Потом был рукопашный бой. Тренер долго рассказывал об особенностях человеческого тела и философии поединка вообще. Практика на сей раз ограничилась показательным боем с вызвавшимся по желанию и, как стало очевидно, весьма неплохо натренированным курсантом. Впрочем, тренер разделался с соперником быстро и искусно. Ну и, как-то незаметно подобрался обед…
Минут через десять после выхода из столовой отряд приблизился к большому высокому строению, имевшему прямоугольную форму. Маленьких зданий на объекте вообще не было. Это Денис понял давно, еще в течение дня. Судя по всему, эта база была многофункциональной и строилась с расчетом на то, чтобы на ней можно было выполнять самые различные задачи. Вплоть до размещения крупной воинской части или даже соединения. Но это здание было значительно крупнее тех, в которых курсанты сегодня уже побывали. В длину оно имело метров семьдесят — не меньше, в ширину — примерно тридцать пять-сорок. Высота — не меньше пятнадцати метров. Длинные узкие окна высоко над землей. Крыша покрыта все тем же слоем земли с растительностью, впрочем, как и все строения на объекте.
"Помещение N5", — гласила большая надпись, сделанная черной краской у самой крыши.
"Ну да… — иронически отметил про себя Денис. — Они тут явно не преследовали цель разнообразить себе и другим жизнь".
Со стороны, ближней к курсантам, в стене имелись двое огромных ворот, наглухо закрытых. С правого бока, ближе к углу, виднелась обычная дверь, открытая настежь. В нее-то старшины и заводили своих курсантов. Примечательным было то, что в отличие от других помещений на объекте, командиры не только не входили туда первыми, но и вообще не заходили внутрь. Денису даже показалось, что они подчеркнуто даже не смотрят внутрь. Может, такова была инструкция, а может у курсанта начала развиваться паранойя.
"А ведь я, собственно, именно сейчас и узнаю, чем мне придется заниматься, — вдруг понял Денис. — Специальность — это же и есть главное! Остальное, "рукопашка" там всякая и строевая, вся эта лабуда — общая подготовка. Специальность! Вот что по-настоящему важно!"
От волнения у него даже начали трястись руки, спина слегка вспотела.
Старшина, подведя свой отряд к двери, посторонился, пропуская курсантов по одному и провожая каждого взглядом. Денис робко перешагнул порог.
Он, как и все остальные курсанты очутились в огромном светлом зале. Никаких внутренних перегородок или даже закутков не было. Просто — большой аквариум. С высоченного потолка на тонких креплениях свисали серые лампы. Их было так много, что казалось — наступил Новый Год, и веселые хозяева украсили свою квартиру старым испытанным способом: обмотали ватой серебристую мишуру, обмакнули ее в воду и с силой кинули в потолок. И теперь она, прилипшая, красиво свисает вниз, задевая головы гостей.
Однако пустым зал назвать было нельзя. Всюду стены были увешаны досками для письма фломастерами, какими-то диаграммами, схемами. И главное — море карт. Больших и маленьких. Карт мира и отдельных районов разных городов. Большого масштаба и маленького. В дальнем углу висело множество не различимых на таком расстоянии крупного формата фотографий. В другом углу располагался один очень большой плазменный монитор, а по бокам от него — еще четыре поменьше. Невдалеке на столах стояло несколько компьютеров, соединенных проводами с окрашенным в синий цвет электрощитом.
Но внимание курсантов было сосредоточенно на середине зала. Там находилось несколько составленных вместе магнитных досок на высоких подставках. Рядом имелись обычные деревянные столы без встроенной тумбочки. Напротив всего этого хозяйства были наставлены мягкие разноцветные диваны, жесткие стулья. Кое-где на полу просто лежали спортивные маты и какие-то подушки, коих было великое множество. Но особенно много было красных и синих мешков для сидения. Денис видел такие по телевизору, и в магазине, кажется.
"Говорят, удобные…" — отметил про себя он.
В центре всего этого хаоса, прямо на столе, сидел человек и спокойно читал какую-то книгу. Одет он был точно так же, как и остальные курсанты. Отличия было два: во-первых, на его форме не было пришито никаких номеров, а во-вторых, лицо закрывала черная маска.
Человек не обращал на курсантов, сбившихся у входной двери, как стадо овец, ровно никакого внимания. Так продолжалось с полминуты. Наконец, самые смелые начали медленно подходить к центру зала. В конце концов, через пару минут на почтительном расстоянии от читающего мужчины, образовался полукруг курсантов, молча внимательно следивших за них.
— Нет, вы только послушайте… — внезапно задорно засмеялся тот, и стало понятно, что по возрасту он, если не одногодка Денису, то недалеко, как говорится, ушел.
"Может, лет тридцать, от силы — тридцать пять…" — предположил Денис, наблюдая за уже хохочущим мужчиной.
Я — внук Карамзина,
Изрек в исходе года
Мещерский. Вот те на!
Причем же здесь порода?
И в наши времена —
В семье — не без урода!
Прочитав стих, маска вновь засмеялась. Веселье никто не поддержал. Курсанты все также молча смотрели на юмориста. Каждый пытался угадать, что им всем нужно делать. Но, судя по всему, никому в голову не приходили умные идеи. Поэтому все продолжали молча наблюдать за происходящим.
— Кто-нибудь из вас, господа, знает, что за поэт написал эти стихи? — так же неожиданно задала вопрос маска, обводя взглядом присутствующих.
— Минаев, — не то, чтобы неуверенно, а скорее непонимающе ответит кто-то из толпы.
— Точно! — мужчина захлопнул книгу. — Минаев. Откуда знаешь? Читал?
— Ну, немного… — протянул все тот же голос.
— Повезло… — грустно констатировала маска. — А вот я не читал. Как то не встретился мне этот поэт на жизненном пути. А жаль, весьма жаль… Судя по этому отрывку, познакомиться с творчеством стоило…
Он немного помолчал.
— Это — Пикуль. Валентин Пикуль. Обожаю его произведения, — мужчина постучал пальцами по обложке книги у него в руке. — Вот если бы я ее не прочитал, я бы даже не знал, что был такой русский поэт конца девятнадцатого — начала двадцатого века… Но я прочитал, и теперь знаю. Но, с другой стороны, он, — палец указал куда-то в толпу курсантов, — читал самого Минаева. Понимаете? Первоисточник, а не пересказ первоисточника.
Он ловко соскочил со стола и приблизился к курсантам.
— Я — ваш первоисточник. И то, чему вы здесь научитесь, сделал я. От первого до последнего слова. Цените это. У вас есть шанс учиться не по книге автора, а у самого автора. А это, — он указал на соседний стол, на котором стопками были сложены какие-то одинаковые книги, — ваш букварь. Он будет у каждого свой и пронумерованный. Возьмете потом… Его вы должны знать, что называется, "на иголку". Кто знает, что означает это выражение?
— Это у талмудистов такое, евреев то бишь… — смущенно пробасил стоящий рядом с Денисом двадцать первый. — Они Талмуд наизусть зубрят. То есть, не просто наизусть, а так, чтобы иголкой проткнуть страницы, и знать, в какое слово она попала, скажем, странице на пятидесятой…
— Верно, верно… — удивленно покачал головой главный. — Какой грамотный у меня, однако, курс. Надеюсь, будет, чем гордиться! Потому что я вас подбирал. Лично. Ну, не один, конечно… Но решающе слово было за мной.
Макса медленно скользила мимо курсантов, заглядывая каждому прямо в глаза. И Денису тоже. Спокойные, умные, с какой-то едва заметной искоркой.
— Да… — удовлетворенно продолжал он. — Все Вы — разные. Отовсюду. Из Владивостока и Калининграда, Сочи и Мурманска. Москвы и Питера. Мы подбирали вас по одному, человек к человеку… Поверьте, дети мои, я потратил на это много времени. Среди Вас есть военные, ученые, педагоги, чиновники. Но есть одно… То самое, что объединяет вас всех, и меня, кстати, тоже…
Мужчина остановился и развел руки в сторону.
— Все мы, тут собравшиеся — мутанты!
В зале повисло молчание. Курсанты тупо смотрели на оратора, ожидая дальнейших пояснений.
— Да, да, господа… Мы — мутанты. Но мутация наша не опасна, а скорее — интересна и полезна. Она — у нас в головах, в умах. И заключается она, господа, в том, что все мы, являясь по сути своей, гуманитариями, имеем типично инженерный ум. Такое встречается чрезвычайно редко… Инженер, конструктор в девяноста девяти процентах случаев — типичный математик, "точник". Но есть еще такие, как мы. Выпадающие из общих рамок и стандартов. Мы ненавидим физику и математику, нас скучно возиться с абстракциями. И мы начинаем прилагать свой нестандартный ум на окружающую нас действительность. Пытаться создавать новые миры и общественные формации, придумывать социальные теории, собирать и снова разрушать…
"В общем-то, он прав", — подумал Денис, вспоминая пройденный им к этому дню жизненный путь.
