Впереди почти целый день. Целый день на тропическом острове, под сухим шелестом плотных пальмовых листьев. Как это много и как мало! Захватив из лодки чемоданчик с фотоаппаратом, ластами, маской и трубкой для подводного плавания, я отправляюсь в небольшое путешествие по острову.
– Иди, я тебя догоню! – машет мне рукой Виктор из воды.
Вскоре смех купающихся остается позади. Лес – настоящие джунгли, густые, непроходимые. Лес манит меня своей таинственностью. Он совсем рядом. В переплетенном лианами кустарнике слышен громкий треск... Мое сердце замирает, и я с напряжением всматриваюсь в зеленую чащу. Конечно, на этом острове я не увижу слонов, из кустов на меня не бросится носорог. На такие приключения рассчитывать не приходится, но что-нибудь интересное, необычное, по крайней мере для себя, я здесь обнаружу. Итак, лес? Нет, сначала – побережье. Весь берег завален живописными глыбами. Ветер и вода немало над ними потрудились: просверлили в глыбах отверстия различных форм, бороздки, углубления. Каменные изваяния столь забавны, что мимо них трудно пройти. Кажется, что здесь долгие годы работал великан-скульптор. Между камнями – песчаные пляжики, груды целых и битых раковин, мелкие лужицы, в которых ползают ярко-красные морские звезды и колючие ежи. Я ставлю на камень чемоданчик, достаю фотоаппарат, и, пожалуй, вовремя: откуда-то из-под камня выскочили два рака-отшельника. Подняв высоко свои раковинки, они наперегонки бросились к пустой ракушке, лежащей на дне посредине лужи. Один рак оказался проворнее другого – он первым подбежал к ракушке, вытащил из своей старой, уже, наверно, ставшей тесной раковины нежное, почти прозрачное тело и быстро юркнул в новый домик. Отставший соперник подскочил, но не тут-то было! – навстречу ему угрожающе раскрылись две клешни. Неудачник потоптался вокруг и понуро побрел прочь, а рак-отшельник, убедившись, что его соперник ушел, вылез из нового домика и, засунув в него клешню, стал там, внутри, что-то подчищать. У раков-отшельников передняя часть тела закована в плотный панцирь, а задняя – нежная, прикрытая тонкой, прозрачной пленкой. И поэтому ракам приходится подыскивать себе раковинку или губку с отверстием и прятать туда свое тело. Так они всю жизнь и таскают с собой раковину, лишь по временам меняя ее. Сфотографировав рака, я встал. Рядом, за соседним камнем, бродили в воде три серые цапли и что-то высматривали в лужах, а из-за моего чемодана выглядывала крупная изумрудно-зеленая ящерица. Я протянул к ней руку, ящерица зашипела, как змея, раздула свою блестящую шею и встала на задних лапках. Щелкнул затвор аппарата, и ящерица стремглав метнулась прочь... Потом я увидел птицу. Она сидела на песке и долбила глянцевым клювом раковину. Это была ворона, но только необыкновенная: не серая, а черная с ярко-белой грудью. Посмотрев на меня глазом-бусиной, ворона отошла от раковины и залезла в лужу. Я поднял аппарат, но в этот момент кто-то пребольно цапнул меня за голый, торчащий из сандалеты палец. Испуганно вздрогнув, я посмотрел вниз: там внимательно рассматривал мою ногу небольшой сухопутный краб. Я пошевелил пальцем – краб боком отскочил в сторону. Я замер. Краб осторожно подбежал поближе и завращал своими глазами-телескопчиками. Как видно, он был таким же любопытным, как и я. Как бы его сфотографировать? Ну-ка сейчас... Я наклоняюсь... Так, еще чуть поближе... Но нет, выдержки у краба не хватает. Не спуская с меня глаз, он отбегает на пару метров в сторону.
– Ну куда ты, крошка? – говорю я и становлюсь на четвереньки: уж очень он мне нравится, этот краб!
Крошка краб ждет, когда я подползу поближе, и опять отбегает. Он просто издевается надо мной! И я вновь и вновь устремляюсь к нему, бойко перебирая по песку руками и ногами, оставляя на песке такие следы, которые повергли бы в недоумение любого зоолога. Наконец краб, замешкавшийся в этот момент у дохлой рыбки, попал целиком в кадр, и я нажимаю на спусковую кнопку.
Теперь – лес. Прыгая с камня на камень, я быстро добираюсь до плотной стены деревьев и кустарников. Кокосовые пальмы стоят так плотно друг к другу, что я с трудом втискиваюсь в заросли и останавливаюсь в нерешительности перед колючим, в пламени громадных красных и фиолетовых цветов кустом. Над цветами порхают большие, в две ладони величиной, желтые бабочки, а за кустом тихо переговариваются мартышки и вскрикивает какая-то птица.
«Вперед!» – говорю я себе и поднимаю ногу. Поднимаю и боюсь опустить – под кустом ползет оранжевая, в продольную полосочку змейка. Я поспешно отступаю к берегу.
У камней меня дожидается Виктор.
– Чего это ты на четвереньках бегал? Парторг судна, солидный, бородатый мужчина – и на четвереньках! Я вот расскажу коммунистам. Ну ладно, пойдем-ка. Тут я небольшую бухточку нашел, поныряем...
Бухта. От океанских волн ее защищают несколько больших обломков скал, торчащих из воды, как блестящие зеленые спины каких-то морских чудовищ. С высокого берега вся бухта как на ладони. Сквозь прозрачную воду видны покрытые водорослями камни, между ними – небольшие участки песка, разрисованные дрожащими солнечными бликами.
Неуклюже ступая ластами по осклизлым валунам, мы входим в воду. Местные любители подводного спорта редко заглядывают в эту бухту: она для них, наверно, давно пройденный этап. Здесь нет ни роскошных кустов кораллов, ни гигантских скатов-хвостоколов, ни большущих окуней и крупных моллюсков с красивыми раковинами. Для нас же любой обитатель бухточки – приятный незнакомец, познакомиться с которым поближе – наша цель. Все дальше и дальше мы уходим от берега. Вода, наконец, достигает груди, подбородка. Мы ныряем, и необыкновенный мир открывается нашим глазам. Чуть шевеля ластами, мы как будто летим над неглубоким дном. Иллюзию полета подчеркивает и совершенно прозрачная вода, позволяющая отчетливо видеть все, что происходит на дне и кругом нас. Как живые, колеблются невысокие водоросли, сине-зелеными лесами поднявшиеся над обломками скал. Среди них, вспыхивая серебряными зеркальцами, мелькает стайка мелких рыбешек, а невдалеке от них, встав торчком, сама очень похожая на водоросль, притаилась рыба-свистулька. У нее длинная, в одну треть всего тела, голова с маленьким ртом на конце и большие, внимательные глаза. Свистулька будет долго ждать, пока какая-нибудь рыбешка не подплывет поближе, и тогда... А стайка рыб покрупнее проплывает у самой поверхности воды. Их светлые брюшки совершенно сливаются с водой, и рыбы кажутся прозрачными. Обхватив лучами-руками упругий кустик водорослей, трудится над своей добычей офиура – «голова Горгоны». Ее руки, отходящие от дисковидной пластинки в центре тела, раздваиваются, а каждый из раздвоившихся отростков разделяется еще на три луча, внешним видом напоминающих щупальца. Те, в свою очередь, многократно дробятся, превращаясь в сложную систему тонких гибких рук-щупалец. Раскинувшись по водорослям, эти руки подстерегают мелкую рыбешку, некрупных крабов, рачков. На этот раз в сложное сплетение щупалец попалась рыбка. Из клубка упругих, гибких рук торчит лишь одна ее голова с разинутым ртом и выпученными глазами. По песку, оставляя следы-точечки, спешит куда-то морской еж. Он передвигается, как на ходулях, на своих твердых иглах. Тело у ежа шарообразное, покрытое твердым панцирем, на котором находятся бугорки. К бугоркам подвижно прикреплены направленные в разные стороны иголки. Снизу у животного – рот с пятью белыми острыми зубами. Ими еж захватывает и перегрызает водоросли и некрупных малоподвижных донных животных.
