Но когда Эврифам помолился, он погрузился в глубокое размышление и, забыв о просьбе, вышел через другие двери. Лисид провел неподвижно оставшуюся часть дня, ночь и большую часть следующего дня. Может быть, он оставался бы там и дольше, если бы Эврифам не пришел на следующий день в пифагорейскую школу и не вспомнил о нем, услышав, что товарищи спрашивали, почему его нет. Вернувшись, он застал Лисида в ожидании, как и было условлено, и увел его с собой, объяснив причину своей забывчивости, и добавил: «Кто-то из богов на меня ее наслал, чтобы проверить твою верность договору».
(186) Пифагор запрещал употребление в пищу живых существ по многим другим причинам, но главным образом как средство миротворчества. Ведь если люди станут гнушаться убийства животных как беззаконного и противоестественного, то, сочтя убийство человека еще более нечестивым, они не будут воевать. Война совершает и оправдывает убийство, так как убийством она существует. Предписание «не перешагивай через весы» есть призыв к справедливости, предписывающий все совершать справедливо, как будет показано, когда речь пойдет о символах[173]. Итак, из всего сказанного ясно, что Пифагор и на словах, и на деле очень старался быть справедливым и передать это людям.
ГЛАВА XXXI
(187) За рассказом о справедливости Пифагора последует рассказ о его благоразумии — в чем оно выражалось и как он передал его ученикам. Уже упоминались общие наставления относительно благоразумия[174], в которых предписывалось отсекать огнем и железом всякую несоразмерность. Такого же рода требования воздерживаться от употребления в пищу одушевленных существ и от употребления некоторых видов пищи, вызывающих неумеренность, и обычай подавать при трапезах изысканные и дорогие яства, а затем отдавать их рабам только для того, чтобы умерить страсть к ним, и дозволение носить золотые украшения одним гетерам, но не благородным женщинам, и поддержание ума бодрым и свободным от того, что этому мешает.
(188) Кроме того, к этой же добродетели следует отнести также словесную сдержанность и полное молчание, которые способствуют владению языком; и напряженное и неустанное постижение и изучение труднейших основоположений, и поэтому воздержание от вина, умеренность в пище и сне, неподдельное отвращение к славе, богатству и подобным вещам; искреннее уважение к старшим, неподдельное чувство близости и дружелюбие в отношении ровесников, безотказное участие и поощрение в отношении младших, и все прочее такого рода.
(189) Из того, что рассказывают Гиппобот и Неант о пифагорейцах Миллии и Тимихе[175], можно понять благоразумие этих мужей и как им внушил его Пифагор. Они рассказывают, что правитель Дионисий, хотя и сделал все возможное, не добился дружбы ни одного из пифагорейцев, потому что они остерегались и сторонились его единовластия и беззакония. Он послал отряд в тридцать человек под предводительством сиракузянина Эвримена, брата Диона[176], навстречу пифагорейцам, чтобы устроить им засаду, когда они совершали свой обычный переход в положенное время из Тарента в Метапонт, так как они соответственно смене времен года выбирали для этого подходящие места.
(190) В Фанах, ущелье близ Тарента, через которое лежал их путь, Эвримен устроил засаду, спрятав большую часть отряда. Когда ничего не подозревавшие пифагорейцы в полдень пришли к этому месту, воины, подняв военный крик, напали на них как разбойники. Пифагорейцы испугались и были приведены в смятение внезапностью нападения и большим числом воинов (самих их было около десяти). Так как они были бы захвачены, если бы сражались безоружные с хорошо вооруженными воинами, они решили спастись бегством, не считая это противным добродетели. Ведь они знали, что мужество — это знание того, чего следует избегать, а что следует терпеть, как этого требует разум.
(191) И беглецы уже были близки к спасению (ведь воины Эвримена с тяжелым оружием отстали, преследуя их), если бы не очутились на каком-то поле, засеянном бобами, которые как раз цвели. Не желая нарушить заповедь, предписывающую не касаться бобов, они остановились и были вынуждены обороняться от преследователей камнями, палками и чем попало до тех пор, пока они не отбили их, убив одних и ранив многих других. Но все же воины убили их всех, никого не взяли в плен живым, и за эти бобы они с радостью встретили смерть соответственно заповедям школы.
(192) Эвримен и его воины были в большом смущении, что они не могли привести ни одного живого к Дионисию, который для этого их и посылал. Итак, насыпав над погибшими земли и устроив там кладбище героев, воины пошли домой. Затем им встретились кротонец Миллий и лаконянка Тимиха, его жена, отставшие от всех, потому что Тимиха была уже на последнем месяце беременности и шла медленно. Обрадовавшись, что их можно взять живыми, воины содержали их под стражей очень бережно и заботливо и привели к Диониию.
(193) Узнав о случившемся, он очень опечалился и сказал: «Но вы за всех получите от меня заслуженные почести, если будете моими соправителями». Но когда Миллий и Тимиха на все его обещания ответили отказом, Дионисий сказал: «Объясните мне хотя бы одну вещь, и вы выйдете на свободу с подобающей охраной». Когда Миллий спросил, что хочет знать Дионисий, тот сказал: «То, почему твои товарищи предпочли умереть, чем наступить на бобы». На что Миллий тотчас ответил: «Они претерпели смерть, чтобы не наступить на бобы, я же предпочту скорее наступить на бобы, чем сказать тебе, почему они это сделали».
(194) Пораженный его ответом, Дионисий приказал отдать его под стражу, а Тимиху пытать (он думал, что беременная женщина, и к тому же изолированная от мужа, легче выдаст тайну из страха перед пытками), но благородная женщина, стиснув язык зубами, отгрызла его и выплюнула в лицо тирану, показав, что если ее женская природа, побежденная пытками, будет вынуждена открыть что-либо из того, что держат в тайне, то орудие этого она отбросила от себя. Вот как не любили пифагорейцы вступать в дружеские отношения вне школы, даже если это были отношения с царями.
(195) Подобные предписания были у них и относительно молчания, способствующего умеренности в поведении. Ведь владение языком — самый трудный вид самоконтроля. Именно благоразумие побудило Пифагора внушить кротонцам воздержание от нечестивых и незаконных связей с наложницами, а также исправление музыкой, с помощью которой Пифагор привел к благоразумию безумного от любви юношу.[177]К той же добродетели относится заповедь не поддаваться высокомерию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
