ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
SHILL BIDDING[4]
Поспать мне, конечно, не дали. Только-только я погрузилась в сладкие грезы, в которых мне вручали «Оскар» за лучший сценарий, только-только закончила принимать поздравления и букеты, позируя для папарацци рядом с собственным портретом кисти Чурилина, который критики единогласно объявили «новой Джокондой», как в интимное пространство моего сна бесцеремонно влез до омерзения противный голос, сообщивший, что так можно продрыхнуть весь отпуск, и совершенно однозначно давший зычную команду: «Подъем!»
– Отстань, – попросила я не в меру ретивого Ильдара. – Я недавно легла.
– Ничего себе, недавно! – услышала я рядом возмущенную Юльку. – Даже я уже встала!
Тут я сообразила, что, заваливаясь спать, даже не удосужилась уточнить, явилось ли в постель олигархическое чадо.
– Ты что, тоже до утра шлялась? – строго спросил Ильдар гулящую дочь.
– Сам шлялся, – парировала наследница. – А мы с Дашкой сначала выспались, потом встали и пошли на берег рассвет встречать и плавать в океане. Потом снова легли, потому что устали. А потом меня мама разбудила на завтрак.
Врала Юлька хорошо, искренне.
– Вставай, Дашка, – толкнула меня Юлька. – Пойдем в бар кофе пить, уже все собрались.
– Никакого бара, – наставительно сообщил глава семьи. – Катер ждет. Нам на яхту пора.
Пришлось встать. Удивительно, но чувствовала я себя отдохнувшей и выспавшейся. Зеркало вполне подтвердило мои ощущения: хороша, черт меня возьми! Чуточку румян на скулы, чтобы лицо заиграло, и водоотталкивающую тушь – припушить ресницы.
– Сколько мы на яхте пробудем? – поинтересовалась я у Ильдара. – Час? Два? – Надо же было сориентироваться, когда я снова увижу Антона.
Условия-то голливудского контракта мы вчера не обсудили. И хорошо. Есть повод увидеться. Влюбленный мужчина, стремящийся завоевать сердце девушки, куда как более щедр и уступчив.
Мое сердечко екнуло и затрепетало. Я вспомнила внимательные глаза Антона, зеленые, с горячими коричневыми крапинками, его худые тонкие пальцы. Я на мужские пальцы всегда обращаю внимание. Именно по рукам можно с точностью понять, что за человек перед тобой. Ну, в смысле, сноб, или жлоб, или рубаха-парень, или зануда несусветная. У Антона руки оказались что надо. Как у музыканта. Или артиста. Породистые, с длинными пальцами, жилистые и подвижные. Такие руки бывают очень ласковыми. И очень умелыми. Они обращаются с женским телом, как с драгоценной скрипкой, извлекая из него просто чудесные звуки!
У Паши Чурилина, кстати, руки тоже были что надо. Но он – художник, ему сам Бог велел. А потом, где Паша и где Антон! Если бы они сейчас были вместе рядом, мне пришлось бы нелегко, потому что потребовалось бы выбирать, а так.
– Ты куда-то спешишь? – удивился Ильдар. – Если яхта понравится, мы хотели на ней сразу на острова рвануть. Тут такая услуга есть – робинзонада. Высаживаешься на необитаемый остров и живешь в первобытных условиях, как Робинзон. Сам очаг разводишь, пищу готовишь.
– Рыбу ловишь, тигра заваливаешь, – продолжила Юлька.
От подобной перспективы я пришла в ужас. Вот чего-чего, а экстремального отдыха мне никак не хотелось. Тем более с острова, верно, не так просто вернуться обратно, только вместе со всеми. А Антон? А наше начавшееся зарождаться чувство? Всякий знает: любовь как бабочка. Чуть шевельнешься не в ту сторону, улетит – и поминай как звали. И что, отдых насмарку? А блокбастер про Арктиду? Нет уж, извините, личным будущим я рисковать не намерена.
– Ильдар, – медовым голосом заюлила я. – А давай яхту быстренько купим, и я на том же катере обратно вернусь. Мне не до экстрима. Я на массаж схожу, в СПА-центр запишусь. Мне ж не только отдохнуть, но и здоровье поправить надо. А вы уж на острова сами.
– Как это – сами? – растерялась Галка. – Мы же семьей хотели! А в СПА-центре я нам всем абонемент взяла на десять дней, послезавтра начнем. И массаж уже всем купила, да не простой, а какой-то самый крутой, философский.
– Какой?
– Так сказали, основанный на принципах древней философии аюрведы. И кучу разных других процедур. А сегодня и завтра у нас острова. Быть на Мальдивах и не поплавать вдоль кораллового рифа – это преступление! У нашего Reethi Rah площадь сорок четыре гектара, а тот, что мы для пикника заказали, всего гектар. Прикинь? Такой коралловый малютка. Хорошенький, зелененький, головка такая кудрявая!
– У кого головка? – оторопела я.
– У острова!
– Точно, Дашка, – поддержала Юлька, – я на фотке видела. У него пальмы прямо на макушке растут, как ирокез. А все остальное – лысое.
– Ничего не лысое, – обиделась за остров Галка. – Там просто очень белый песок, потому так кажется. Красота, Даш. Вроде необитаемый остров, а все удобства. И горячая вода, и туалет, и душ. Мы и гостей уже пригласили, они прямо на остров приплывут.
– Каких гостей? – быстро спросила Юлька. – Опять одних старперов?
– Юлдуз! – прикрикнул отец. – Что за жаргон?
– Не жаргон, а называние вещей своими именами, – безмятежно отозвалось чадо.
Что-то в Юлькином заявлении меня смутило, может, слово «называние»? Я немного поразмышляла, есть ли такое в русском языке, но поправлять племяшку не стала: родители рядом, пусть и воспитывают.
– Юляша, не расстраивайся, – успокоила Галка. – Все с детьми будут. И Миша, и Гарик, и Гуля приедут.
– Сплошной детский сад, – вздохнула я. – Мне-то там что делать?
– Дашка, не переживай, – утешил Ильдар. – О тебе мы тоже позаботились. Леня с Сержем, ну Роцкин с Абрамовым, уже копытами сучат, так мечтают с тобой познакомиться. Я ж им такое про тебя рассказал, что ты для них теперь круче английской королевы! И Керим обещал клевого гостя нам представить – кинопродюсера знаменитого. Вроде тоже неженат.
– Фамилия как? – затрепетала я.
– Не спросил. Но он со всеми голливудскими звездами на короткой ноге, так что скучать не придется. Да ты его знаешь, эту мутотень фантастическую, которая миллиард в прокате собрала, ставил.
– Да Дашка с ним уже познакомилась! – оповестила Юлька. – Антон Боков. Она с ним до утра и шарилась. Теперь проснуться не может.
Вот так и палятся неумные люди. Ильдар с Галкой уставились в четыре глаза сначала на меня, потом на дочь.
– Так это вы с ним рассвет встречали? – подозрительно спросила сестра.
– Ну да, – зевнула я. – В океане познакомились, во время заплыва.
За спиной я показала Юльке недвусмысленный кулак.
– Он так клево плавает, – доверчиво сообщила родителям юная врушка, – мы за ним еле угнались! Просто как акула!
– Вот на острове заплыв и устроите, – улыбнулась довольная сестрица. – Пошли?
* * *
Выйдя из номера, я сразу поняла, что остаток всей своей жизни я хочу провести именно тут.
То, что под ночными фонарями казалось просто красивым, при свете дня оказалось прекрасным. Ладно, ночью темно, но почему же я утром этого всего не разглядела? Хотя. Конечно, я была целиком поглощена вспыхнувшим во мне чувством и просто не обратила внимания на окружающую обстановку. А зря!
С огромной террасы открывался невообразимо живописный вид. Почти у ног голубел чистейший бассейн, в прозрачную воду которого входили два белых языка: на одном – журнальный столик в окружении мягких кресел, на втором – овальная ванна с гидромассажными штуками и широкое ложе, обитое тончайшей белой кожей, с кожаными же разноцветными подушками, разбросанными по данному сексодрому, видимо, для красоты.
Вокруг чаши бассейна, обложенной красивым натуральным камнем, расположились уютные диванчики, типа «где из вода вылез, там и прилег». На искусственном островке в центре голубой лагуны изысканно кривилась цветущая магнолия. Ночью именно ее я приняла за бонсай-переросток. Вокруг воды курчавились уже знакомые мне лопухи в кадках и остролистые молоденькие пальмочки. По всему периметру, доступному глазу, за исключением, конечно, открытой океанской стороны, высились пальмы-великаны, перекрывавшие кружевом листвы синее небо. Цветущие белым магнолии и всеми оттенками розового олеандры, пышные и вальяжные, едва доходили пальмам до колен.
Где-то подобную роскошь я видела. То ли в какой-то рекламе про соки, то ли в кино про Тарзана. Честно говоря, рекламные видеокартинки были столь прекрасны, что в реальность их существования я не очень-то верила. Действительность же оказалась намного роскошнее. Заглатывая глазами всю эту красоту, не успевая переваривать цвет, свет, запахи и звуки, я восторженно хлопала ресницами, не в силах вымолвить ни слова.
Прямо под террасой начинался океан. Белый песок, словно тут опорожнили несколько составов с мукой, или, еще хлеще, завезли из зимнего Куршевеля требуемое количество чистейшего альпийского снега, бликовал и посверкивал идеально зализанной поверхностью. Береговая отмель, видимо, именно из-за белизны песка, казалась почти бесцветной, с едва заметным голубоватым оттенком. Но чем дальше в океан, тем гуще и насыщенней становился тон воды: светло-голубая, как чистый топаз, она наливалась глубокой синью, превращаясь в глубокий таинственный сапфир, потом разливалась густой бирюзой, и, наконец, далеко, почти у горизонта, снова светлела, преображаясь в бескрайнее серебряное зеркало.
