предыдущее понимание стало бесполезным, и так называемое Самадхи Океанской Печати нисколько не помогало. У меня было тело, но я не мог двигаться. У меня был рот, но я не мог говорить. Я стал дожидаться смерти. Все Кармы и другие страшные галлюцинации одновременно появились передо мной. Напуганный, озадаченный и растерянный я почувствовал себя смятым, уничтоженным страданиями и нуждой.
С мыслью о приближении смерти, я заставил себя написать завещание и сделать распоряжении по всем своим мирским делам. После этого я медленно собрался, возжег кадильницу с фимиамом и устойчиво сел на высокое сиденье. Там я молился в молчании трем Драгоценным Богам на Небе, каясь перед ними во всех греховных поступках, которые м совершал в жизни. Потом я составил свою последнюю петицию: если моя жизнь вот-вот кончится, я желаю силой праны и трезвого состояния ума перевоплотиться в удачное место, где я смогу стать монахом в раннем возрасте. Если случайно я поправлюсь от болезни, то отрекусь от мира, стану монахом и буду стараться везде нести Просветление молодым монахам. Дав этот обет, я взялся за слово «У» и произносил его внутренне. Вскоре мои кишки закрутились и завертелись, но я не обращал на них никакого внимания. После долгого сидения, я почувствовал, что мои веки твердеют. Прошел еще большой отрезок времени и я не чувствовал тела вообще. Не было ничего, кроме Хуа Toy, непрерывно представляющегося в моем уме. Лишь ночью я поднялся с сиденья и почувствовал, что наполовину оправился от болезни. Я сел снова и продолжил медитацию далеко за полночь. К тому времени мое выздоровление было полным. И телу и. уму было удобно и легко.
В августе я пришел в Чан Нин и принял сан. Там я остался в монастыре на год, а потом отправился в путешествие. В этом путешествии я сам готовил себе пищу. Только тогда я понял, что задачу Дзэн нужно реализовать в один прием.
