Но затем вмешалась политика. Из-за разоблачения Карла Бой-Эда в Нью-Йорке Джон Френч – позже британский главнокомандующий – сообщил майору Лори Оппенгейму, военному атташе в Голландии, что министерство иностранных дел предпочло бы не пачкаться. Тогда 12 апреля 1915 года майор Эрнест Уоллингер («WL»: Уоллингер Лондон), был назначен начальником бюро в Лондоне, потому что до Тилбери, куда прибывали беженцы, ему из Лондона добираться было ближе, чем из Фолкстона. Уоллингеру в немалой степени помог капитан Сигизмунд Пэйн Бест, от имени Главного штаба в Сент-Омере во Франции. Кэмерон же остался в Фолкстоне.
Так были созданы эти три сети. В течение всей войны члены сетей Кэмерона, Уоллингера и Камминга постоянно враждовали, перевербовывали друг у друга агентов и старались вредить конкурентам, чем только могли.
Эрнест Уоллингер и Сесил Кэмерон были совершенно разными людьми. Уоллингер, артиллерийский офицер, женившийся на женщине из богатой семьи, имел личные деньги. В сражении у Ле Като он потерял ногу. Ему предоставили помещение для бюро в Линкольн-Хаусе, Бэзил-Стрит, 7, Найтсбридж, где он жил с денщиком и служанкой. Штат его состоял из Сигизмунда Пэйна Беста, ставшего его заместителем, секретаря-машинистки и двух бельгийских переводчиков: Эмиля (псевдоним Джозеф Айд) и Вернера (псевдоним Тьюисберт). В апреле 1916 года Айвон Киркпатрик, вернувшийся в Англию после ранения в сражениях у Галлиполи, присоединился к Уоллингеру на Бэзил-Стрит с двухнедельным испытательным сроком, а затем отправился в Голландию как резидент.
Кэмерон, руководивший своими операциям из бюро на Пэрэйд, 2, в Фолкстоне, откуда можно было видеть почти всю гавань, был любопытным выбором. Шотландец из клана Кэмеронов из Локиела, он был сыном исполняющего обязанности главы Разведывательной службы времен королевы Виктории, предшественницы МИ5. Его молодая жена Руби была морфинисткой. В июне 1911 года их обоих обвинили в попытке мошенничества. Руби Кэмерон утверждала, что грабитель сорвал с ее шеи ожерелье стоимостью шесть тысяч фунтов, подаренное ей пожилым поклонником, Билли Уокером, в то время как ее муж покупал подкожный шприц в соседней лавке. К несчастью Кэмеронов никто не смог найти след Уокера, и присяжные признали их виновными меньше чем за 25 минут. Руби выпустили через три месяца по причине слабого здоровья, но Кэмерон отбыл полное наказание, прежде чем был довольно неожиданно помилован, по причине того, что он якобы был прав, отказываясь свидетельствовать против своей жены. На какое-то время его послали работать под другим именем в Европе, но, в общем, осуждение из-за мошенничества, кажется, не причинило его армейской карьере большого вреда. Фактически, его репутация в обществе даже улучшилась от поддержки им Руби, даже при том, что его вина в жульничестве вызывала мало сомнений.
Айвон Киркпатрик так увидел ситуацию с конфликтующими британскими службами, которые также конкурировали с французами и бельгийцами и, возможно, с русскими.
«Это разделение британских усилий на три герметичных отсека выглядит совершенно непрактичным, но оно было необходимым из-за чрезвычайной нервозности в отношении действий голландского правительства. Были опасения, что последнее могло бы попытаться запретить иностранным секретным службам действовать в Голландии, и поэтому было бы неблагоразумно класть все наши яйца в одну корзину».
Фактически, такое разделение было контрпродуктивно: «Обвинения, доносительство, покупка агентов у других служб, дублирование отчетов, сотрудничество между агентами было весьма распространено. Это привело к очевидному дублированию сообщений, исходящих на самом деле от той же самой службы».
Как указывает Киркпатрик, шпионы всех видов двигались в Голландии по тонкой грани. Генри Ландау, которого Камминг послал в Роттердам в 1916 году, считал:
«Любой ценой мы хотели, чтобы она осталась нейтральной, потому что даже если бы она вступила в конфликт на нашей стороне, мы знали, что ее немедленно заняли бы немцы. В их терпимом отношении к обеим сторонам голландцы предотвращали насильственные действия между немецкой секретной службой и нами, которые, несомненно, произошли бы, если бы обе стороны были вынуждены действовать подпольно. Мы совершили бы набег на штаб немецкой тайной полиции в Белом доме в Роттердаме. Они сделали бы то же самое в отношении нас. В целом обе стороны должны быть благодарны голландцам: они сохраняли порядок и были, в какой-то мере, беспристрастными третейскими судьями в конфликте между нами и немецкой секретной службой в Голландии».
Если кто и был рад этой сомнительной договоренности, то, несомненно, Франсуа ван Сант, глава полиции в Роттердаме, которому Ричард Тинсли, как говорили, заплатил за все время войны 25000 фунтов. Они жили как раз по диагонали друг напротив друга, что и вызвало (правильное) предположение, что ван Санта подкупили.
Айвон Киркпатрик тоже обхаживал начальника полиции, чтобы поддерживать через него контакты с голландскими властями. Он приглашал его на обед один раз в неделю и, в течение вечера, передавал ему последнее боевое расписание немцев, за передачу которого своему руководству ван Сант получил бы признание и благодарности. Отношения оказались очень полезными для урегулирования кризисных ситуаций. Например, когда агент Киркпатрика Эмиль Вандерворде сообщил ему, что голландец по фамилии Хармонт, выдающий себя за «проводника», доставлявшего сообщения через проволочные заграждения на границе, и часто посещавший кафе приграничной полосы, на самом деле получал плату от немцев и выдал им часть агентурной сети. – Что мне делать? – спросил Вандерворде. – Уберите его! – беспечно ответил Киркпатрик. Но потом, по его словам, он был в шоке, узнав, что агент исполнил в точности его пожелание, всадив в живот Хармонту пять пуль в кафе в Сан ван Гент. Киркпатрик спросил совета у начальника полиции, но только услышал в ответ, что дела даже хуже, чем он думал: до своей смерти Хармонт прожил еще два дня, достаточно для того, чтобы сообщить имя своего убийцы. В конце концов, Киркпатрик договорился о 12-часовой «амнистии», достаточном сроке для того, чтобы Вандерворде успел сесть на корабль, отправлявшийся в Харидж. Он не говорил, в какую сумму ему это обошлось.
Сеть Камминга в Брюсселе первоначально возглавлялась ветераном разведки Генри Дэйлом Лонгом. В 1914 года у него было три других агента, работавших с ним, четвертый агент был в Динанте.
Лонг, вероятно, сбежал из Бельгии в первые несколько месяцев войны, потому что он просил Мелвилла встретить свою бывшую домоправительницу, мадам Кюртуа, на Вокзале Виктория 10 февраля 1915 года.
После того, как Лонг уехал из Брюсселя, мадам Кюртуа неоднократно подвергалась допросам и просидела несколько недель в тюрьме, поскольку немцы попытались заставить ее раскрыть местонахождение Лонга. Наконец, капитан Ройтер изменил тактику и предложил ей деньги, чтобы она убедила Лонга вернуться. Мадам Кюртуа тогда притворилась, будто готова работать на немцев. Предлагаемые условия были просты: если бы она смогла убедить Лонга приехать в Голландию или Бельгию, они дали бы ей 5000 французских франков и ему 25000. Они просто хотели, чтобы он подписал некоторые документы и дал им некоторую информацию. Мадам Кюртуа этому не поверила: она считала, что они хотят убить Лонга, если он вернется. Немцы дали ей 24 фунта на поездку в Англию и сказали, что, если она выполнит свою миссию успешно, ее пошлют снова. Ей также вручили вопросник о британском флоте, чтобы она заучила его наизусть. Когда же она сказала, что у нее плохая память, Ройтер дал ей письменную памятку. Ей приказали ехать от Фолкстона прямо в Эдинбург, где ей следовало остановиться в лучшем отеле и запоминать любые новости. Оттуда ей надо было отправиться в Лондон, Ширнесс и Фолкстон «и делать там то же самое».
Вместо этого мадам Кюртуа в Англии направилась прямо к Лонгу. Мелвилл полагал, что «она будет рада отомстить немцам за себя, и не уверена, стоит ли ей ехать в Эдинбург. Она женщина с острым умом, и я думаю, ее можно использовать». 11 июля 1915 года копию донесения Мелвилла послали Каммингу. К сожалению, в досье не обнаружено документов, отвечающих на вопрос, работала ли мадам Кюртуа в будущем на союзников.
В кино шпионы совершают отчаянно смелые поступки, вроде кражи военных тайн из сейфа посла. В действительности, шпионаж, главным образом, состоит из рутинных мелочей. Большим успехом разведки в Первой мировой войне была организация наблюдения за движением поездов, позволившего союзникам своевременно узнавать о перемещениях немецких войск. Главный штаб хотел знать преимущественно о крупных передвижениях с Восточного фронта на Западный и наоборот, а также о передвижениях вдоль Западного фронта, которые могли быть признаками готовящегося наступления.
