Я всегда о чем-нибудь да думаю. Есть три вещи, которые приближают меня к состоянию «ничегонедуманья», и это только когда я работаю с цифрами, трахаюсь или пью. Все остальное время я могу сравнить свой мозг с хомячком, который бежит себе в колесике, крутит его, при этом сам постоянно оставаясь на месте. Бесплодный, бесконечный бег.
Чад – единственный человек, который знает меня лучше всех, это понимает. Именно поэтому он заботливо присылает мне коробки, полные мультиков и дорогого шоколада, а также открыток с оптимистичными пожеланиями. Он также знает, что никакие цитаты и вкусности не поднимут мой дух, но зато это поднимает настроение ему. Я не возражаю. Мне нравится уминать дорогой шоколад и хихикать над мультиками. Я благодарю его за заботу корзиночками фруктов, составляемыми профессиональными дизайнерами, кремом для тела и поздравительными приглашениями в ресторан. Это самое малое, чем мы можем выразить заботу друг о друге, не имея возможности сделать это лично.
– Тебе оставили посылку. – В дверях своего дома показался Гевин. Должно быть, он дожидался моего прихода с работы, так как дверь открылась сразу, как только я поставила ногу на ступеньку. – Я расписался за тебя. Надеюсь, все нормально.
– Ну разумеется, Гэв. Спасибо. Хочешь ее занести? Мы зашли ко мне. Я сняла плащ, повесила его и сумку на вешалку.
Посылка от Чада была квадратной и маленькой. Поставив ее на кухонный стол, я пошла переодеваться.
Гевин уже начал открывать банки из-под краски, которые я выстроила вдоль стены. Белый без всяких примесей цвет. Ничего потрясающего воображение. Под цвет мебели, приобретенной мною на аукционе, я собиралась купить декоративные профили из красного дерева. Открывая посылку от брата, я поглядывала, как работает Гевин.
– Ну и как музей?
Его передернуло.
– Отстой.
Я больше ничего не стала спрашивать. Развернув коричневую оберточную бумагу, обнаружила коробку. Потрясла ее. Тихо. Тогда я подумала: наверное, журналы. У Чада была слабость складировать таблоиды со сплетнями из жизни знаменитостей, а затем пересылать их мне с комментариями на полях.
Мне на руки легла тетрадь. Тяжелая тетрадь в черно-белой обложке, на которой виднелись царапины и которая была чуть-чуть согнута, но в остальном нормальная такая тетрадь. Я потерла прохладный картон и, глядя на тетрадь, заметила, как она подрагивает, так как руки у меня вдруг затряслись.
«ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПРИНЦЕССЫ-БРОДЯЖКИ
В незапамятные времена жила принцесса-бродяжка. У нее были длинные светлые волнистые волосы и такие голубые глаза, что им завидовало небо. Принцесса жила во дворце со своим любимцем – единорогом, по имени Юник».
Принцесса-бродяжка. Я уже столько лет о ней не думала, что сейчас эта история показалась мне незнакомой.
Гевин вошел на кухню, чтобы освежить горло глотком воды, и увидел меня на стуле с тетрадью на коленях.
– Что получила?
Я подняла тетрадь и показала ему.
– «Принцесса-бродяжка». Это сказка, которую мы сочинили с братом, когда были детьми.
– Вы сочиняли сказки?
Я не была уверена, стоит ли мне обижаться при виде изумления, проступившего на его лице.
– Эту – да.
– Bay. – Он смотрел на меня потрясенно-уважительно. – Круто, мисс Каванаг.
Я провела пальцем по черно-белому узору на обложке.
– Принцесса-бродяжка вместе со своим любимцем единорогом Юником прошла не через одну переделку. К тому же никогда не ждала, чтобы ее спас какой-нибудь принц.
– Крутая телка, да?
Я взглянула на Гевина и увидела одну из его редких ухмылок.
– Это точно.
– Почему вы перестали о ней писать?
Я положила тетрадь на стол.
– Повзрослела.
Гевин подошел к столу, взял тетрадь и пролистал несколько страниц.
– Могу я ее почитать?
– Это не «Маленький принц», но… да. Если хочешь.
Он снова усмехнулся.
– Спасибо. Иногда я тоже пописываю.
– Тогда ты мог бы дать мне почитать что-нибудь из того, что написал, если хочешь, конечно. – Я заглянула в посылку, но не обнаружила ни записки, ни открытки – Чад прислал только тетрадь.
Гевин перелистнул еще несколько страниц.
– Может быть. Эй! Тут картинки!
Он поднял тетрадь, чтобы я могла увидеть портрет бесстрашной принцессы, выполненный цветными карандашами. Рядом с ней был изображен ее верный друг и спутник Юник. В общем-то он был больше похож на мула с каким-то деформированным выростом на голове, чем на единорога. Горло у меня сжалось при виде этих картинок, выполненных детской рукой в далеком прошлом.
– «Принцесса-бродяжка и Мусорный Монстр», – прочитал Гевин, листая страницы. – «Принцесса и Хрустальная башня».
Она выбралась из нее с помощью молотка.
– «Принцесса и Черный рыцарь».
Это уже был конец тетради.
Кошмар, как давно это было. Почти забылось, но не до конца. Я потянулась к книге.
– Думаю, нам лучше вернуться к покраске, Гевин. Все-таки завтра у нас обоих рабочий день: тебе в школу, мне на работу.
Я убрала книгу обратно в конверт, не глядя на Гевина. Я и без того знала, что он слегка ошарашен моей резкостью, может быть, даже почувствовал себя жутко неловко, но я не стала обращать на это внимания. Положив конверт с заключенной в него принцессой в свой стол, я вернулась в столовую.
Позже, оставшись одна и приняв душ, чтобы избавиться от запаха краски, я снова вытащила «Принцессу-бродяжку». Она была бесстрашной, эта светловолосая принцесса с голубыми глазами, которым завидовало небо. Храброй и сильной. Она бежала из Хрустальной башни, победила Мусорного Монстра, побывала в королевстве Радужных людей и освободила их от злой шахматной колдуньи. Она была уверена в себе, всегда полна оптимизма и готова улыбнуться и засмеяться в любую секунду, пока не повстречалась в самом конце с Черным рыцарем, укравшим ее улыбку.
Почему она утратила уверенность и перестала радоваться каждому дню? Почему она стала бояться? Этот вопрос был не так актуален, как другой.
Почему я стала такой?
Когда зазвонил телефон, я осталась сидеть на месте – кино по телевизору и попкорн на коленях показались мне куда заманчивее, а моя мать может поговорить и с автоответчиком.
Но когда включился автоответчик и я услышала мужской голос, попкорн полетел на пол, я вскочила и бросилась к телефону. На секунду у меня мелькнула мысль, что я веду себя в точности как девчонка, что с замиранием сердца ожидает звонка именно того парня. Может, я в самом деле недалеко ушла от той девчонки?
– Алло, – сказала я в трубку, стараясь, чтобы голос звучал как можно небрежнее и не выдал моего волнения.
Прошла неделя с того дня, когда я объявилась на пороге дома Дэна, имея из одежды лишь плащ и белье. Неделя с того момента, когда я ушла, пока он спал. Он не звонил. Я тоже, хотя несколько раз набирала номер его телефона и бросала трубку – вела себя ну в точности как школьница.
